Пятая печать
Шрифт:
Коллега Бела подмигнул столяру:
— Насмешник, а?
— Не так уж это и смешно, коллега Бела, — серьезным тоном возразил Ковач. — Призадумайтесь, и вы поймете, что не так уж это и смешно!
— Итак, — продолжал Кирай, — какой вывод я хочу отсюда сделать? Я хочу сделать вывод, что для больших людей жизнь выглядит совсем иначе, чем для нас! Они совершенно другие! Они тоже знают и чувствуют, что иного поля ягода, нежели прочий люд, потому что они лучше всех прочих…
— А почему это они лучше? — спросил хозяин кабачка. — Такие же люди, как я или вы!
— Ну,
— Все истинно так, как вы сказали, господин Кирай! — согласился, потягиваясь и распрямляя спину, столяр. — Взять хотя бы такой случай. Принес я как-то заказанную работу в один господский дом. Потом нас пригласили остаться на полдник. У них там столько всего наготовлено — больше некуда… Сижу я на кухне, кухарка подносы ставит, потом принимается хлеб резать. Я тут ей и говорю: «Что это вы делаете?» А она в ответ: «Как это что делаю?» — «Да для кого же, спрашиваю, вы такими ломтиками нарезаете?» Потому как резала она так тонко, что, ей-ей, каждый кусок не толще папиросной бумаги. Истинно так, верьте слову! Сквозь них хоть на свет смотри, а уж дышать и вовсе не смей — со стола сдуешь. И какой, стало быть, в этом смысл? Один форс и только, как уже заметил господин Кирай…
Фотограф отставил стакан подальше и, покашляв, проговорил:
— Впрочем, дорогой господин Ковач, это, наверное, можно объяснить и тем, что у таких вот высокопоставленных господ питание хорошее, и хлеб им не так уж и нужен. Обычно ведь много хлеба едят в тех семьях, где ничего более сытного нет…
— Я в тот раз тоже о чем-то таком подумал, но все-таки это странно, правда ведь? Не толще папиросной бумаги…
— Так или иначе, — заговорил книготорговец, — суть одна: они во всем хотят вести себя иначе, чем остальные люди! Взять, к примеру, такое дело, когда муж и жена обращаются друг к другу на «вы». Послушать со стороны, так они вроде и незнакомы, вроде и не привязаны друг к другу на всю жизнь. Да это бы бог с ними, их забота! Интересно только, как всем этим господам, что распределяют карточки, генералам и прочим, от кого зависит судьба простого человека, по ночам спится?
— Спокойно спится! — изрек Дюрица, часовщик. — Еще как спокойно!
— А вот мне, господин Дюрица, как-то трудно в это поверить!
Ковач почесал затылок:
— То-то и оно!.. Ежели вдуматься, то и впрямь с трудом верится, чтобы так уж им спокойно спалось; неужели может спокойно спать, к примеру, какой-нибудь начальник из министерства?! Или, положим, прокурор, или судья, достигший высокого положения! Или, представьте себе, король! Военачальник или другой какой высокопоставленный господин?
Дюрица сонными глазами посмотрел на фотографа:
— А вы где потеряли ногу?
— Оставьте, господин Дюрица!.. — с неодобрением вступился было книготорговец.
— Как это оставьте? Успокойтесь, если бы он рассудок потерял, я бы ни о чем не стал его спрашивать. Вас ведь я ни о чем не спрашивал? Так что случилось с вашей ногой, сударь?
Фотограф покраснел и отодвинулся к самой спинке стула:
— Но позвольте, ведь я не один такой, к сожалению… К сожалению, не один я!
— Оторвало миной?
— Если угодно! Все как надо: излучина Дона и прочее!
— Ну, вот видите! — вновь заговорил книготорговец. — А вы говорите, что премьер-министр или военачальник могут спокойно спать! Сами-то вы могли бы спокойно почивать, спокойно жить на свете или, к примеру, спать с женщиной, если бы именно вы послали этого человека на фронт с таким напутствием: «Тебя призывает долг, ступай!»
Коллега Бела кивнул:
— Что правда, то правда… Никто еще не видел на фронте министра или премьера! А кто видел одноногого премьер-министра?
— Такого тоже не бывает, — ответил Ковач. — Потому что если бы таким господам тоже приходилось в окопах сидеть, войн вообще не стало бы, уж будьте покойны! Это так же верно, как то, что я сижу на этом стуле…
— А я утверждаю, — Швунг многозначительно поднял вверх палец, — что лучше всего быть простыми людьми вроде нас! Как бы там ни было, а нам не из-за кого испытывать угрызения совести. С чего бы? А возьмите директора банка или завода или землевладельца? Каково им? Вроде и порядок полный, и есть все, что только душе угодно: отличный дом, вилла или дача на Балатоне и в Бёржени или Матре, куча прислуги — лакеев, кухарок, горничных, автомобили, шоферы и все такое…
— И никаких забот, черт возьми! — подытожил трактирщик.
— Тогда они уж небось и не умирают? — зевнул Дюрица.
— Когда тогда?
— Когда у них столько всего?
— А знаете, на кого вы похожи, господин Дюрица? обратился к часовщику книготорговец. — На попугая из бакалейной лавки, от него тоже только и слышишь: «К вашим услугам, к вашим услугам!»
— И это очень правильно, — ответствовал Дюрица — Умница попугай, умнее многих книготорговцев в Европе. В Эйропе, хотел я сказать!
Кирай вскинул голову:
— Чем я вам опять не потрафил?
— Разве и вам что-нибудь сказал?
— Вы думаете, я не расслышал этой вашей Эйропы? Учтите, так говорят весьма образованные люди, я от них и слышал. От таких культурных людей, каких нам, наверное, и видеть не приходилось. И если на их вкус Эйропа — хорошо, то и для вас сойдет!
— Вот и прекрасно! Отныне и по телефону не забывайте говорить хэлло или алё, раз уж вы эйропейский коммерсант.
Дюрица повеселел от собственных слов и с довольным видом посмотрел книготорговцу в глаза.