Путешествия и новейшие наблюдения в Китае, Маниле, и Индо-Китайском архипелаге
Шрифт:
Мне неизвестно о других частях Китая, но я знаю, что в окрестностях Кантона и Макао каждый стебелек рису пересаживается весьма регулярно руками. В год снимаются две жатвы, одна в июле, другая в октябре. Обыкновенный грубый рис, употребляемый нижним классом народа, продается вообще от 3/4 до одного с четвертью пиастра за пекуль, или 148 1/16 русского фунта. Если цена возвышается, то бедные весьма терпят; а если оная дойдет до 2 1/2 и 3 пиастров, то неминуемо следует голод и многие гибнут. При сих ужасных обстоятельствах родители продавали детей своих за несколько фунтов рису.
В искусстве обрабатывания овощей и плодов никакой народ не может превзойти китайцев. Каждый, посещавший Вампоа, должен был видеть самое убедительное сему доказательство в садах, украшающих крутые стороны холмов на островах, известных под названием Датского и Французского, где сады возвышаются подобно ступеням лестницы от подошвы до самой вершины. Каких трудов стоит обработка оных и двукратное каждый день поливание водою! Сады сии, ясно доказывая неутомимую деятельность и прилежание жителей, доставляют удовольствие зрителю богатством прозябания [29] , одетого всеми оттенками яркого зеленого цвета.
29
Также «прозябёнье» (от церк.-слав. гл. «прозябать» — произрастать, расти[ть]) — рост, развитие растительности; растение,
Богдыхан есть владетель всех земель; но отдает оные во владение разным лицам, кои имеют право передавать и пользоваться ими дотоле, пока налагаемые подати в казну исправно уплачиваются. Если таковой владелец не исправен в платеже, то он наказывается и земля от него отбирается, Большая часть богатых владельцев земель отдают оную в аренду настоящим фермерам или земледельцам на год и продолжают сей срок, получая обыкновенно плату натурою, т. е. скотом, свиньями, домашними птицами, рисом и пр. Я с удовольствием узнал, что когда жатвы бывают неудачны, то владельцы, принимая сие во внимание, поступали с крестьянами милостиво, не требуя всего, а только части по возможности.
Совершенство разных ремесел в Китае может быть некоторым образом допускаемо; однако ж оно не есть следствие правильного соображения, основанного на науке, а кажется, происходит от опытности, в течение веков с невероятным трудом и терпением приобретаемой, и которое в сем положении остается не двигаясь, доколе просвещение и науки не разгонят мрака невежества и предубеждения к древним обычаям.
Неоспоримо должно отдать справедливость превосходству китайских шелковых изделий в отношении к блеску, постоянству цветов, яркости и красоте оных, но сие не зависит от какого-либо особого химического процесса, в Европе неизвестного. Мне случалось быть при крашении шелков, и я при внимательном рассмотрении манипуляции нашел, что все делается самым простым образом, с обыкновенными, в Англии употребляемыми составами. Они весьма мало разумеют о химических действователях, употребление коих столь обыкновенно в Европе; блеск же и постоянство цветов зависят от величайшей опытности в употреблении составов, от климата и других обстоятельств. Конечно, им известны некоторые части практической химии: ибо в самом Кантоне приготовляется киноварь и другие составы ртути; также удостоверяли меня, хотя я сам сего никогда не видал, что китайцы делают разные минеральные лекарства. Говорят, что их врачи всегда спрашивают своих пациентов, какое ему угодно лекарство: минеральное или растительное; первое всегда дороже последнего. По крайней дешевизне работ употребляют множество рук, отчего работа идет почти с невероятною скоростью, и шелк вывешивают сушить во время северного ветра, называемого у них пак-фунг. Конечно, в другом климате и при других обстоятельствах потребовалось бы гораздо более времени, и одно сие уже достаточно, чтоб существенно изменить вид цветов. Китайцы никогда не приступают к крашению в яркие цвета шелков до наступления пак-фунга, который обыкновенно дует в конце сентября и в начале октября. Ветер сей весьма замечателен по действию, которое оный производит, ибо, если оный начнется ночью, когда все ставни и двери заперты, необыкновенная сухость воздуха тотчас проникает внутрь домов, и полы, мебель и проч. начинают рассыхаться, лопаться и трещать с таким шумом, как бы от выстрелов огнестрельного оружия. Если полы положены летом, когда воздух сыр, или если доски не высушены хорошо и не сплочены железными скобами, то щели вдруг сделаются почти на вершок, когда подует северо-восточный муссон.
