Путешествия и новейшие наблюдения в Китае, Маниле, и Индо-Китайском архипелаге
Шрифт:
Вследствие такового обещания я купил оный; все же знакомые мои, смеясь надо мною, говорили, что никогда не достану его из-под воды; многие даже предлагали мне биться об заклад, и я выиграл их деньги. Через 24 часа по заключении условий о сей покупке Хормаджи принес мне чоп, или дозволение, и я тотчас начал работу. Осмотрев свою покупку, я нашел, что один бок еще совершенно цел и что во время отлива и маловодия порты верхнего дека видны; нижние же порты были заделаны, когда судно грузили. Сначала я нанял двух китайских водолазов, которые, спустясь, заткнули прорубленные отверстия пенькою и забили листовым свинцом; сам же между тем с рабочими заколотил порты верхнего дека кожею и замазал внутри синею глиною, которая в Кантоне, хотя мягка, но в воде не распускается и оной противостоит. Другие нанятые мною восемь работников действовали своими цепными деревянными насосами, кои хотя так устроены, что выбрасывают воду только под углом 45°, но по настоящему положению на боку судна могли удобно выкачивать оную. К сим я приобщил те корабельные насосы, которые оставались еще целы. Когда же вода была на убыли, я укрепил снаружи вокруг корабля острыми ершевидными гвоздями особый трос [69] , к коему привязал ряд пустых бочек, и тотчас, когда следующий отлив оставил сухое место для рабочих, приказал начать действовать насосами; через восемь же часов после сего корабль уже всплыл и стал на якорях. Хотя в нем еще оставалось большое количество воды, но оная была драгоценна, потому что часть груза составлял сахар в мешках, который весь растаял, и остававшаяся вода сделалась совершенно сладкою; почему китайцы охотно покупали оную для приготовления рому. Главный мой китайский работник, весьма сметливый и проворный парень, производил сию продажу и, сложив весь остаток груза в одну кучу, приискал покупщиков. Корабельные мачты, срубленные во время пожара, упали со всеми снастями близ корабля на дно: мне много труда стоило достать их оттуда и больше, нежели самый корабль. Как бы то ни было, но я, при помощи одного приказчика и китайского компрадора, в три месяца совершенно окончил дело сие, продав все, кроме пушек, за 21 000 пиастров. Во все время я жил на острове Вампоа, распоряжаясь сам всеми работами; и должен сказать, что ни разу не мог пожаловаться на притеснение от мандаринов или других мелких начальников и свободно ездил туда и сюда во всякое время дня и ночи.
69
Трос есть особый канат.
Из сего должно заключить, что иногда можно положиться на обещания их правительства; тем более что в настоящем случае они бы легко могли найти разные предлоги, чтоб остановить и помешать исполнению моего предприятия; напротив того, я не имел ни малейших притеснений или придирок и даже оставался на острове несколько времени по истечении срока моему дозволению, когда только я получил официальное объявление, что срок пребывания моего там кончился. По сим уважениям мы должны заключить, что таковое поведение правительства означало, что оно хотело оказать снисходительность и великодушие к иностранцу, потерпевшему великое несчастие, так как оно всегда полагало, что я только агент и работаю для Хормаджи, на имя которого последовало дозволение, и, вероятно, строгие приказания о сем даны были от вицероя мелким мандаринам, ибо вообще они весьма беспокойны и большие взяточники, чему я ежечасно был свидетелем во все время моего в тех странах пребывания. Ничто столько не удивляло меня, как крайняя беспечность и леность некоторых мандаринов: они литерально (буквально. — В. М.) ничего
В начале сих замечаний [70] упоминал я о числе и силе морских разбойников на берегах Китая, а как мне случалось самому много раз иметь с ними дело, то я не излишним считаю рассказать здесь случившиеся со мною происшествия, которые могут показаться занимательными моим читателям.
