Путь Базилио

Харитонов Михаил Юрьевич

— Громче! Ничего не слышу! О-ох! — из-за шторки донёсся стон. Капибара была вынуждена передвинуть аппарат к самой шторке.

— Возьми кнут и бей эту шлюху по сиськам, пока она не сомлеет, приказал мучитель услужающему педобиру. Тот размахнулся, арапник страшно свистнул в воздухе. Первый удар пришёлся по набухшим передним сосцам. Пленница дико закричала, поперёк вымени вспухла сине-багровая полоса…

— Анфиска, вон! — донёсся из-за шторки замученный голос повелительницы.

Водосвинка вылетела из комнаты вперёд копытами, не помня себя. У двери она споткнулась и с тихим писком вырубилась: изматывающее напряжение последего часа дало, наконец, о себе знать.

Пришла

она в себя в соседней комнате, на жёстком матрасике. Маленький бэтмен массировал ей голову, то и дело задевая локотком рыльце. В воздухе висел запах конского пота и свежезаваренного молочного улуна.

— Всё нормально? — спросила водосвинку пожилая поняша в шёлковой балаклаве. Рядом с ней лежала другая пони, в виссоне, и жевала бриошь, время от времени меланхолично отхлёбывая из стеклянного корытца какой-то отвар — видимо, тот самый молочный улун.

— Д-да, Г-г-госпожжжжжа, — Анфиску затрясло крупной дрожью. Оказавшись рядом со своей настоящей хозяйкой, она внезапно восчувствовала, сколько раз за время дежурства она изменяла ей в мыслях и как отдалилась от неё. Всё это было по её же приказу, но инстинкты заняшенной челядинки кричали о её вине.

— Ну-ну-ну, тихо-тихо, — поняша коснулась челядинки носом и запела няшущую майсу: — Всё хорошо, всё кончилось, ты у меня умница, ты меня порадовала…

Капибара честно вытращилась на хозяйку, пытаясь помочь и ей, и себе. Ей больше всего хотелось поскорее вернуться обратно, в блаженство уютной покорности, в котором она провела почти всю свою недолгую жизнь. Но что-то мешало, упиралось, не давало душе полностью раствориться в няшущей теплоте — то ли остатки зелья, то ли чужие грации из-за шторы.

Хозяйка это почувствовала.

— Сними, — приказала она бэтмену. Тот взвился в воздух и двумя ловкими движениями стянул шёлк с головы.

Челядинка с благодарностью потянулась к лицу хозяйки. Её толстая нижняя губа блаженно отвисла, обнажая подпиленные резцы.

— Ты моя поросятка милая хорошая, ты меня ждала-ждала-искала, ну вот и я, пришла, тебя защитила, ты моя-моя мояшечка, — пела хозяйка, осторожно дотрагиваясь губами до тела Анфисы. — Или ко мне, иди, ты у меня будешь добрая, послушная…

Капибара вспотела от нежности, ощущая, как душа стягивается сладким комочком. Даже мерзкий вкус крови гозмана на языке на мгновение показался ей сахарно-травяным, звонко-малиновым. Она слепо ткнулась рыльцем в упругий бок своей подлинной обладательницы, сердечко её вспыхнуло и упало — вверх, внутрь… и, наконец, ощутила, что прощена и принята обратно.

Через пару секунд водосквинка уже спала, разметавшись на полу и блаженно похрюкивая. Между толстеньких задних ножек блестела крохотная лужица, напущенная в припадке блаженства.

— Эта дурында всё-таки поставила ей про вымя, — с досадой сказала старшая пуся. — Теперь будет как вчера. Ох.

— Джемма, да забей ты эту зассыху, — предложила вторая, встряхивая гривкой.

— Мирра, дорогая, съешь ещё этих мягких французских булок, да выпей же чаю, — старшая посмотрела на подругу как на маленькую.

Мирра Ловицкая обиженно захрустела булкой, понимая, что неправа. Но ей ужасно хотелось сорвать зло хоть на ком-нибудь, хоть бы и на безропотной челядинке.

