Путешественница. Книга 2. В плену стихий
Шрифт:
– Представляю… Я знаю, Джейми, – поправилась я, думая о Фрэнке.
– Да… я тоже думал, что знаешь.
Он тронул мои волосы.
– А через время опять стать человеком. Опять делать все что хочешь, говорить что думаешь, не обращая внимания, заденет это кого-то или нет.
– Опять искренне признаваться в любви…
– Да. Опять.
Невольно я нашла его плечо во мраке ночи и умостилась там, уткнувшись носом в сильное тело Джейми.
– Знаешь, мне так долго приходилось быть кем-то, выдавать себя за другого… – Я услышала хруст накрахмаленной сорочки. – Быть дядюшкой Джейми
Он гладил мои волосы, наслаждаясь тем, как они струятся под рукой. Потом едва слышно проговорил:
– А сейчас, в этой комнате, в этой тьме, когда ты со мной… я безымянный.
Я подняла голову с его плеча, ловя губами его губы.
– Люблю тебя.
Джейми не нуждался в заверениях в моей искренности.
Глава 38
Встреча с адвокатом
Разумеется, микробы восемнадцатого века спасовали перед новейшими антибиотиками двадцатого века. Они убрались восвояси, забрав с собой горячку. А если говорить серьезно, в течение суток лихорадка прекратилась, а рана больше не была воспаленной, разве слегка красноватой, да оставалось немного гноя.
Спустя четыре дня можно было смело накладывать повязку, пропитанную мазью, и ждать окончательного выздоровления. Проделав эту нехитрую операцию, я отправилась наверх, к себе. Все: Эуоны, Джанет, слуги – интересовались состоянием здоровья Джейми, заходили в комнату осведомиться о нем, поглядеть, поговорить, спрашивали, не нужно ли мне чем-нибудь помочь, – словом, все участвовали в его судьбе. Все, кроме Дженни. Она, полноправная хозяйка Лаллиброха, игнорировала происходившее, но в то же время прекрасно знала, чем мы там занимаемся, как будто незримо наблюдала за моими действиями. Например, когда я вошла к себе, обнаружила кувшин с горячей водой возле умывальника и мыло, хотя никому не говорила, куда и зачем иду.
Кусок мыла был свежим, приготовленным специально для меня. Душистое мыло, издававшее приятный запах ландыша, мыло из самой Франции, в то время как все лаллиброхцы пользовались мылом из жира и щелочи! Несомненно, это был намек: я была почетной гостьей, но не членом большой семьи.
– Что ж, посмотрим, как оно будет дальше, – сказала я сама себе.
Пока я занималась своим туалетом – на это ушло не более получаса, – кто-то приехал в усадьбу, потому что снизу раздавался шум. С лестницы я увидела детишек, бегавших от передней к кухне, и гостей, незнакомых мне. Они были наслышаны обо мне либо просто хотели знать, кто я, но в любом случае смотрели на меня с интересом.
В гостиной тоже многое изменилось. Койка, на которой лежал Джейми во время болезни, была спрятана, а сам Джейми был выбрит и наряжен в новую рубашку. Он лежал под одеялом на диване, а его окружало четверо или пятеро детей. Из «взрослых» были Джанет, младший Эуон и еще какой-то парень, широко улыбнувшийся мне. Я догадалась, что
– Ура, она пришла! – Джейми обратил общее внимание на меня. Кто-то глядел удивленно, но приветливо и вежливо, а кто-то был крайне рад и не сдерживал своих чувств. – Это младший Джейми, помнишь такого? – Старший Джейми указал на высокого кудрявого темноволосого парня, державшего сверток с возившимся в нем младенцем.
– Я помню эти кудри… и все, больше от того мальчика ничего не осталось, – улыбнулась я.
Джейми-младший заулыбался. Мне пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть его.
– Тетя, я помню тебя. – Его голос был подобен выдержанному элю – такой же бархатистый и мягкий. – «Десять поросят», ты играла со мной, а я лежал у тебя на коленях. Десять поросят – десять пальчиков на ножках… – напомнил он.
– Да… может быть, – неуверенно согласилась я. Сейчас это казалось фантастикой. Тот мальчонка и этот рослый молодец…
Некоторые меняются только к сорока годам и выглядят одинаково и в двадцать, и в тридцать, и в сорок. Но четыре года и двадцать четыре – ощутимая разница для всех людей без исключения.
– Хочешь поиграть с Бенджамином? Уверен, что у тебя получится так же хорошо, как и тогда. – Младший Джейми отдал мне сверток.
Этот младенец был похож на других: такая же мордочка с пумпочкой-носиком, такой же ошарашенный вид и размытый взгляд. Бенджамин не особо протестовал против перемещения на мои руки, по крайней мере, он молчал, а после принялся сосать палец, заняв себя этим.
Кое-кто из присутствующих не скрывал удивления, как, например, мальчик со светлыми волосами. Сидя на колене Джейми, он спросил у него громким шепотом:
– Дядя, а кто эта женщина?
– Твоя двоюродная тетушка. – Джейми был серьезен. – Тебе ведь рассказывали о ней?
– Конечно, – с готовностью согласился он. – Ей столько, сколько бабушке?
– Да, и даже больше, – стращал Джейми племянника.
Тот уставился на меня, а что-то сообразив, уточнил:
– Ты опять шутишь? У нее даже нет седых волос! И морщин тоже! Какая же она старая? Скажешь тоже!
– Спасибо за комплимент!
Парнишка был славный.
– А это точно тетя Клэр, ты ничего не напутал? – очередной племянник Джейми хотел докопаться до истины. – Мама рассказывала, что тетя Клэр умеет колдовать, что она вроде колдуньи. Но ведь у колдуний обычно на носу бородавки и все такое. А эта леди очень красива.
– Спасибо… – Мой голос стал сух. – Как же тебя звать?
Любознательный мальчишка не стал говорить и спрятал голову в рукаве дядюшки.
– Его звать Энгюс Уолтер Эдвин Мюррей Кармайкл, – Джейми взял огонь на себя и запустил руку в патлы мальчонки. – У Мэгги он старший. А вообще его все называют Уолли.
– Уолли-Сморкалка, мы называем его так! – встряла рыженькая девчушка. – Он сопливый, всегда сморкается! Всегда носит при себе носовой платок.
На такую тираду Энгюс Уолтер Эдвин отреагировал мгновенно: он оторвался от рукава Джейми, сверкая глазенками и краснея от гнева.