Морские разбойники, или, как их там европейцы называют, ладроны, сделались в одно время столь страшны своим числом, что если бы они были так же храбры и предприимчивы, как многочисленны, то могли бы совершенно уничтожить всю иностранную торговлю в Кантоне и даже завладеть четырьмя богатейшими областями Китая; к счастию, у них недоставало сих качеств. В 1806 году мне удалось принять деятельное участие в спасении от плена одного богатого американского купеческого корабля, называемого «Катахуальпа», под командою шкипера Стерджеса, который вез богатый груз и несколько сот тысяч пиастров наличными деньгами, принадлежавших одному бостонскому купцу; к тому же судно и груз не были застрахованы. Весь экипаж состоял из 13 человек, включая самого шкипера и коммерческих приказчиков. Вечером, прибыв на рейд Макао, шкипер бросил якорь близ мыса Кабрито и тотчас отправил на баркасе шестерых матросов с помощником своим на берег, чтоб испросить позволение и достать лоцмана для провода корабля через Боко-Тигрис на рейд в Вампоа. В сие время английский военный фрегат «Dedaigneuse» (фр. «Гордец». — В. М.) стоял на якоре в Тайпе [71] . Командир оного, приятель мой королевский капитан Белль, часто бывал у меня в доме и особенно приезжал ко мне утром, чтоб вместе пить чай, часу в 8-м; мы оба любили вставать рано; из комнаты моей, в которой обыкновенно мы завтракали, был преобширный вид, и Макаоский рейд был весь как на ладони. Утром, по прибытии американского судна, сидя за завтраком и рассуждая с капитаном Беллем, хулили мы оплошность американца, который в опасное время, когда пираты посещали сии места, вздумал становиться в таком отдалении от помощи; вдруг я заметил целый флот разбойничьих ионок, которые с отливом моря спускались прямо на американца. «Нечего терять время, — сказал я товарищу своему, — я уже заметил, что американец отправил часть своего экипажа на берег и, обессиленный сим, непременно попадет в руки разбойникам, если не успеет сойти с своего места». Сказав сие, я позвал слугу своего, приказав ему тотчас нанять рыбачью лодку для доставления немедленно на американский корабль от меня записки, а я заплачу рыбаку, чего бы он ни потребовал. Пока он отыскивал рыбака, я написал несколько строк американскому шкиперу, предостерегая его о предстоящей ему от пиратов опасности и советуя ему, обрубив якоря и распустив паруса, стать под пушки крепости. Едва успел я окончить записку, как явился рыбак, который за 20 пиастров (100 руб.) взялся доставить записку мою в четверть часа на корабль в своей шестивесельной лодке. Рыбак, получив тотчас мое согласие, отправился в путь, а мы, между страхом и надеждою, смотрели, как он приблизился к кораблю, и при помощи подзорной трубы видели, как шкипер читал записку и как вдруг все бросились распускать паруса и поднимать якоря; мы более шестерых человек на корабле насчитать не могли. Однако же скоро положение их сделалось отчаянным: они за недостатком людей не знали, за что схватиться, то поднимали якоря, то лазили по снастям, но не могли распустить парусов и только с трудом через долгое время подняли якорь. Видя сие, я предложил капитану Беллю, если он даст мне свой баркас с 18-фунтовою пушкою и полным вооруженным экипажем с одним офицером, отправиться через Тайпу на помощь американцу. Белль без труда согласился, и мы бросились со всевозможною скоростью на его фрегат, где через четверть часа баркас был готов и плыл под моею командою по Тайпе. Между тем 17 разбойничьих судов уже приближались к американцу, под начальством самого адмирала Эпо-ци, с коим я уже имел случай познакомить читателей моих в предыдущих главах. Адмиральская большая ионка имела 24 пушки и была наполнена народом. Мы уже успели подъехать на такое расстояние, что посредством зрительных труб ясно видели начало нападения пиратов. Вместо того чтоб разом, сцепившись с кораблем, высадить на оный сотню экипажа, как бы хороший моряк должен был сделать, Эпо-ци начал кидать гранаты и другие зажигательные вещества и потом вздумал бросить крючья, которые тогда оказались короткими, а ионку его между тем течением отлива отнесло вниз, и он принужден был снова начать атаку, хотя он и стрелял между тем из погонных орудий, кои одни только могли быть направлены на американца. При сем случае мне надобно объяснить, что корабельные