Пять баксов для доктора Брауна. Книга 3

Маллоу М. Р.

— А что? — пробормотал Ральф.

— У меня руки чешутся добавить ему за это «а что?», — негромко произнес Лоу.

— Нет, правда, а что? — с большим любопытством произнес Кеннел. — Разве они чем-то нам угрожают? Понимаете, кошки… Ох.

Но тут снаружи послышалось вежливое покашливание. Профессор Кейн пришел позвать всех, чтобы сообщить некие новости.

— Господа, — объявил он, когда все собрались в палатке зоологов, — я хотел бы похвастаться. Животное, которое вы сейчас увидите, считали полностью вымершими. Мало того: экземпляры, подобные этому, являются чрезвычайно редким случаем. Невероятная удача! Сейчас, мадам Кеннел, вы убедитесь, что были несправедливы к своему племяннику.

Он продемонстрировал ящик, забранный спереди проволочной сеткой.

Но не успел открыть клетку, как оттуда на койку выскочило ужасное существо. Острая морда была злой, как у сатаны. Желтые глаза горели ненавистью. Черная кожа была начисто лишена шерсти, гибкое тело несли жилистые тонкие лапы, голый хрящеватый хвост хлестал по бокам. Прыжок — и существо оказалось на столе.

— Ой, — удивилась Эдна. — Лысая кошка! Ну и дела!

— А? — сиял профессор. — Полагаю, вам это должно быть интересно.

Тишина, воцарившая в палатке, как-то не походила на всеобщий восторг. Профессор немного смутился, но не потерял бодрости.

— Да, мой мальчик, мы совершили открытие! Господа! Господа, взгляните! Перед вами египетская мау! Это крайне редкий экземпляр mau naturalis. До сегодняшнего дня они считались полностью вымершими! Три тысячи лет назад именно такие сидели у фараонова трона! Посмотрите, как ее мордочка напоминает богиню Бастет!

Но и тут странным образом никто не впечатлился. Профессор прокашлялся.

— Известно, — он вежливо наклонил голову, как бы обращаясь к Эдне, — что богиня Баст, или как ее еще называли, Бастет — символизировала радость, плодородие и домашний очаг, и традиционно изображалась с головой кошки.

— Ну да, — лениво произнес Ральф. — Это же все знают!

— Древние египтяне, — продолжал профессор, — считали мау воплощением земным богини. Ей посвящали храмы.

С этими словами он повернулся к Вандереру.

— Понимаете ли вы, коллега, что это значит? Храмы! Я могу поклясться, что окрестности Красной пирамиды заключают в себе множество могил мау. Целые гектары кошачьих захоронений, содержащих ценные находки!

Дальше можно было не слушать. Все шло, как по маслу, за исключением одного: Красная пирамида оказалась самым удобным местом для лаборатории, но и самым опасным. Почтенный возраст профессора не позволял выбрать пирамиду, расположенную достаточно далеко, чтобы ни у Вандерера, ни у Засса не возникло желания идти туда пешком, не говоря уже о Лоу и Хэттфильде, которые, кажется, предпочитали ездить на автомобиле даже в уборную. Идеальным временем был бы час пешей ходьбы. Саммерс вот уже десять лет играл в теннис, Фокс с его цирковым прошлым ничуть не растерял формы, увлекаясь всякими новомодными гимнастиками, — короче говоря, это время их устраивало. Но профессор, отметивший прошлым летом шестидесятипятилетний юбилей, пожаловался, что в самом лучшем случае по прибытии в свой рабочий «кабинет» сможет только лежать неподвижно. Пришлось обойтись Красной пирамидой, до которой было не более трех миль.

Теперь следовало не только отвлечь Вандерера от его собственного раскопа, но и не допустить, чтобы его люди шастали по убежищу натуралистов.

Это и стало причиной не совсем гуманной меры предосторожности, предпринятой Фоксом.

Глава двадцать первая. Доктор Филипс из Нью-Йорка

Саккара, 10 декабря 1924 года

Визит к Красной пирамиде лишил Вандерера покоя. Целые плантации захоронений царских кошек — еще бы он остался спокоен! Однако, другу короля Фуада не улыбалось быть пойманным за раскопками без разрешения. Поэтому египтолог ограничился краткой экскурсией — показать пирамиду Эдне. Затем из лагеря исчезли Лоу и Хэттфильд. Автомобиль, которым они обычно пользовались, стоял на своем месте. Из раскопа охранники не показывались. Обождав немного, Саммерс решил совершить очередную прогулку к Красной пирамиде. Прогулка совершенно оправдала подозрения.