Китайцы не станут даже укладывать шелковых материй или чай в сырую погоду, разве когда европейцы, имеющие с ними коммерцию, принудят их к тому, желая скорее нагрузить корабли. Мне случалось видеть суда, кои принуждены были более трех недель ждать в Кантоне против воли шкипера и хозяина, ибо купец-поручитель китаец не хотел укладывать шелка, составлявшего часть их груза, до наступления сухого времени. Сим можно объяснить постоянство и красоту цветов, кои зависят и от рачительной укупорки оных. Китайцы говорят, что если вновь окрашенный шелк уложен до совершенной высушки оного или в сырую погоду, то не только потеряет блеск и яркость, но даже на нем окажутся пятна. Они, может быть, имеют секрет в пряже и ткании шелка, о коих мы ничего не знаем, но, конечно, не в красильном искусстве.
ГЛАВА V
Замечания о характере китайцев. — Превратные понятия их. — Китайская хронология. — Национальная гордость и высокомерие. — Законы недействительны и недостаточны в Китае. — Испорченность правительства. — Продажа мест и почестей. — Замечания и наблюдения над крестьянами. — Нищие в Кантоне и окрестностях. — Употребление опиума и следствие оного. — Ограниченное состояние медицинских знаний. — Анекдот
Я особенно желаю хвалить и удивляться всему тому в Китае, что заслуживает подобную дань, и буду всегда почитать в китайцах их трезвость, умеренность и деятельность, но что касается до их правительства, наук, религии, общественных заведений, улучшений в образовании, нравов и обычаев, то, конечно, те, кои превозносили китайцев в сем отношении, жестоко ошибались. Конечно, китайцы, может быть, превосходнее турок, но они такие же полуварвары и столь же далеки от истинного просвещения и, подобно всем прочим народам Азии, заслуживают название варваров. Китайцев обвиняют в ревности, скрытности, зависти и недоверчивости; но сему причиною их правительство и недостаток хорошего воспитания. Чего можно ожидать от человека, коего с юности учат искусству обманывать, столь необходимому для ограждения себя от жадного правительства и для успехов своих предприятий в жизни! Посему-то я весьма удивлялся, встречая столь многих честных и добрых людей в Китае. Странно было бы входить в причины, заставлявшие сих людей быть честными: пусть это происходит от совести, от своекорыстия или чего другого; я хочу только доказать, что это действительно так и что уверение многих авторов, будто бы благодарность и привязанность к европейцам вовсе чужды китайцам, есть одна клевета: мне случалось встречать много примеров благородного поведения, бескорыстия и привязанности к господину или другу, кои всегда и везде заслуживают похвалу, не входя в побудительные причины сих действий. Если рассмотреть с величайшею подробностью причины действия в наших странах, то я не сомневаюсь, что многое убавилось бы из всего, представляющегося ныне благородным и бескорыстным.
Китайская хронология, восходящая за 40 и за 50 веков до Рождества Христова, конечно, должна быть большею частью баснословна. Без сомнения, когда европейцам исторические памятники китайцев сделаются доступны, то критический разбор оных убавит на несколько тысяч лет древность их истории, коею они ныне хвалятся. Китайцы, как в сем отношении, так и во всех других, далеко отстоят от европейцев; но никто не может уверить китайца, чтобы в его отечестве что-либо могло быть хуже, чем у других. Самолюбие и нетерпимость он всасывает, так сказать, с матерним молоком, а потом оные поддерживаются правительством, старающимся научить его презирать всех чужих чертей (Фан-куэй), учтивое название, коим китайцы величают иностранцев, кои, по их мнению, пришли с грязного конца Вселенной.
Моррисон в своем достойном внимания сочинении справедливо говорит: «Само правительство всеми средствами старается доказать народу, что все меры оного во всяком случае полезны и благотворительны. Оно на опыте узнало, что весьма полезно в декретах своих выводить доказательства и силлогизмы, хотя, впрочем, оно не весьма совестится выдавать ложь за правду». Едва ли существовало на земле когда-либо правительство, которое бы столько имело нужды в публиковании софизмов и бесстыдных лжей для оправдания своего бездушного управления.