пушки у китайцев вделаны в деревянные брусья так, что оных ворочать нельзя, и если нужно стрелять по предмету, который не против жерла пушечного, то надобно ворочать самое судно. Ни одна из прочих ионок не сумела приблизиться к американцу, а все упали под ветер. Мы нарочно осматривали ионку Эпо-ци в наши телескопы, однако же не могли увидеть ни одной пушки большого калибра; но в сем, как оказалось впоследствии, мы весьма ошибались, ибо он нарочно скрыл свои орудия, завесив оные искусно. Посему я решил стать на такую позицию, чтоб можно было стрелять вдоль по нему, а ему бы трудно было дать по нас залп всем бортом. Между тем пират возобновил атаку, а храбрый шкипер Стерджес с одним приказчиком, имея только два ружья, стрелял беспрестанно по корме неприятеля. Мне казалось, что Эпо-ци не заметил нас, но едва только мы обогнули мыс, близ коего я избрал выгодную позицию, как вдруг 24-фунтовое ядро упало на сажень от нас и тотчас другое, так близко, что обрызгало нас водою, сделав рикошет мимо нас; посему я тотчас поворотил, дабы, обогнув мыс, не представить ему всего борта нашего, ибо тогда ему легче было бы в нас попасть. Еще два ядра упали, не долетев; однако ж мы остались на веслах, наблюдая за его движениями. Три раза возобновлял он нападение; но всякий раз относило его течением; между тем американец, держась в одной позиции постоянно, спускался по течению по одному узлу в час. В четвертый же раз намерение Эпо-ци состояло в том, чтоб взять судно абордажем; но за его движениями хорошо наблюдали, и он дорого заплатил за свое намерение. Мы заметили на американском корабле человека, стоявшего на корме с зажженным фитилем близ сигнальной пушки, единственной на судне; для приведения же своего намерения в действие Эпо-ци должен был привести к ветру и, приблизясь к борту, сцепиться с кораблем, для чего весь бак его был наполнен людьми, но едва он начал спускаться и поворачивать, как американец успел навести на него свою единственную пушку и выстрелил вдоль по нему. Нельзя представить себе, какое ужасное действие произвел сей меткий выстрел в толпе. Целый широкий ряд разбойников был вырван, и мы ясно видели, как обломки летели со всех сторон, как они таскали своих убитых и раненых и как через минуту ни одной души не осталось на палубе. Воспользовавшись сим, мы обогнули мыс и, став в позиции, открыли огонь из нашего орудия: после нескольких выстрелов Эпо-ци бросился бежать на всех парусах. Мы же, приблизясь к американцу, пособили ему поднять марсели и скоро подвели его под защиту крепостных пушек. Шкипер изъявил нам свою нелицемерную признательность за извещение и за помощью и непременно настоял на возвращении мне 20 пиастров за отправление записки. Эпо-ци дал несколько залпов по кораблю, и одно ядро, пробив коунтер [72] оного, вошло в каюту и остановилось в чемодане приказчика, перепортив все белье и платье. Шкипер Стерджес, по возвращении в Бостон, напечатал во всех американских газетах изъявление признательности своей капитану Беллю и мне. Через несколько лет мне случилось опять встретиться с сим шкипером, и он уверял меня, что, когда он рассказал богатому хозяину корабля о сем сражении и о поданной ему помощи, тот только, улыбнувшись, сказал: вы чуть было не попались в беду, и, не поблагодарив его за мужественную защиту его собственности, не возвратил ему даже тех 20 пиастров, кои он издержал за доставление моей записки! Если мы рассудим, что собственность сего человека не была даже застрахована и что корабль с грузом стоил около 3 миллионов рублей, то, конечно, должны подумать, что у сего скупого хозяина сердце каменное.
70
Смотри главу II.
71
Так называется пролив.
72
Место, находящееся под окнами каюты.
ГЛАВА XIV [73]
Происшествие с американским, кораблем «Азия». — Оный попадает на мель. — Нападение разбойников. — Я поспешаю с вооруженными гребными судами на помощь. — Как стащили судно с мели. — Кафры — хорошие работники. — Признательность страховых компаний. — Серебряная ваза. — Китайское правительство неуступчиво. — Эскадра Дрюри приходит в Макао. — Упорство коменданта. — Высадка войск. — Сдача португальских крепостей. — Жалоба вицерою. — Упорство его. — Эдикт его против англичан. — Сношения все прерываются, торговля останавливается. — Снабжение эскадры припасами
73
Сей главы в подлиннике не находится.