Он едва в штаны не наложил, обнаружив на песке у входа в раскоп следы остроносых туфель. С трудом взяв себя в руки, коммерсант спустился, чертыхаясь и охая в темноте и светя во все углы фонарем, но, к счастью, узкая, тесная камера, обнаруженная за проломом в стене после того, как вы пробирались через галерею, затем расположенную в ней же большую камеру, из нее — через еще другую камеру, и потом еще одну, боковую, осталась ненайденной. Лучше всего об этом свидетельствовали вонь от горелки, растоптанные погребальные букеты, благополучно пережившие визиты расхителей в течение предшествующих двух тысяч лет, бисер, который вчера еще имел форму правильного треугольника на истлевшей ткани, а сейчас рассыпанный там и сям, разбитая алебастровая лампа и растоптанные корзины. Корзины еще вчера спокойно валялись вдоль стен, покрытые толстым слоем паутины. Глиняная бутыль, стоявшая у входа в большую камеру, исчезла.

— Слышал обрывки разговоров, — докладывал Кеннел, вернувшись в лагерь. — Похоже, это экспедиция какого-то Филипса. По-моему, из Нью-Йорка.

— Тот самый молодой идиот, — процедил Вандерер. — Всю войну проколесил по стране со своими «популярными чтениями». Никак не успокоится. Ну-с, хорошо.

Что именно «хорошо», египтолог не сообщил, а резко развернулся и ушел. Он почти не разговаривал с натуралистами, зато Засс внезапно воспылал таким интересом к зоологии, что профессор только диву давался. Адвокат часами слушал его, сидя в палатке зоологов, проявлял всяческий восторг, интересовался у Ральфа подробностями ловли животных — словом, стало ясно, что экспедиция профессора Кейна стала объектом его пристального внимания.

Прошли сутки. В полдень Кеннел остановил мотоциклиста, привозившего Вандереру биржевые сводки, провел две минуты в короткой, но полезной беседе, а спустя неделю Маллоу получил письмо из Каира. Он высунулся из библиотеки, крикнул мисс Дэрроу, что его ни для кого нет, после чего взъерошил кудри и углубился в чтение.

«Все кипит и пузырится, — писал Д.Э. Саммерс. — Добрая половина рабочих Вандерера без всякой концессии копает по ночам дохлых кошек, которыми засеяны окрестности Красной пирамиды. Сам мистер Вандерер чуть не плачет от счастья при мысли о том, что того гляди, найдется остальной обслуживающий персонал. Персонала, говорят, должно быть много, и он весь увешан золотыми погремушками, не считая полных комплектов кастрюль и ночных горшков. Вся компания читает опись найденных предметов вместо вечерней молитвы. Кругом сплошные мумии: мумии кошек, мумии соколов, мумии шакалов и даже одна мумия адвоката, которая так хорошо набальзамирована, что до сих пор ходит и разговаривает. Словом, это кладбище наводит на мысли, что папенька все-таки меня проклял.

Поинтересовался у Засса, были ли у здешних царей какие-нибудь занятия, кроме подготовки собственных похорон. Все очень разозлились. Правда, Эдна веселилась, но досталось за это мне.

Сам я тоже пузырюсь, но в мире живых: ловлю кошек. Профессор всем уши прожужжал о колонии египетских мау. Ах да! Я же познакомился с европейским светилом египтологии — доктором Филипсом. Это его экспедиция окопалась в Красной Пирамиде и мешает Вандереру.

Наверное, не стоило совершать прогулку в шесть миль по жаре. Солнце напекло мне голову и теперь я вижу странные сны. Можешь сделать из них повесть для мальчиков и продать в «Америкен Бой». А можешь попытать счастья в «Черной Маске» — они до того идиотские, что, вполне возможно, сойдут за какое-нибудь детективное чтиво.

Напиши про одного бездельника — племянника полусумасшедшей тетки — она держит его на привязи, — который думал устроить свои дела женитьбой на богатой наследнице, а потом решился на кражу мумии. Ты не поверишь, мне действительно приснилось, что я собираюсь украсть у Вандерера мумию!

Ах, да ты же не знаешь этой истории! Тут говорят интересные вещи. Вроде бы он ищет особенную мумию. Согласно древней легенде тот, кто найдет ее, обретет счастье. Уж наверное мистер Вандерер ее найдет, если только слишком не увлечется кошками.