Пять четвертинок апельсина (др. перевод)
Шрифт:
– Все было совсем не так, – невольно вырвалось у меня.
– Вот и расскажите мне, как это было. – Лора подошла чуть ближе. – А я вам во всем помогу, дам любой совет. Это же исключительная возможность – проникнуть как бы внутрь тех давних событий, увидеть их глазами очевидца. Уверена, книга получилась бы просто замечательная.
– Какая еще книга? – глупо спросила я.
В голосе Лоры послышалось нетерпение:
– Что значит «какая еще книга»? Я думала, вы уже поняли.
Мне показалось, что язык прилип к верхнему нёбу; с огромным трудом отлепив его, я невнятно пробормотала:
– Я
Она нетерпеливо тряхнула головой.
– Нет. Мне этот альбом нужен как основа для моей книги. Вы ведь читали мой очерк? Значит, могли догадаться, что меня эти события чрезвычайно интересуют. Ну а когда Кассис признался, что Мирабель на самом деле наша родственница, бабушка Янника… – Лора не договорила и схватила меня за руку. Пальцы у нее были длинные, холодные, а ногти покрашены бледно-розовым перламутровым лаком того же оттенка, что и помада на губах. – Тетушка Фрамбуаза, вы последняя из ее детей. Кассис умер, от Рен-Клод толку никакого.
– Значит, вы и к ней съездили? – равнодушно обронила я.
Лора кивнула.
– Она ничего не помнит. Натуральный овощ. – Она поморщилась. – И в Ле-Лавёз тоже никто ничего толком не помнит, а если и помнит, то отказывается обсуждать эту тему.
– Откуда ты знаешь?
Гнев в душе сменился каким-то холодным, спокойным осознанием того, что мои худшие опасения подтверждаются.
– От Люка, естественно, – пожала плечами Лора. – Я попросила его сходить в этот клуб, где собираются старые завсегдатаи, купить кое-кому выпивку, задать вопросы. Ну, вы же понимаете, как это делается. – Взгляд ее опять стал нетерпеливым и насмешливым. – Сами говорили, что понимаете.
Отвечать я была не в состоянии и просто молча кивнула.
– Должна признать, вам удалось держать тайну под спудом гораздо дольше, чем можно было бы предположить, – с некоторым восхищением продолжала Лора. – Никому здесь и в голову не приходит, что вы отнюдь не та, за кого себя выдаете: не милая старая дама, переехавшая сюда из Бретани, не вдова Симон. Вы пользуетесь большим уважением, и никто ни о чем не подозревает. Вы ведь даже от дочери все скрывали.
– Писташ? – Я и сама почувствовала, как это глупо прозвучало, но язык и мысли вдруг стали ужасно ленивыми и неповоротливыми. – Неужели вы и ее втянули?
– Я отослала ей несколько писем. Надеялась, что она, возможно, что-то знает о Мирабель Дартижан. Но оказалось, вы никогда ей ничего не рассказывали. Ведь так?
Боже мой! Писташ! Я точно катилась, тщетно пытаясь удержаться, с крутого горного склона, где любое неверное движение может вызвать новый обвал и полное крушение мира, который я до сих пор считала незыблемым.
– А от вашей второй дочери давно не было вестей? Когда она в последний раз вам писала? Ей что, тоже ничего не известно?
– Вы оба… вы не имеете права, не имеете права. – Слова были горькими на вкус и больно царапали горло, точно куски каменной соли. – Вы понятия не имеете, что эта ферма для меня значит. Если люди узнают…
– Ну-ну, тетушка Фрамбуаза, успокойтесь. – У меня не хватило сил оттолкнуть ее, и она обняла меня. – Конечно, ваше имя мы не станем упоминать.
Я оттолкнула ее с такой силой, что сама удивилась.
– Нет!
И вдруг я ощутила, что все это время Поль безмолвно стоит у меня за спиной; бутон ужаса, сковавший меня, словно распустился, расцвел, превратившись в огромный цветок гнева и ликования. Я не одна! Рядом Поль, мой верный старый друг!
– Подумайте, тетушка Фрамбуаза, как много это значило бы для всей нашей семьи.
– Нет!
Я выпихала их за дверь и попыталась ее закрыть, однако Лора успела вставить в щель высоченный каблук.
– Вы не можете прятаться вечно.
И тут вперед вышел Поль. Он заговорил спокойно, чуть растягивая слова, как человек, который либо пребывает в полном согласии с самим собой, либо просто не очень быстро соображает.
– Возможно, вы не расслышали, что сказала Фрамбуаза? – Улыбка у него была почти сонной, однако он подмигнул мне, и в этот момент в сердце моем вспыхнула такая любовь к нему, что я даже растерялась и отчего-то сразу утратила весь гневный пыл. – Насколько я понял, она совершенно не хочет участвовать в ваших делах. Или я не прав?
– Кто это? – возмутилась Лора. – Что он здесь делает?
Поль ласково ей улыбнулся и с тем же чуть сонным видом неторопливо пояснил:
– Просто друг. Давний. Из далекого прошлого.
– Фрамбуаза, – крикнула Лора из-за плеча Поля, – вы все-таки подумайте о нашем предложении! Обдумайте все хорошенько! Это очень важно, иначе мы бы и спрашивать у вас ничего не стали. Подумайте!
– Конечно, она подумает.
Дружелюбно кивнув, Поль закрыл дверь. Лора тут же принялась настойчиво в нее барабанить, но он запер дверь на засов, да еще и цепочку в гнездо вставил. Некоторое время за массивной деревянной дверью еще слышался ее голос, в котором теперь звучали пронзительные, визгливые нотки, как вой циркулярной пилы.
– Фрамбуаза! Будьте благоразумны! Я велю Люку уехать! И все опять встанет на свои места! Фрамбуаза!
– Кофе? – предложил Поль и направился на кухню. – Он, знаешь ли, здорово бодрит.
Я все еще смотрела на дверь и наконец дрожащим голосом вымолвила:
– Ну и особа. Вот дрянь.
Поль пожал плечами.
– Пусть себе бесится сколько влезет. На кухне ее и слышно-то не будет.
До чего же у него все просто и легко получалось! Я послушно последовала за ним на кухню, чувствуя, что лишилась последних сил. Он моментально поставил передо мной большую чашку горячего черного кофе с корицей, со сливками и сахаром, а еще тарелку с куском черничного пирога. Я молча жевала пирог и прихлебывала кофе; с каждым глотком ко мне возвращалось былое мужество.