Почти каждый год пребывания моего в Китае был ознаменован каким-либо необыкновенным происшествием, в коем, казалось, судьбою назначено было мне участвовать. В сентябре 1807 года американский корабль «Азия» в 950 тонн, принадлежащий богатому торговому дому в Филадельфии, с грузом жин-сенга [74] , сукна, камлотов и пр. на 200 тысяч пиастров и с 400 000 пиастров наличными деньгами, прибыв в Макао, взял лоцмана для прохода через Боко-Тигрис в Вампоа. Судном сим командовал шотландец Вильямсон, старинный мой приятель. Около захождения солнца корабль, приблизясь к Чиунпи, заливу немного пониже устья реки, на северном берегу, был застигнут шквалом с мокрым и густым туманом, который произвел такую темноту, что лоцман не мог видеть вех и, приняв одну обширную иловатую мель за Боко-Тигрис, набежал с кораблем на оную и до тех пор не узнал своей ошибки, доколе капитан не бросил лота, испугавшись цвета воды, и нашел, что глубина оной не превышала одной сажени и что они уже долгое время плыли по глубокому и жидкому илу. Тотчас спустили паруса, и, к счастию, дно было так мягко, что корабль не наклонился, а стоял прямо, как бы на воде. Во время отлива вокруг корабля воды было только на пол-аршина, так что когда один из матросов вздумал купаться, то погряз в иле по самые плечи. Ночью с корабля видно было по обе стороны множество огней, кои, как полагал капитан Вильямсон, были рыбачьи; но когда он начал допрашивать лоцмана, то тот признался, что это были огни морских разбойников, кои уже около двух месяцев стояли там на якоре. Известие сие привело Вильямсона в смущение, и он тотчас приказал вычистить и зарядить свои четыре пушки (более он не имел); равномерно и десяток ружей, составлявших весь его корабельный арсенал, были приготовлены. У лоцмана была отличная, на ходу легкая лодка: капитан обещал ему прощение за его ошибку и сверх того богатый подарок, если он, тотчас отправясь в Вампоа, доставит ко мне письмо. Лоцман согласился на сие с удовольствием, объявив, что он меня хорошо знает и что я всегда по воскресеньям обедаю на корабле английского командора, а как следующий день был воскресенье, то он наверное застанет меня там. Он действительно хорошо отгадал; ибо я точно поехал в тот день к командору и застал там не только всех его капитанов, но и начальников многих индийских кораблей, кои плавают между Индией и Китаем и известны там под названием провинциальных кораблей (Country ships). Уже в половине обеда слуга мой принес мне письмо, прибавив, что оно ему отдано лодочником, который требовал немедленного ответа «Вздор!» — перебил я и уже хотел положить оное в карман с тем, чтоб прочитать по окончании обеда, как командор, подле коего я сидел, удержав меня, сказал: «Прошу без церемонии, читайте ваше письмо; может быть, оно важное». Пробежав оное, я передал командору, который прочитал содержание оного громогласно: это была усерднейшая просьба Вильямсона, описывавшего опасное и неприятное положение своего корабля, о подании ему скорой помощи: ибо если разбойники, подойдя ближе, узнают его слабость, то непременно судно его сделается их добычею. Командор, возвратив мне письмо, спрашивал, что я намерен делать. Я отвечал, что постараюсь собрать у моих знакомых и приятелей-капитанов столько баркасов и людей, сколькими они без затруднения могут меня ссудить, и тотчас пущусь в путь для спасения корабля от пиратов и для снятия его с мели. «Благородно решено, — сказал командор, — и я первый предлагаю свой баркас с якорями, канатами, двенадцатифунтовым орудием и столько вооруженных людей, сколько в оном поместятся, с офицером, коему прикажу быть в вашей команде, и я уверен, что все братия наши, капитаны, сидящие здесь за столом, последуют сему примеру, и вы скоро увидите под своею командою целый флот гребных судов; тогда, если вы не спасете нашего товарища-моряка от угрожающей ему гибели, сами на себя пеняйте!» Все, одобрив предложение командора, послали приказы вооружить немедленно гребные суда. Случилось это в 4 часа пополудни, а через два часа флот мой уже был готов вступить под паруса. Через час еще я сообщил каждому командиру баркаса инструкцию и сигналы, для коих командор снабдил меня флагами. Флот мой состоял из 16 судов, из коих 14 имели по двенадцатифунтовой пушке; в остальных двух помещались часть вооруженных морских солдат и все якоря, канаты и пр., ибо иначе вещи сии нас стеснили бы в случае сражения. Всего было с лишком 250 человек, пятьдесят из коих были сильные кафры, взятые с провинциальных кораблей нарочно для приведения в движение ворота в самый дневной жар, когда европейские матросы не могут вынести палящих лучей тропического солнца. Сначала дул попутный ветер, но после мы часто принуждены были идти на веслах; поелику же все расстояние не превышало 44 миль (66 верст) и шедшая на убыль вода была нам попутна, то мы в 7-м часу утра прошли Боко-Тигрис; и хотя тогда прилив сделался нам противным, но взамен подул свежий ветер, при помощи коего мы шли более 3 узлов в час. В 1 часу пополудни подошли уже так близко, что в подзорные трубы наши увидели разбойничью флотилию на расстоянии пушечного выстрела от корабля «Азия», также заметили мы, что приближение наше привело пиратов в большое замешательство. Я тотчас дал сигнал: «Спускаться на неприятеля». Они тогда стояли на якоре, но мы еще не успели подойти к ним на расстояние наших выстрелов, как они уже подняли якоря и пустились в бегство в беспорядке, несмотря на то что сила их простиралась до 70 ионок. Мы пустили им вслед несколько ядер и усугубили их бегство, ибо они и весла и паруса употребили для своей ретирады, почему я оставил гнаться за ними, чтоб подать помощь кораблю; но они уже не смели более показаться.
