Путешествие по Средней Азии
Шрифт:
Тюрябек-хан), больше и великолепнее, чем Хазрети-Пехливан, которую принято
счи-тать самым прекрасным монументом города Хивы и которая со своими
изразцовыми мозаиками, где преобладает желтый цвет, не уступает аналогичным
памятникам архитектуры в Туркестане. Упомянем мавзолей Шейх-Шереф с высоким
бирюзовым купо-лом, а также усыпальницы Пирияра, отца знаменитого Пехливана,
и шейха Наджм ад-Дин Кубра. Последняя была близка к разрушению, но
восстановлена в недавнее время благодаря *[120] *щедрости Мухаммед
Эмин-хана. Говорят, что в окрестностях имеется несколько каменных стен и
башен, например Пульджайду ("Деньги уничтожают"), которая лежит в трех часах
пути. Когда буря разметает там песчаные наносы, зачастую на свет появляются
монеты и посуда из серебра и золота; люди, которые просеивают песок, нередко
бывают вознаграждены за свой труд. Назовем также Айсенем, или павильон
Айсенем и Шахсенем, памятник знаменитым влюбленным, судьба которых,
описанная в романе, часто воспевалась трубадурами. Это, по-видимому,
стереотипное название для всех отдельно стоящих парных руин, потому что
Шахсенемы имеются как в других районах Хивы и Бухары, так и недалеко от
Герата, и повсюду рассказывают ту же легенду с небольшими изменениями.
От Кёне-Ургенча дорога разветвляется на две, по длине мало отличающиеся
друг от друга. Однако проходящая по менее заселенной местности ведет через
Порсу и Илалы [Ильялы], по ней ходят только большими группами, так как
близость разбой-ников човдуров и туркмен-йомутов делает этот путь не
особенно надежным вплоть до Ташауза. Вторая дорога все больше при-ближается
к Оксусу и тянется вдоль него по прибрежному району, где засеянные поля
только изредка прерываются усадь-бами (ховли), деревнями и базарами. Эту
дорогу, хотя она длиннее и более утомительна из-за множества оросительных
каналов и рвов, лежащих на пути, летом выбирает большинство путников, потому
что на первой дороге караван распускается только у Ташхауза, и каждый может
продолжать свой путь самостоятельно, на второй же это происходит уже у
Кипчака.
Когда я вернулся в Хиву, мои друзья, уставшие от ожидания, начали
настаивать на том, чтобы покинуть Хиву на следующий день, так как все
нарастающая жара не без основания вызывала у них беспокойство по поводу
нашего путешествия в Бухару. Я пошел к Шюкрулла-баю, которому я в Хиве столь
многим был обязан, чтобы попрощаться с ним, и был по-настоящему растро-ган,
когда благородный старец пытался отговорить меня от моего намерения,
нарисовав мне ужаснейшую картину Бухара Шериф (благородной Бухары). Он
описал мне политику эмира как политику недоверия и предательства и сказал,
что эмир обходится враждебно не только с англичанами, но и с каждым
чужеземцем. Как большую тайну он рассказал мне, что несколь-ко лет назад
даже один осман, которого покойный Решид-паша прислал в Бухару в качестве
преподавателя военного дела, был злодейски убит эмиром, когда он после
двухлетнего пребывания в Бухаре хотел вернуться в Стамбул.
Эти старания отговорить меня, хотя Шюкрулла-бай вначале вполне верил,
что я дервиш, были особенно поразительны, и у меня возникла мысль, что этот
человек, хотя и не раскрыл меня, все же при более частых контактах разглядел
мое инкогни-то и теперь, вероятно, предполагал, что я какой-то совсем другой
человек. Этот благородный старец был в молодые годы однажды *[121] *в Герате
у майора Тодда (в 1839 году), и несколько раз его посылали в Петербург; в
Константинополе, как он мне рассказы-вал, ему также часто доводилось
общаться с френги. Возможно, что он там получил представление о нашем образе
мышления и наших научных стремлениях и поэтому с особой приветли-востью взял
меня под свою защиту. Когда он подал мне руку для поцелуя, в его глазах
мелькнула слеза; кто знает, какие чувства ее вызвали.
Хана я также одарил своим прощальным благословением, и он попросил меня
на обратном пути проехать через Хиву, так как он хотел отправить со мной
посла в Константинополь, чтобы получить от нового султана традиционную
инвеституру на свой пост. Я ответил, что думать о будущем грех, посмотрим,
как распорядится судьба (кисмет). Распрощавшись со всеми друзьями и
знакомыми, я покинул Хиву, пробыв там почти целый месяц.
Х
*Отъезд из Хивы в Бухару.
– Три дороги.
– Ходжа.
– Ханка. - Оксус и
переправа через него. - Великая жара.
– Шурахан.
– Базар.
– Япкенари. -
Аккамыш.
– Тёйебоюн.
– Удивительный разговор с киргизской женщиной о жизни
кочевников.
– Тюнюклю.
– Аламан текинцев. - Каравану угрожает опасность, и
он возвращается в Тюнюклю.
– Караван вынужден бежать в пустыню.
– Жажда.
–
Гибель верблюдов. - Шоркутук.
– Медемин Булаг.
– Смерть хаджи.
– Буря.
–
Автор в опасности. - Радуш-ный прием у персидских рабов. - Первое
впечатление от "благо-родной Бухары".*
Когда мы, все приготовив к отъезду, собрались на тенистом дворе