Пятая печать
Шрифт:
Общество поспешило согласиться:
— Это была просто шутка, коллега Бела, — сказал столяр. — Может ведь ваш завсегдатай позволить себе невинную шутку…
Затем он повернулся к часовщику:
— Вы не могли бы подумать, прежде чем так шутить?
— Допустим, мог бы, — разве тогда вам с вашим подзащитным удастся избежать смерти?
Агент-книготорговец скривил губы.
— Оставьте, господин Ковач… — сказал он столяру, — его уже не исправишь!
— Думаете, вас исправишь? — спросил часовщик.
— Нет! Но если вы непременно
— Вот и славно, что заявляете… — произнес Дюрица.
— Да, заявляю! Вы удовлетворены?
— Если вам так угодно, удовлетворен. Только никогда не следует раздражаться, это вредно для здоровья!
Трактирщик потряс перед обществом бутылкой и провозгласил:
— Я так скажу… Обойдите на досуге всю округу. Где вы еще найдете такое вино? Какой другой трактирщик станет рисковать своим здоровьем, раздобывая для своих клиентов такое вино?
— Все как есть истинная правда! — подтвердил столяр. — Хотел бы я посмотреть на другого такого трактирщика.
— Тут и спорить не о чем! — согласился, устраиваясь поудобнее, книготорговец. — Будь речь о книгах, я бы то же самое сказал, — бывало, все ноги себе в полном смысле оттопчешь, лишь бы потрафить кому-нибудь из своих старых клиентов, а ведь доброе вино в наши дни достать труднее, чем книгу! Разумеется, ценную книгу, не слащавую дребедень или какую-нибудь пакость…
Столяр подался вперед, облокачиваясь на стол:
— Скажите, сударь, только не сердитесь за откровенность, вы мой характер знаете, я ни чужих, ни своих недостатков не скрываю: вы вот все книга да книга, а только объясните мне — какой от нее прок? От книги-то?
— Образованный человек не стал бы задавать такой вопрос! — вставил слово трактирщик, сочувственно взглянув на книготорговца.
— Эва! — воскликнул столяр. — А я человек вовсе и не образованный! Просто честный ремесленник и отец семейства!
Книготорговец взглянул на мясистый нос столяра, прихлебнул из своего стакана и наконец произнес:
— Пришлось бы очень долго вам это объяснять, господин Ковач!
— Стало быть, по-вашему, я такой тупица, который и объяснений не поймет?
Часовщик поморщился:
— Это смотря как объяснять!
— А вас… — вспылил книготорговец, — вас никто не спрашивал. Но коли уж вам не терпится — ответьте на мой вопрос. Сколько лет вы чините в моей семье часы?
— Это не имеет никакого отношения ни к вашим книгам, ни к чтению…
— Имеет: за эти годы вы вполне могли убедиться, — когда в доме портятся часы, я не пытаюсь сам кустарничать, а отдаю их в починку вам; если в чем не смыслю, пальцем не прикоснусь.
— В этом вы и впрямь не смыслите! — заметил часовщик, следя взглядом за кружившей над столом мухой.
— Пусть так, — ответил книготорговец. — И коли не смыслю, то в ваши дела и не суюсь. Вот и вы помалкивайте, когда речь заходит о книгах. Разве что спросить захотите, в чем не разбираетесь, я охотно объясню…
— Если сумеете, — возразил Дюрица, продолжая следить за мухой.
— А если не сумею, то порекомендую вам обратиться к кому-нибудь из моих более умных друзей!
— Ну вот видите! С этого в следовало начинать. — Часовщик снова опустил взгляд на стол, затем посмотрел в глаза книготорговцу. — С того, что сами в этом не смыслите!
Трактирщик наполнил стаканы.
— Он дразнит, а вы не поддавайтесь, господин Кирай! — обратился он к книготорговцу, в который уж раз чуть не назвав того Швунгом. — Не обращайте внимания. Саши ведь знаете — не стоит затевать с ним спора! А что до книг, то откровенно признаюсь, я и сам не раз задумывался, на кой черт нужны эти груды бумаги? Разве они принесли кому-нибудь счастье? Какой прок тратить на них деньги? Словом, в моей голове это не укладываете я, хотя в школе я до последнего класса был лучшим учеником и часто в день пятнадцатого марта {2} декламировал стихи…
— А шестого октября не декламировали? {3} — спросил часовщик, снова принимаясь пытливо разглядывать муху, усевшуюся на потолке.
— Нет…
— А ведь к шестого октября тоже можно было декламировать!
— Да не связывайтесь вы с ним! — вступился книготорговец. — И не обращайте внимания, коли он вас перебьет. С таким разве что черт сладит, тогда уж он умолкнет насовсем…
Швунг поднял свой стакан, приглашая всех выпить — не исключая, естественно, и часовщика:
— Ну, поехали…
Все выпили.
Швунг повернулся к столяру:
— Вы спрашивали, какой от книг прок, верно ведь?
— Верно, все как есть слово в слово… — ответил Ковач. — Потому как если, положим, человек тратит деньги на еду, тут все в порядке, он собственными глазами видит от того пользу, толстеет, к примеру, или набирается сил, или поправляет здоровье. Но что сказать, ежели у человека приличной одежды нет, а он деньги на такие вещи тратит?
— Видите ли, господин Ковач… таких людей можно только уважать, — поднял палец книготорговец.
— Ну уж извините, ежели таких людей уважать, лучше уж вообще никого не уважать!..
— Вот те и на! А где же тогда зарыта собака? — воскликнул часовщик.
— Тут вы правы, господин Ковач! В той мере, в какой вам подсказывает ваш опыт! Но и только! — ответил книготорговец. — А вот если бы вы стали на мое место и судили с моих позиций, то со спокойной совестью могли бы утверждать, как это делаю я, что такого уважения достойны очень многие из наших ближних.
— Знаете, в чем истина, господин Кирай? — заговорил трактирщик. — Сколько я не видал людей, из тех, что допоздна за книгой, не разгибаясь, сидели, все они умирали до срока. От чахотки, от болезни позвоночника, так или иначе — все протягивали ноги скорее прочих. Но ежели это так — а это так, по собственному опыту знаю, — то на кой черт мне эти книги? Разве я не прав?