74
Жинсенг, или жинь-шинь (женьшень. — В. М.) (Panax 5-folia, s. Radix China), есть весьма дорогой и уважаемый китайцами корень, дико растущий в китайской Маньчжурии, а особливо в Северной Америке. Некоторые китайцы считают его всеобщим средством от болезней, но другие уважают в нем сильное возбуждающее лекарство. Вот что мне о сем известно: корень сей находят в Америке, начиная от Нижней Канады до Георгии (Джорджии. — В. М.), на пространстве 1500 верст; он достигает совершенства в горах Аллегани на юго-западной стороне оных. Хотя же и попадается около Нью-Йорка и Филадельфии, но весьма редко. Корень сей родится в тучной почве, на скатах холмов, в закрытых и прохладных местах. В целый день более восьми или девяти фунтов сырых корней самый искусный человек набрать не может. Корни сии редко бывают толще одного дюйма, и то когда старше пятнадцати лет; они овальной формы, иногда вилообразные. Семена жинсенга имеют пурпуровый цвет и пристают друг к другу. Корень имеет ароматный вкус и запах. Семян сохранять нельзя, ибо они скоро портятся. Один французский
Капитан Вильямсон не знал, чем доказать нам свою признательность за скорую и деятельную помощь в его гибельном положении. Мы тотчас приступили к делу для облегчения сколь возможно корабля, а как в тот же день два крейсера высокопочтенной [75] Ост-Индской компании бросили якоря свои на рейде, то мы перегрузили на них все наличные деньги, 400 000 пиастров (2 000 000 рублей), уложенные в 400 бочонках или ящиках. Потом приказал я двум из ботов своих вымерить глубину и нашел, что дорога, по коей корабль пришел, была самая мелкая и дальняя и что глубочайшая и ближайшая дорога была на четыре или пять румбов на правом галсе. Капитан же Вильямсон и его подчиненные желали, чтоб я отбуксировал корабль кормою вперед по той же дороге, по коей он пришел, но я не согласился, во-первых, потому что расстояние было дальше и вода мельче, а во-вторых, чтоб тем не повредить руля. Они полагали, что нет возможности поворотить корабль кругом, когда он уже вошел в ил на такую глубину; но я думал иначе, по причине жидкости ила, и остался при своем мнении, отвечая за успех. Наконец, мое мнение восторжествовало, и я тотчас приказал завести два якоря вперед прямо перед носом и один поближе на правой стороне прямо против кремболя. Первые два навивали, а последний тянули воротом, у коего я заставил работать кафров. Только по навитии 15 сажен каната корабль тронулся, и я с удовольствием увидел, что он, стоя прямо, двигался; почему я велел кафрам сильнее работать воротом. Часа через два канаты, бывшие прямо перед носом, уже оказались одним румбом и более на левом галсе; почему надобно было их снова завести. И я приказал бросить оные на два румба правее, а кафры так исправно ворочали, что в два часа канаты опять очутились на левой стороне. Продолжая таким образом, к вечеру другого дня корабль был поворочен и стоял носом прямо против того места, куда я предполагал вести оный; почему мы завели все якоря вперед и тянулись буксиром таким образом. В седьмой же день корабль уже плыл по Боко-Тигрис без всякого затруднения, к величайшему изумлению большой толпы китайцев, пришедших нарочно смотреть на сию операцию. Мы протянули корабль на расстояние 16 канатов, каждый во 120 сажен, что составляет 11 520 футов, или около 4 верст. Кафры были сильные, здоровые работники, которые могли ворочать рычаги в самый палящий зной; европейские же матросы работали только по ночам и вечерам. Корабль «Азия» был застрахован в главных страховых компаниях Северо-Американских Штатов с лишком за 4 000 000 рублей, следовательно, спасение оного было для них весьма важно и возбудило в них чувства признательности к тому, кто принимал столь деятельное участие в избавлении оного. Что до меня касается, я не имел другой побудительной причины, кроме желания помочь человеку, который, будучи в гибельном положении, требовал моего содействия, и следовательно, я не ожидал никакого вознаграждения. Однако ж в следующее лето страховые компании из Нью-Йорка, Филадельфии и Балтимора прислали мне в