Путь в Обитель Бога
Шрифт:
Где-то здесь же пасли свои человечьи стада бормотуны, без устали пополняя их за счёт неосторожных путников, поэтому люди старались без особой надобности в Бродяжий лес не заходить, несмотря на всё его изобилие.
Где-то здесь же, под водой тихих омутов, спали на дне озёр и речушек первые выведенные ибогалами в Новом Мире русалки. Маленькие жабры, расположенные за ушами и почти незаметные, могли обеспечивать их тела кислородом только в состоянии полного покоя. Словно живые сейсмографы, русалки улавливали кожей малейшие колебания почвы далеко от своего подводного логова, умея выделить среди
Где-то здесь же нежились в дуплах огромных деревьев их сёстры-дриады, наделённые своими создателями неземной красотой и невероятной сексуальной привлекательностью. Где-то здесь же бродили и первые лесовики — мастера подражания всевозможным звукам, крикам животных, человеческим голосам и бесплотному эху. Они могли шутя обмануть членов неосторожно разделившейся группы, увести их ещё дальше друг от друга, закружить в дебрях и навести на русалок и дриад. Одинокий охотник доверчиво шёл на брачные крики мнимых додхарских оленей, в надежде разжиться мясом, а выходил на берег озера, где на камне сидела сказочно красивая девушка с мокрыми волосами. Нет, у таких девушек никогда не бывало рыбьих хвостов. Зато всё остальное было в полном порядке.
Ежечасно поедаемая многочисленными животными растительность Бродяжьего леса воспроизводилась с соответствующей скоростью. Здесь постоянно что-то плодоносило, расцветало, увядало, роняло съедобные почки и орехи с высоты второго и третьего яруса… А внизу бродили люди, потерявшие разум и человеческий облик, но с пробудившимися первобытными инстинктами. Они тупо жрали почки и орехи, умели мастерски прятаться от врагов и любого встречного, казавшегося им подозрительным. Сверху, с ветвей, за ними следили бормотуны — ждали.
Ждали, пока в их голове не раздастся хорошо знакомый приказ-сигнал, что пора вывести стадо на окраину леса. Хозяева пришли — пришли хозяева! Сейчас они произведут очередной отбор первичного материала для производства разнообразной домашней скотины…
Я как-то спросил Генку, почему ибогалы не занимаются простым клонированием того, что им нужно, раз они такие мастера. Ну, просто взять изменённую яйцеклетку, или что там берут, и… Он ответил, что наших учёных это сперва тоже удивляло, пока они не поняли, что для ибогалов на их уровне развития выращивание зародышей с нуля невыгодно. И вообще, оно скорее эффектно, чем практично. Гораздо проще создать биоробота из готового существа, попутно настраивая как нужно. В человеческом организме большая часть клеток обновляется сама по себе, а особо несговорчивые клетки можно заставить это делать. Изменив генетический код невзрачного хлюпика, ибогалы через три — четыре года имеют громилу вроде Бобела, и всё это без каких-либо затрат, кроме затрат на питание. А ибогальские галеты наверняка очень дёшевы в производстве. С кентаврами дело обстоит несколько иначе, но…
Короче, Ждан мне в тот раз всё хорошо объяснил. Но лучше бы я его не спрашивал, клянусь Проникновением.
Тотигай ворожбе бормотунов подвержен не был, Бобел, после ибогальской обработки — тоже, а я был подвержен лишь частично. Оставался один Генка, за которым мы втроём надеялись как-нибудь уследить, поэтому и забраться в Бродяжий лес намеревались глубоко. У нас имелось своё излюбленное место рядом с
Бобел шёл впереди, иногда взмахивая одним из своих мечей для того, чтобы обрубить свисавшие сверху лианы и проросшие снизу побеги, успевшие обжить тропу с последнего визита толстолоба. Иногда его сменял я. Тотигай вёл разведку впереди, и мы часто устраивали короткие стоянки, давая отдых его больной лапе — бегать-то ему приходилось больше всех. Когда уже почти пришли, он вдруг насторожился и сказал:
— Мне лучше сходить в обход и глянуть следы на другой тропе. Кажется, на нашей стоянке кто-то есть.
— Ты уверен? — спросил я. Мне тоже не давало покоя смутное чувство опасности, появившееся не так давно, однако державшееся стойко.
Тотигай покрутил головой:
— Нет. Будь я уверен, так сразу и сказал бы. Ничего не чую, но у меня ощущение нехорошее. Проклятье! Хоть бы слабенький ветерок с той стороны…
На стоянку можно было попасть с ещё одной тропы, проходящей неподалёку от неё. Но сделать это мог лишь тот, кто свернул наугад и наткнулся на скалы случайно. Или, напротив, тот, кто очень хорошо знал, где они находятся.
— Ты себе лапу окончательно собьёшь в этих зарослях, — возразил я. — Тьма всякой гадости почует запах свежих ссадин и обязательно к ним присосётся. Давай мы как-нибудь отсюда пойдём — аккуратненько…
— Как можно идти аккуратненько такой толпой? — сварливо проворчал Тотигай. — Один Генка топает как целое стадо толстолобов! Можно подумать, у него не две ноги, а сорок.
— Я ещё к новым ботинкам не привык! — попытался вполголоса оправдаться Ждан.
— Будешь так шуметь — и не успеешь привыкнуть, — сказал Бобел. — Сожрут тебя вместе с ними, вот что.
— Блин, Бобел, они мне больше на два размера!
— Тому, кто всадит в тебя пулю и заберёт ботинки себе, они придутся впору, — успокоил его я. — Так обычно и бывает. Поэтому ты останешься здесь, а Бобел тебя покараулит. Бобел, если появится бормотун, подпусти его поближе…
— Понял, — сказал Бобел, снимая рюкзак и любовно поглаживая колчан с дротиками. Очевидно, мысль использовать Генку в качестве наживки на бормотуна ему понравилась.
Ждан горестно махнул шашкой, расчищая себе место под деревом, и с размаху уселся на землю, привалившись к стволу спиной.
Бобел посмотрел на него осуждающе.
— У тебя что, задница бронированная? — поинтересовался он. — Посмотрел бы сперва, не прячется ли там кто подо мхом.
— Да не было там никого!
Бобел пожал плечами:
— Теперь-то ясно, что не было.
Я тоже снял рюкзак. Опыт научил меня доверять интуиции Тотигая. Как и своей собственной. Когда слишком долго живёшь в мире, где каждая ошибка может стоить увечий или смерти, понятие «перестраховка» перестаёт для тебя существовать. Лучше пять минут побыть перестраховщиком, чем стать трупом за те же самые пять минут.