Путешествия и новейшие наблюдения в Китае, Маниле, и Индо-Китайском архипелаге

Добель Петр Васильевич

Все дела уголовного судопроизводства в палате мандарина Ан-Тша-Тси через вицероя представляются в Пекин, на утверждение богдыхана. Совет вицероя составляют: гражданский губернатор, т. е. Фу-Юен, а также Пу-Чин-Тси и Конг-Чоу-Фу. Разумеется, что он не обязан соглашаться с их мнением, имея полное право действовать против оного, если считает это полезным для блага Небесной империи, т. е. китайской.

Налагая наказания за обыкновенные преступления, предполагается, что Ан-Тша-Тси совершенно следует писанным законам уголовного уложения. Уголовные преступления наказываются смертною казнию: отсечением членов и головы, вырыванием сердца и внутренностей и выставкою обезображенного тела на съедение собакам и птицам. В сочинениях сира Георга Стонтона предмет сей описан подробно.

Но писаные законы и приведение оных в исполнение суть две вещи

весьма различные: к счастью китайцев, законы их, ужасные и доведенные до крайней утонченности в жестокости, часто смягчаются продажною совестью правителей. Где злато подавляет всякую справедливость и где оная златом только покупается, там, без сомнения, и лучшие уложения делаются мертвою грамотою, обветшалым и неупотребительным законом. О китайцах должно судить по тому, как они есть, а не по обработанным правилам нравственности, коими украшены книги их и кои никогда в исполнение не приводятся. Тщетно государство будет славиться мудростью уставов своих, если оные никогда не исполняются! В Китае продажная совесть и взятки, со всеми сопутствующими им пороками, подкапывают нравственность народа и, поощряя плутовство, останавливают меч правосудия. Закон, изданный против человекоубийства, весьма строг, назначая кровь за кровь; несмотря на то, богатые часто преступают сей закон, ибо корыстолюбивые судьи предпочитают воспользоваться богатствами виновного отнятию его жизни.

Если случится где-либо скоропостижная смерть, то хозяин дома почитается убийцею, доколь не докажет противного. Посему китайцы всегда готовы обмануть мандарина, сокрыв от него случившееся, или подкупить его, если уж обстоятельства сего требуют. Один знакомый мой китаец рассказывал, что из большого фруктового сада плоды у него были весьма часто похищаемы, и хотя слуги его стерегли, но никогда не могли открыть виновного; почему он и решился стеречь с ними сам; для сего, вооружась дротиком, в сопровождении двух слуг пошел ночью в сад. Вскоре по занятии им места он заметил человека, совершенно нагого, приближающегося к фруктовому дереву, близ коего он стоял, спрятавшись. Он, окликнув его, приказывает ему сдаться и грозит смертью. Вор, испугавшись, бросился бежать, но хозяин дома в ту же минуту пустил в него дротиком с такою силою, что оный попал ему в спину под левым плечом и убил его на месте. Хозяин крайне затруднился сим происшествием; но, подумавши, обещал слугам награду с тем, дабы они содержали оное в тайне, и с помощью их перебросил тело через стену в соседний сад с таким искусством, что трудно было бы открыть место, откуда тело сие взялось. Сосед его, весьма зажиточный чайный купец, не столько был удивлен, сколько испуган, когда на следующее утро слуги ему донесли, что в саду его нашли тело убитого человека. Слух сей скоро достиг до ушей окружного мандарина, который тотчас со всеми законными формами отправился на место исполнять свою должность и освидетельствовать труп, немало радуясь случаю иметь дело с таким богачом, каков был купец чая, Тело, таким образом найденное, не может быть перенесено, доколь окружной полицейский мандарин не освидетельствует и не узнает, каким образом умер покойный; и если что-либо окажется подозрительным, то он не дозволит дотоль переносить мертвого тела, пока не откроет удовлетворительной причины. Поелику же ничего ясного о сем узнать было нельзя от купца, который, будучи уверен в своей невиновности, считал себя безопасным от притязаний мандарина, то сей последний начал против него формальный процесс, ежедневно посещал его и, сверх того, часто требовал его в суд и тем крайне обеспокоивал и притеснял его. В продолжение сего времени мертвое тело оставалось в саду близ самого дома и скоро начало гнить и разлагаться, отчего произошел нестерпимый смрад. Наконец, чайный торговец, будучи принужден несносным смрадом и теснимый полицейским мандарином, приготовлявшим все, чтоб обвинить его, рад был замять дело сие и выбросить труп, заплатив 4500 испанских пиастров.

Решения китайского судьи сочиняются с величайшею хитростью и искусством: он делает самые глубокомысленные представления (разумеется, если ему за то хорошо платят), чтоб увернуться от исполнения закона, и, напротив того, запутывает дело множеством крючков, если нужно подвести кого-нибудь под меч правосудия. Не знаю, как дела сии производятся в Пекине, но что касается до Кантона, то мне совершенно известно, что там никто не начинает тяжбы, не имея довольно протекции и денег, чтоб подкупить делопроизводителей.