Кантон превосходную серебряную вазу с надписью ценою в 1000 пиастров (5000 рублей); вазу сию я привез сухим путем из Камчатки, и оная поныне находится у меня, в Санкт-Петербурге. Хотя она изготовлена в Филадельфии, но знатоки считают, что работа оной есть одно из превосходнейших и классических произведений в серебре, когда-либо в Европе виденных. Следующее описание происшествий может дать понятие, сколь твердо китайское правительство всегда придерживается принятых оным с давнего времени правил и поведения в отношении иностранцев, и в особенности англичан, коим оно весьма завидует, но вместе с тем и опасается, не дозволяя им воспользоваться ни малейшею торговою выгодою, если можно оной воспрепятствовать.
75
В Англии компания сия имеет титул почтенной или благородной: Honorable.
В течение многих лет я считался британским агентом или комиссаром и снабжал индийский флот припасами и пр., особенно же во время командования сира Эдварда Пеллю (Pellew), известного ныне под именем лорда Эксмоута, который, как я впоследствии узнал, был всегда мною доволен. Преемником его был адмирал Браян-Дрюри, родом ирландец, отличный морской офицер, сделавшийся потом известен своим мужеством, и имя коего давно внесено в список славы храбрых мужей Великобритании. К несчастию, он был весьма горячего характера и не мог сносить остановок и проволочек китайского правительства, коего рассуждения бывают тем медленнее, чем дело важнее. Сим оно давало ему довольно причин к неудовольствию. Нетерпеливость же его произвела явную ссору, которая в одно время приняла весьма важный вид, и если бы адмирал был столь же упрям, сколько китайцы, то неизбежно возгорелась бы между Англиею и Китаем война. Английская Ост-Индская компания получила сведение, что Бонапарт намеревается отправить сильный флот в Батавию, а оттуда снарядить экспедицию и завладеть островами и крепостями Макао: исполнением такого предприятия он имел бы возможность содержать большую морскую силу в Китайском море и истребить совершенно всю английскую торговлю в тех странах. Если принять в рассуждение, что Бонапарт в то время был в самых тесных дружеских связях с Голландиею, равно и то, сколь удобно можно послать экспедицию из Батавии в Макао, откуда можно перейти, при попутном ветре, в 10 дней, то мы не будем удивляться, что английское правительство было встревожено и старалось всеми мерами препятствовать предприятию, назначенному для уничтожения торговли ее с Китаем. Посему тотчас было сделано предложение португальскому правительству и получено от оного обещание, что немедленно отправлено будет, через гойского (из Гоа. — В. М.) вицероя, приказание макаоскому губернатору о принятии известного числа английских войск, кои должны были прибыть из Индии для усиления гарнизона в Макао, дабы удобнее защищать крепость в случае нападения французов. Действовало ли в сем случае португальское правительство прямодушно или нет, неизвестно; но приказание о принятии англичан к губернатору послано не было. Летом 1808 года вице-адмирал Дрюри с эскадрою из многих военных кораблей и транспортов, имея с собою более 600 английских солдат, явился на рейде в Макао. Адмиральский флаг развевался на 74-пушечном корабле «Руссель» под командою капитана Колфильда. Услышав о прибытии флота, я тотчас отправился в Макао на собственном баркасе, несмотря на угрожавшую мне опасность попасть в руки пиратов, кои, так сказать, покрывали обе стороны залива. Со мною было только десять вооруженных ружьями и саблями человек, и я, избрав время, когда дул сильный северо-восточный ветер прямо из залива, при сильном волнении, счастливо прошел через разбойничий флот, избегнув плена. Адмирал немало удивился скорому моему прибытию и, изъявив мне удовольствие свое за усердие и смелую поездку мою, ибо наслышался уже о разбойниках, наполнявших макаоские воды, поручил мне снабжение эскадры его всем нужным. Возвратясь на берег, я немедленно занялся исполнением возложенного на меня поручения и, увидевшись с ним через два дня, получил полное одобрение за скорость и усердие, с какими я снабдил эскадру.
