Путь к счастью
Шрифт:
Мария Ивановна понимающе улыбалась и наливала в большой расписной бокал индийского чаю, того, что со слоном на коробке. Его она заваривала только в воскресные и праздничные дни. Дядя Саша ей в ответ блаженно улыбался, шумно отхлебывал чай и, положив на её руку свою, замечал:
– Погодка-то как раз под праздник навострилась.
– Да, погодка неплохая, – отвечала она и приветливо глядела на него.
– Да и мы вроде не хуже, – говорил дядя Саша и гладил своей тощей шершавой рукой её мягкое припухшее запястье.
– Что ж, мы тоже не лыком шиты.
– Уж такими мы уродились, – смущенно двигая свою половинку конфеты поближе к женщине, замечал дядя Саша.
– Да, такими уродились, что ни в сказке сказать и никакими перьями
Как в голове уборщицы совмещались престольные и советские праздники, неизвестно, но вождь пролетарской революции был ею не менее уважаем, чем святые угодники. Поскольку Мария Ивановна была женщина чистоплотная и трудолюбивая, то работала на поприще уборки дома культуры с огоньком. И, конечно, особым её вниманием пользовался памятник Владимиру Ильичу. Не проходило и пары месяцев, чтобы она не помыла его с головы до ног. Для этого у неё были специальные розовые и голубые тряпочки, вырезанные ею из собственных ношеных байковых панталон. Она нисколько не стеснялась этого и на любопытствующие вопросы отвечала, что лучшей ветоши для протирки не найти. И действительно, после её обработки голова и другие части товарища Ульянова блестели, как новые.
А ещё у неё был один секрет: Мария Ивановна не уважала химические моющие средства и для вождя берегла туалетное мыло «Красная Москва». Она растворяла небольшой кусочек в банном тазике, тряпочкой взбивала пену и протирала кумира.
Когда мы с Петюхой проходили мимо памятника, она как раз, стоя на складной лесенке, мыла его душистым раствором. Начинала всегда с тыла. Потерев спину Ленина, специальной щёткой с длинной, как у швабры, ручкой, приступала к тому месту, что пониже спины. Затем спускалась с лесенки и мыла вождю ноги. Потом переходила к мытью фасадной стороны скульптуры. Вначале она осторожно собирала с лысины Ленина приклеившиеся пыльные ворсинки, потом переходила ко лбу.
На этот раз, любовно протирая кумиру лицо, она заметила темное пятнышко в самой глубине носа. Ей показалось, что в ноздре вождя нашла убежище мушка или тополиная моль. Уборщица достала из кармана гвоздик, который давно приспособила специально для таких случаев. С острой стороны он был аккуратно обвернут ваткой. Припевая: «Ленин – всегда живой, ля-ля-ля, всегда со мной», – она поглубже залезла в правую носовую дырочку и с усердием поковырялась. Ничего там не обнаружив, перенесла гвоздь в левую. На всякий случай поскоблила в ушах, у рта, пытаясь навести надлежащий шик и блеск в этих сложных местечках.
Я поздоровалась с Марией Ивановной. Она оперлась на плечо Ленина, обернулась и, оглядев нас простодушным взглядом, произнесла:
– Доброго здоровьица и вам, – пробормотав себе под нос ещё что-то, вновь принялась ретиво намывать вождя.
Глава 4. Не всяк весел, кто поёт
Пожелать хочу тебе никогда не унывать.
Красны праздники всегда очень весело встречать.
Эх, топни ногой, да притопни другой,
Песню весело запой, культработник дорогой!
Мы вошли в большую комнату с высоченным потолком, где стояло несколько старинных книжных шкафов орехового дерева, забитых альбомами живописи, разновеликими календарями, пачками наборов открыток, книжек с достопримечательностями СССР и стран социалистического лагеря и ещё множеством того, что не поддаётся описанию. Перед всем этим огромным печатным хозяйством находилась масса небольших бюстов советских писателей, поэтов, композиторов и выдающихся деятелей партии и народного хозяйства.