Через два или три года после вышеописанного происшествия знакомому моему, перебросившему мертвое тело к соседу, довелось и самому отделываться от большой неприятности, которая, однако ж, ему стоила не столько хлопот и денег. Недалеко от его дома была харчевня для черного народа. Умиравший с голоду нищий, получив от сострадательного прохожего достаточное количество денег, приплелся в харчевню и потребовал вдруг на все деньги множество разной пиши, которую всю съел с величайшею жадностью; харчевник, видя его неумеренность, просил его отдохнуть немного, а не начинать опять есть. Но нищий не слушался и требовал пищи, доколь стало у него денег, и, наевшись безмерно, упал и умер на месте; случилось же это вечером, почему хозяин, пользуясь темнотою и не видя никого на улице, перенес с работником своим мертвого нищего и положил у дверей моего знакомца. Наутро мандарин, заведующий нищими, явился и объявил ему, что, по мнению его, нищий убит кем-либо из его домашних и что он потребует его к суду. К счастью, отыскался человек,

видевший харчевника, переносившего мертвое тело, а хотя мандарин и ничего уже не мог сделать в суде против знакомца моего, но, желая что-либо содрать с него, отказывался убрать тело, доколь не заплатили ему 200 пиастров. Нет сомнения, что и харчевник порядочно поплатился мандарину.

Мне сказывали, что подкуп не так бесстыден в Пекине, как в Кантоне, и что лучшие мандарины, прибыв в провинцию, должны брать взятки подобно окружающим их, опасаясь потерять место; ибо, когда лихоимцы не могут сбросить мандарина не одних с ними правил, они интригуют, чтобы переместить его на высшую должность в Пекин, дабы он не мог им мешать. Описывая злоупотребления, существующие в Китае, я не намерен, однако ж, обвинять всех без изъятия мандаринов сего обширного государства. Конечно, мне случалось слышать о некоторых честных, но они очень редки, и мы смело можем сказать, что поговорка: каждый человек имеет свою цену, нигде под луною лучше не объясняется на деле, как в Небесной империи. Причиною сему само правительство, унижающее каждого. Где нет понятия о чести, нет благородных чувствований, нет школ для внушения нравственности и благородства, где бамбуковая трость сравнивает знатнейшего мандарина с подлейшим рабом, там, конечно, мы не можем ожидать ничего лучшего! Полуобразованные китайцы были совершенно несправедливо превознесены некоторыми писателями за высокие свои добродетели, которые, конечно, не имели возможности преуспевать на столь бедной почве, какова китайская в нравственном отношении. Тысячи примеров можно представить в доказательство, что Китай еще очень далек от истинного просвещения; и те, кому удалось один только год провести в Китае, без сомнения, не вздумают противоречить сей истине.

Наказание, коему по уголовному уложению подвергают должников, не платящих долгов своих или постоянных процентов за оные, может быть приведено в действие не иначе, как подкупом коронных исполнителей законов, за цену, которая соделывает правосудие весьма убыточным, а посему китайцы, сколь возможно, убегают сего способа, разве подстрекаемые злобою против должника. В Китае нет закона против ростовщиков и лихоимства, и потому проценты там весьма велики от многих встречающихся случаев делать спекуляции, равно и оттого, что китайские купцы суть столь же решительные игроки в коммерческих оборотах, сколько вся нация в картежной игре.

Прежде сего давали за испанский пиастр 800 кашей (мелкая монета, европейцами так прозванная), ныне же только 750 в обыкновенных покупках, а некоторые предметы продаются на пиастры, считая оный не более как в 720 кашей; все сие зависит от уговора между покупщиком и продавцом. По-китайски сию мелкую монету называют чион или чин; на письме именуют оную тунг-чин. Я видел, что поденщики, коим обыкновенно по окончании работ платят за оные сею монетою, тотчас непременно собираются в кружок и играют в карты или кости на заработанные деньги. Монета каш имеет в средине квадратное отверстие, для удобства нанизывать оные вместе, и есть единственная ходячая в Китае. Десять кашей составляют один кантарин; десять кантаринов составляют один мес, а десять мес составляют один таель, который равняется пиастру и ⁶⁶/₁₄₀. Купцы Хонг считают пиастр в 720 чин в торговле с иностранцами, а купцы в лавках принимают оные в 750 чин.

Китай не имеет ни банков, ни ассигнаций, отчего там все платежи производятся звонкою монетою, то есть пиастрами или золотыми и серебряными слитками в десять таелей; способ сей весьма неудобен и опасен, вводя в искушение воров, в коих в Китае недостатка не бывает. Векселя там не употребляются, хотя я слышал, что капиталисты, узнав по долговременной опытности взаимную честность, употребляют оные. Товары, однако же, часто продаются на кредит, но никогда не удавалось мне слышать, чтоб ростовщики давали капиталы в долг без надлежащего залога, дабы в случае неустойки должника могли себя вознаградить. На сем основании в Кантоне молено занимать деньги с платою иногда до 20 процентов, иногда же не более 12, смотря по требованию денег в торговле; но если занимать деньги на личный только кредит, то, без сомнения, не взяли бы меньше 25 процентов.

Новый испанский пиастр предпочитают прочей монете, потому что внутри империи за некоторые шелковые изделия должно непременно платить новыми пиастрами: фабриканты не принимают, по привычке, никакой другой монеты. Посему, когда кантонские купцы имеют намерение делать закупки во внутренних провинциях, то часто принуждены бывают за пиастры платить от 3 до 6 процентов промена, отдавая за оные слитками, называемыми сай-си, в 10 таелей каждый.

Сай-си есть четырехугольный слиток вышесказанного веса, с штемпелем на оном, принимаемый всегда по весу и по оселку: ибо часто и качество и количество весьма различествуют от законной сотой пробы, как в серебре, так и в золоте; почему цена всякого определяется каждый раз. Лучшие золотые и серебряные слитки обыкновенно бывают от 88-й до 92-й пробы и весьма редко высшей. Посему цена 10 таелей есть только воображаемая, ибо она всегда только приблизительная и должна быть определяема весом и оселком. Многие слитки просверлены, дабы можно было видеть, нет ли внутри примесей других металлов, что также случается.