Ничто не могло сравниться с неудовольствием, которое почувствовал адмирал, получив решительный отказ на предложение о высадке войск своих, особливо же когда оный сопровождался торжественными уверениями макаоского губернатора, что он никогда не получал от гойского вицероя уведомления о прибытии туда английских войск. Ответ сей совершенно противоречил инструкциям, кои получил адмирал от своего правительства, и он не знал, как верить оному. Тотчас начались у адмирала переговоры с макаоским губернатором, в коих участвовал и начальник, или глава британской торговой фактории. Все роды доказательств были употреблены со стороны англичан, чтобы уверить губернатора, что повеление о принятии войск должно непременно скоро прибыть; но он упорно отказывался, доколь не покажут ему повеления, так как действовать иначе было бы не согласно с долгом чести военного человека и противно присяге, данной его законному государю. Видя, что ни уверения, ни просьбы не действуют, нетерпеливость адмирала Дрюри взяла верх над его благоразумием; почему он написал требование коменданту о сдаче крепостей через час, угрожая в противном случае взять оные силою. Потом адмирал начал быстро приводить в действие свою угрозу и, подвинув к берегу два линейных корабля для прикрытия высадки, высадил войска на берег прежде, чем комендант успел перейти в главную крепость или принять какие-либо меры к обороне; ибо у него был гарнизон едва 200 человек, кои были рассеяны по разным укреплениям и батареям. Посему он только выстрелил одним ядром выше голов английских солдат, поднимавшихся на холм к крепости, дабы тем показать, что он не согласился добровольно сдать крепость, и потом, спустив флаги, сдал укрепления. Наутро комендант написал протест на сие насилие и вместе жалобу кантонскому вицерою на поступок адмирала, представив оный в самом неприязненном виде для китайцев и португальцев, с коими обоими Англия состояла в дружеских сношениях. Едва вицерой получил официальное о сем уведомление, как тотчас издал указ, запрещая всякое сношение с англичанами и предписывая казнить смертию всякого китайца и иностранца, кои вздумали бы снабжать припасами английских солдат или эскадру либо подавать им помощь и пособие. Читатель легко может себе представить мое критическое положение, ибо я для исполнения должности своей принужден был поступать вопреки законам страны, где я жил.
Несмотря, однако же, на сей ужасный эдикт, немедленно удаливший от нас всех китайцев, кои обыкновенно нам помогали и доставляли припасы открыто, и невзирая на трудности и опасности, окружавшие меня, я успевал снабжать эскадру нужным хлебом, скотом, рисом, водкою и всем, что требовалось. О сих обстоятельствах, без сомнения, читатели мои потребуют объяснения; для сего я должен здесь предварить, что я, проживая в Китае уже немалое время, успел сделать связи и знакомства со всяким родом людей, особенно же с теми, кои для каждого иностранца в Кантоне необходимы: я разумею с контрабандистами, о коих читатели мои слышали уже в предыдущих главах. Список запрещенных к вывозу вещей столь длинен, что не было бы возможности снабжать корабли необходимыми для них предметами без помощи сих людей, кои, особенно в настоящем опасном и критическом положении, никогда не покидали меня, и действовали мужественно и осмотрительно, не теряя терпения. Конечно, им за все сие хорошо платили; но если бы они не поступали со мною столь честно и справедливо, то могли бы вовлечь меня в большие неприятности и заставить эскадру удалиться несравненно скорее, нежели правительство их могло сие сделать. После сего начались новые переговоры у адмирала и начальника английской фактории с вицероем кантонским: первые старались уверить последнего в необходимости удержать английские войска для защиты Макао, а последний объявлял, что, доколе войска не оставят Макао, до тех пор всякое сообщение и торговля будут остановлены и что великий богдыхан, император Небесной империи, сам довольно могуществен для защиты собственных земель и не нуждается в помощи иностранцев. Уверившись таким образом, что логика переговоров не имеет успеха, положено было учинить в то же