Среди штампованных бюстов распласталась в предсмертной позе фарфоровая балерина, застывшая в финальной сцене хореографической миниатюры «Умирающий лебедь». Белый фарфор балерины в некоторых местах изящно был тронут сусальным золотом. В следующем шкафу была полка с глиняными свистульками, расписными бабами, рогатыми олешками с золотыми копытцами, словом, присутствовали игрушки большинства российских народных промыслов. Среди этого богатства были и ракушки, привезённые с моря, и засушенные полевые цветы, и коричневая жестяная банка из-под растворимого индийского кофе, в которой хранились кнопки, скрепки и полустёртые ластики.
Те полки, где находились рукописные материалы, имевшие не совсем опрятный вид, были задекорированы красными вымпелами с надписями: «Ударник коммунистического труда» и «За высокие показатели в социалистическом соревновании».
Предметы, стоявшие на шкафах, были ещё живописнее. Бросалась в глаза изысканная доска красного дерева. На ней было изображено зубчатое колесо, напоминающее шестерёнку. Внутри него красовался серп и молот. Чуть поодаль покоились каски шахтёра, метростроевца и макет скафандра космонавта. Рядом лежали циклопического размера гаечный ключ, чьей-то могучей рукой согнутый почти пополам, алюминиевая наковальня с медным молотом, сноп прошлогодней не то пшеницы, не то ржи, перевязанный выгоревшей лентой, модель трактора с отломанной фарой и т. д.
У громадного окна за большим дубовым столом в широком резном кресле сидела заведующая культурно-массовым отделом Аврора Марковна Рудницкая. За её спиной был плакат, нарисованный с фотографии военных лет. На нем мальчик лет двенадцати, стоя на деревянном ящике, трудился на фрезерном станке, изготовляя какую-то военную деталь. Внизу плаката алела надпись: «Все для фронта! Все для Победы!» Под плакатом, приколотый кнопкой, висел выцветший от солнца лист бумаги. На нём размашистым почерком хозяйки кабинета красным карандашом было написано:
…Если я гореть не буду,и если ты гореть не будешь,и если мы гореть не будем,так кто же здесь развеет тьму?Увидев меня, Рудницкая поднялась и, широко улыбаясь, шагнула навстречу. Её узкие плечи были покрыты красно-зеленым павлопосадским платком. Тонкую длинную шею плотно держал высокий ворот чёрной шерстяной водолазки. Серебряные волосы с лёгким сиреневатым отливом были подстрижены под горшок и лежали волосок к волоску. На смуглом лице блестели тёмные глаза, взгляд которых был внимателен и приветлив. Худые, слегка кривоватые, чуть пружинящие при каждом шаге, по-видимому, больные ноги обуты в красные байковые тапочки. Подойдя, она обняла меня как самого дорого друга и усадила напротив своего стола за маленький журнальный столик на трёх ножках. На столике стояла витиеватая конфетница, доверху наполненная карамелью. Место это предназначалось для человека, который на эту минуту занимал мысли Рудницкой и, следовательно, в данный момент был самым важным для неё.
Аврора Марковна была женщиной особенной и, я бы сказала, уникальной. Из любого, даже очень незначительного, события она могла сотворить праздник. А ещё она отличалась любвеобильным характером. Её широкая натура щедро расточала любовь и взамен ничего не требовала. Так светит солнце, всем людям без исключения посылая столько лучей, сколько они смогут взять.
Она имела натуру стремительную, как горная лавина, и неукротимую, как торнадо. Не было проблемы, с которой она не справилась бы. К примеру, могла организовать бесплатный самолетный спецрейс для поездки учащихся на Кавказ, а точнее, на Малую Землю, чтобы поклониться подвигу генерального секретаря Коммунистической партии дорого товарища Леонида Ильича Брежнева.