Их «Златое уложение», так названное теми, которые оному удивляются, слишком строго и жестоко для приведения в исполнение и только служит покровом для лихоимства, несправедливостей и для исторжения взяток местными начальствами. От времени до времени обнародуются манифесты богдыхана, составляемые из кудрявых и надутых метафор и писанные хищным и вкрадчивым образом, отличающим слог китайцев, для утешения и увеселения нации [30] . В прежние времена богдыханы отправляли в каждую область нескольких высших мандаринов,
30
Упоминая об издаваемых китайским богдыханом манифестах, я неизлишним счел приобщить здесь, для любопытных читателей, выписку из изданного в Англии протестантским миссионером Мильном (Rev. William Milne) в 1817 году перевода с китайского, так называемого Священного эдикта, или манифеста, заключающего в себе XVI правил богдыхана Канг-хи, с пополнениями сына его, богдыхана Юнг-чинга, объясненных одним мандарином.
Начало обычая обнародования от времени до времени наставлений, относящихся до нравственности, земледелия и промышленности, коему всегда следовали китайские государи, восходит до времен учреждения монархии. Император китайский есть не только начальник государства, верховный жрец и главный законодатель, но, сверх того, он есть глава ученых и первый литератор; он обязан не только управлять, но и наставлять народ свой, или, лучше сказать, управлять и наставлять значит в Китае одно и то же. Беспорядки и преступления всякого рода рождаются от невежества, и лучшее средство соделать людей добрыми, по мнению китайцев, состоит в том, чтоб их просветить. Все декреты или указы суть наставления; приказания даются в виде уроков и даже известны под сим именем; наказания и казни суть прибавления к оным.
Государь, по-китайски в строгом смысле, есть отец, наставляющий детей своих, который иногда бывает принужден наказывать их. В Китае считают сие патриархальным правлением, но коему и самый деспотизм перестает быть тягостным. Должно признаться, что если бы сия наружная форма не скрывала обманов, то приносила бы честь роду человеческому.
Из числа происшедших от подобного обычая в новейшие времена политико-нравственных указов замечательнейший есть так называемый святой эдикт, который состоит из 16 правил, изданных богдыханом Канг-хи и пополненных наследником его Юнг-Чингом. Один мандарин, начальник соляных промыслов в Шен-си, по имени Ванг-еу-по, объяснил сей эдикт, и сие-то объяснение весьма употребляется в Китае.
В предисловии к переводу миссионера Мильна сказано, что еще во время царствования в Китае династии Чеу, т. е. от XIII до III века перед Рождеством Христовым, первый день каждого месяца назначен был для обнародования законов; в подражение сему древнему обычаю первый и пятнадцатый день каждого месяца избраны ныне для преподавания народу пояснений сего священного эдикта. В каждой деревне или городе местные гражданские и военные начальства, облеченные во все знаки своего достоинства, собираются в большой публичной зале, буде таковая есть, или в особом месте. Церемониймейстер, необходимая особа в китайском собрании, громким голосом приказывает всем, по чинам и достоинствам, проходить туда, произведя предварительно перед таблицами богдыханских законов установленное число, т. е. девять, земных поклонов и три коленопреклонения. После сего все в молчании становятся, и церемониймейстер возглашает: «Начинайте с уважением!» Гражданский чиновник, коему поручено читать, приближается тогда к некоторого рода жертвеннику, преклоняет колени и почтительно берет ту таблицу, на коей изображено правило, избранное для чтения в тот раз. Один из окружающих старцев берет от него таблицу и кладет ее на особую подставку, или аналой, перед народом, потом чиновник дает знак молчания особым деревянным молотком, а церемониймейстер возглашает: «Объясните такое-то правило», — что чиновник и исполняет.
