Путешествие по Средней Азии
Шрифт:
красоты) хазрета, я благодарен Аллаху, что удостоился этого высокого
счастья, и склонен видеть в этой особой милости кисмета (судьбы) хорошее
предзнаменование для моего дальнейшего путешествия. Хотя я старался
упо-треблять узбекский язык вместо непонятного здесь стамбуль-ского
диалекта, государь велел себе кое-что перевести. Далее он спросил меня, как
долго я думаю здесь пробыть и есть ли у меня средства, необходимые для
путешествия. Я ответил, что сначала посещу всех святых, покоящихся в
благословенной земле ханства, а затем отправлюсь дальше; относительно моих
средств я сказал, что мы, дервиши, не затрудняем себя такими земными
мелочами. Нефес (святой дух), данный мне моим пиром (главным лицом ордена) в
дорогу, может поддерживать меня 4-5 дней безо *[98] *всякой пищи, и
единственное мое желание - чтобы господь бог даровал прожить его величеству
120 лет.
Мои слова, кажется, понравились, потому что их королевское высочество
соизволили подарить мне 20 дукатов и крепкого осла. От первого дара я
отказался, заметив, что у нас, дервишей, считается грехом обладать деньгами,
но поблагодарил за другой знак высочайшей милости и позволил себе напомнить
о свя-щенном законе, разрешающем паломникам иметь для путешест-вия белого
осла, какового выпросил себе и я. Я уже хотел удалиться, когда хан пригласил
меня быть его гостем хотя бы на время моего краткого пребывания в столице и
каждый день брать на пропитание две тенге [танга] (около 1 франка 50
сантимов) у его хазнадара^57 . Я сердечно поблагодарил, произнес последнее
благословение и удалился. Когда я спешил домой через ожив-ленную толпу,
заполнявшую ханские дворы и базар, все при-ветствовали меня почтительным
"Салям алейкум". Только ока-завшись в стенах моей кельи, я вздохнул
свободно, будучи немало доволен тем, что хан, с виду такой ужасный и
распутный, каждая черточка в лице которого выдавала слабого, глупого и
дикого тирана, был против обыкновения добр ко мне и что я могу
беспрепятственно, насколько позволит мне время, разъез-жать по ханству. Весь
вечер у меня перед глазами стояло лицо хана с глубоко запавшими глазами, с
жидкой бороденкой, блед-ными губами и дрожащим голосом. Какое счастье для
чело-вечества, часто повторял я себе, что темное суеверие ограни-чивает
власть и кровожадность таких тиранов.
Намереваясь совершить дальние поездки в глубь ханства, я хотел по
возможности сократить время пребывания в столице; самое достопримечательное
можно было осмотреть довольно быстро, если бы повторные приглашения хана,
чиновников и ку-печеской знати не отнимали у меня много времени. Прослышав,
что мне оказана милость ханом, каждый хотел видеть меня своим гостем в
обществе всех хаджи, и для меня было мучением принимать шесть-восемь
приглашений в день и по обычаю угощаться чем-либо в каждом доме. У меня
волосы встают дыбом при воспоминании, как часто я в три-четыре часа утра, до
восхода солнца, должен был сидеть перед огромной миской риса, плавающего в
курдючном жире, и есть его на голодный желудок. Как тосковал я тогда по
сухому, пресному хлебу в пустыне и как охотно променял бы эту убийственную
роскошь на целительную бедность. В Средней Азии есть обычай при любом, даже
самом простом визите расстилать дастурхон (чаще всего грязная пест-рая
скатерть из грубого полотна, на которой помещается хлеб для двух человек), и
гость должен немного поесть. "Не могу больше есть" - выражение для жителя
Средней Азии невероятное, свидетельство невоспитанности. Мои коллеги-хаджи
всегда яв-ляли блестящие доказательства своего хорошего воспитания, и я
удивляюсь, что они не лопнули от тяжелого плова, так как однажды я
подсчитал, что каждый из них съел по фунту *[99] *курдючного жира и по
четыре фунта риса (не считая хлеба, моркови, брюквы и редьки) и сверх того
выпил, без преувеличения, 15-20 больших пиал зеленого чая. В подобных
подвигах я, конечно, отставал, и все удивлялись, что я, несмотря на свою
книжную ученость, получил только половинное образование.
Не меньше мучили меня ученые мужи, а именно улемы города Хивы. Эти
господа, всему на свете предпочитавшие Турцию и Константинополь, хотели от
меня, как главного представителя турецко-исламской учености, услышать
разъяснения многих меселе (религиозных вопросов). Упрямые узбеки в своих
огромных тюрбанах вгоняли меня в пот, когда начинали беседу о предпи-саниях,
как надо мыть руки, ноги, лоб и затылок, как по заповедям религии надо
сидеть, ходить, лежать, спать и т.д. Султан (как признанный преемник
Мухаммеда) и его прибли-женные считаются в Хиве образцом в исполнении всех
этих важных законов. Его величество султана Турции представляли здесь
мусульманином, носящим тюрбан по крайней мере в 50 локтей, с бородой по
грудь, с одеждами, доходящими до пят. И я рисковал бы жизнью, рассказав, что
он подстриг волосы и бороду a la Fiesco, что его платье заказывается у
Дюзетуа в Париже. Мне действительно было жаль, что я не мог дать достаточных
разъяснений этим добрым и любезным людям, да и как бы я осмелился на