— Анфиска, пошла кормиться, — распорядилась Джемма, толкнув водосвинку копытом. Та поплелась вон, жалобно попискивая.

— Ладно, — буркнула Мирра. — Что делать-то будем?

В стене захрипела голосовая труба. Это была Верховная. Судя по голосу, она уже достаточно распалилась.

— Джемма! — закричала она. — Мне сюда… кого-нибудь… быстро!

— Сейчас, госпожа, сейчас, — торопливо ответила Джемма. — Ну вот, началось, — отвернулась она к подруге. — У нас осталось ещё два жеребца, овцебык и антилоп. Все — отличные самцы, каждого сама пробовала. Могут и справиться.

— Кто поустойчивее? — Ловицкая приподняла голову.

— Овцебык, наверное, он совсем тупой. Но сначала попробуем антилопа, он самый быстрый, — Джемма вытянула шею к другой переговорной трубе и сказала туда несколько слов.

— Что теперь? — поинтересовалась Мирра, расправляясь с очередной бриошью.

— Ждать и надеяться, что ж ещё. Может, он успеет. Прежде чем она наговорит лишнего. В противном случае, — она сделала умное лицо, — мы получим ещё один облом. И, скорее всего, ещё один труп. Ну или дефолтника с горелыми мозгами.

— Сколько ещё осталось? — поинтересовалась Ловицкая.

— Не знаю, — Джемма хлестнула хвостом по крупу. — Это же гон.

Ловицкая не ответила, думая о том, до чего же это некстати. А ведь всё начиналось просто збс. Да что там — зыкенски.

В принципе, время очередного визита перед ясны очи Верховной Обаятельницы так и так подходило. На сей раз в активе у Ловицкой было несколько заметных достижений. Прежде всего, конечно, окончательной решение энергетической проблемы. Несмотря на нестабильность тесла-зацепления, Кавай полностью обеспечивал себя электричеством. Гермиона при поддержке матери продавила решение о строительстве подстанции с мембранными пневмобатареями (Мирра понятия не имела, что это такое и как оно работает, хотя добросовестная Гермиона подготовила для неё всю документацию). Это позволило стабилизировать промышленную сеть и запустить ряд производств непрерывного цикла, особенно в области малой металлургии. Недавно вступил в эксплуатацию завод по производству трансформаторной проволоки. Каковой был спроектирован и построен командой молодых кавайских инженерок и проектировщиц, курируемых всё той же Гермионой. Для Ловицкой это означало, что пора просить деньги на инженерное училище.

Другим промышленным достижением можно было считать начало производства шерстяных тканей со скруткой выше ста пятидесяти (что означает это число, Ловицкая не знала и не хотела, но на всякий случай запомнила), а также очередные сельскохозяйственные успехи. О последних Мирра имела самое общее предсталение, хотя добросовестно зазубрила все цифры и названия — опять-таки на всякий случай.

Помимо всей этой важной, но крайне скучной производственной прозы, у Мирры Ловицкой имелись и иные достижения. Например, ей удалось нейтрализовать партию пожилых двухсоток, тусовавшихся вокруг да около Склизки Дерри-Пасхи. Сама старуха, после нескольких попыток войти в Пусси-Раут со своими двумястами пятьюдесятью грациями, давно оставила большую политику, предпочтя алкоголь, блядство и гостиничный бизнес. Но её приспешницы не оставляли надежд на перехват влияния в Кавае. Это категорически не устраивало как саму Ловицкую, так и Верховную: та считала клевреток Склизки обиженками и невменозницами, конструктивный диалог с которыми требует слишком много сил и обаяния. То есть, понятное дело, ураганные четыреста граций, исходящие от Мимими Второй, сдули бы любую фронду, как пух с одуванчика — но только при личном контакте. У Верховной же было достаточно проблем в Понивилле, чтобы тратить себя ещё и на Кавай с его провинциальными склоками и интригами. Так или иначе, Ловицкой удалось-таки развести самых дерзких и опасных засклизок, прежде всего Псюшу Сучак и Сару Барабу. Остальное было делом техники — в хорошем смысле этого слова.