Шестнадцать правил, состоящих каждое из семи знаков, или слов, сочинения Канг-хи, не заключают в себе ничего, заслуживающего всех сих церемоний: они состоят из весьма известных общих нравственных правил, предписывая любовь к родителям, послушание к ним, согласие с ближними, прилежание к землепашеству; наставляя, как сохранять шелковичные деревья, описывая пользу литературных занятий и, наконец, повелевая удаляться от иностранных вероисповеданий. Также советуют: объяснять законы, дабы незнающие и злые удалялись от преступления оных; наставлять детей и меньших в семействах, дабы предупредить вред; предохранять добрых от ябед злых; объяснять об укрывателях беглых; платить исправно подати; обязывать начальников семейств, десятников и сотских взаимной ответственностью для истребления воров и проч. Для нас, конечно, было бы занимательнее знать средства, кои китайцы к приведению правил сих в исполнение употребляют, нежели самые правила, кои слишком общи и неопределенны.
Пояснения наследника Юнг-Чинга и мандарина на каждую статью гораздо для нас занимательнее, ибо мы находим там несколько приспособлений, кои дают нам некоторое понятие о нравах обычаях и о духе правительства. Нравственные же статьи объясняют нам то, что должно бы было быть, а не то, что есть действительно. Юнг-Чинг особенно обращает внимание на вред, могущий произойти от иностранных сект, особенно же вера Фо ему не нравится. Он осмеивает догматы и церемонии оной. Между прочим говоря, что последователи секты Будды приписывают особую силу некоторым словам (как-то Амида Будда, т. е. существо предвечное), кои они беспрестанно повторяют, полагая тем совершенно очиститься от грехов своих и спастися сим дешевым средством, он присовокупляет: «Положим, например, что вы преступили закон, и вас за то привели в судейскую для наказания; неужели вы думаете, что если вы начнете во все горло кричать ”ваше превосходительство”, то судья вас простит за то?» В другом месте он же говорит: «Если вы не будете жечь золотой бумаги в честь Фо или не будете приносить ему жертвы на алтарь, неужели думаете вы, что ваш бог будет на вас злиться и накажет вас? В таком случае ваш Фо — настоящий бедняк! Для примера возьмем какого-нибудь начальника: если вы не кланяетесь ему низко, а исполняете свою должность, неужели он за сие лишит вас своего покровительства, или если вы нарушите явно законы, да низко кланяетесь, неужели он простит вас?» Даже христианство не избегло нареканий китайского комментатора: «Секта Господа небес, — говорит он, — твердящая о небе, земле и бестелесных существах, также весьма опасна; но поелику европейцы, исповедующие оную, знают хорошо астрономию и математику, то правительство и употребляет их для исправления календаря; это, однако же, не значит, чтобы вера их была хороша, и вы не должны следовать оной, что бы они ни твердили».
Во всех наставлениях сих царствует какая-то откровенность: из одного примера легко усмотреть, что в наставлениях богдыханских нет ничего изысканного или приготовленного. После доказательства, что хотя законы весьма сложны и разделены на параграфы, однако ж, все оные можно подвести под простые правила, врезанные небом в сердца наши, он продолжает: «Хотя вы, народ и воины, по природе глупые и бестолковые невежи, не понимаете доказательств и справедливости, однако ж, вы бы должны были, из привязанности к семействам вашим, из любви к самим себе, знать, что, однажды попавшись в сети законов, вы почувствуете тысячу мучений. Не лучше ли покаяться в тиши ночной, чем ожидать минуты, когда поставят вас под палки, и вы будете издавать жалостные вопли и проч.».
Сей перевод миссионера Мильна рассматривал известный ориенталист Абель-Ремюза и отзывался о нем с особенною похвалою. Сведения наши о китайской литературе много потеряют смертию ученого Абель-Ремюза: он, по последним известиям, окончил полезную жизнь свою в Париже в начале июня сего, 1832 года. — Прим. перев.
Лихоимство настоящего правительства сделало бесполезным сие прекрасное учреждение. Обман и сребролюбие дозволяют ныне позлащенному невежеству вступать неосвященными стопами туда, где одни достоинства и добродетели должны бы были быть допускаемы. Сыновья богатых лавочников, имеющие более денег, чем достоинств, избираются ныне преимущественно перед теми, кои употребили много времени и стараний на приготовление себя к государственной службе. Мандарины предлагают темы, и кто напишет лучшее рассуждение, тому должен достаться и титул мандарина. Но увы! Если рассуждения не писаны златыми буквами, то они не много имеют цены в глазах китайских аристархов (зд. мудрецов. — В. М.). Злато есть истинный оселок китайского сердца.