время некоторые неприятельские демонстрации; почему адмирал и поднял свой флаг на фрегате «Фаэтон» под командою благородного [76] капитана Флитвуда Пеллю, который поднялся на рейде Вампоа, сопутствуемый капитаном Досоном с его фрегатом «Dedaigneuse», оставив линейный 74-пушечный корабль «Руссель» у второй отмели; остальная же часть эскадры стояла на якорях на Макаоском рейде. В сие время число ост-индских кораблей в Вампоа простиралось до 22, каждый от 1200 до 1400 тонн, вооруженных от 18 до 36 пушками, с полным комплектом людей. Столь сильный флот, казалось, был достаточным для вразумления китайцев, движения же адмирала Дрюри совместно с некоторыми сообщениями, сделанными вицерою, казалось, могли устрашить его; но он не соглашался и упорно требовал во все время переговоров предварительного удаления английских войск, и сие условие было sine qua non для восстановления дружеских сношений и торговли с китайцами. Тогда адмирал решился отправиться в Кантон, чтобы постараться, при личном свидании с вицероем, представить ему посредством одного португальского монаха, бегло говорившего по-китайски, такие новые доказательства, кои могли бы его заставить согласиться на предложения. Как скоро решено было привести меру сию в исполнение, начальник английской фактории Г. Робертс написал мне письмо с объяснением затруднительного положения, в коем он находился, ибо адмирал предполагал остановиться в Кантоне у него, в доме фактории, а эдикт вицероя решительно и строго запрещал сношения; почему он находил затруднение доставать даже для себя самое необходимое, тем паче не мог он принять и угостить большую свиту адмирала, а просил меня взять дело сие на себя. Я был много одолжен Г. Робертсу за его ко мне всегдашнюю дружбу и, следовательно, не мог отказать выпутать его из беды, на что и сам адмирал изъявил согласие, когда ему объяснили причины, почему Робертс не мог его принять в фактории. Скоро потом адмирал Дрюри, начальник фактории и комитет оной, с многими капитанами и офицерами эскадры и компанейских кораблей и в сопровождении матросов и солдат, составлявших всего более 300 человек, прибыли в Кантон. Китайцы не старались мешать сей поездке, а только был издан и прибит на всех углах улиц новый и строжайший эдикт, воспрещающий сношения; однако ж, вопреки сему, я продолжал с прежним усердием снабжать их всем нужным: ибо я, по принятой на себя должности, обязан был печься о снабжении английских кораблей, и хотя адмирал не предварил меня о своем прибытии и не посоветовался со мною, но я должен был, подвергаясь даже неприятностям и опасностям, снабжать эскадру, и потому всякие употребленные мною тогда для сего средства должны быть извинительны. Ежедневно стол адмирала на 40 или на 50 кувертов (столовых приборов. — В. М.) был снабжен всем, что в Кантоне лучшего достать было можно, даже и винами; при всем том ни один китаец, казалось, не приближался ко мне; однако ж все мои повара и слуги были китайцы, переодетые в матросские платья, и поелику я не дозволял им днем выходить, то их никогда и не могли узнать. Все жизненные припасы доставляемы были по ночам верными людьми и переносились по кровлям домов; и сие было так устроено, хотя и с большими издержками, что я не подал ни малейшего подозрения, и ни один китаец не был открыт или наказан за сие. Храбрый адмирал, не видя ни в чем недостатка, вероятно, полагал, что все доставалось удобно; но все соседи и давно живущие в Кантоне иностранцы смотрели на все сие как бы на волшебство и непрестанно изъявляли свое удивление, каким образом я мог сие сделать.
76
Honorable и Right Honorable — титулы пэров английских и их детей.
ГЛАВА XV
Фрегат «Фаэтон», — Погоня мандарина за мною. — Намхой. — Храбрый гардемарин. — Поход адмирала Дрюри. — Нападение китайцев. — Отъезд адмирала. — Разбойники. — Их нападение и наша победа. — Черная эскадра. — Женщина-атаман. — Ночные воры в Кантоне. — Спасение от смерти американца К-ка. — Его похождения на Сандвичевых островах. — Мое с ним свидание. — Король Тамеамеха. — Приведение к послушанию вассалов его. — Он пишет письмо к российскому императору. — Миссионеры. — Сандвичевы острова