Пыль дорог и стали звон
Шрифт:
— Побойся богов, староста! Казна — она тоже не бездонная бочка, рты есть не у вас одних. А что до денег, то другие деревни и без этого вашего серебра обходятся. Вы чем хуже? Вон, давеча в Сизом Углу были, так там у них хоромы, люди весёлые, накормили, напоили. А у вас? Частокол — смотреть жутко, да и смердит, как из выгребной ямы. Дома — половина завалились, заборы наперекосяк. Обленились, а ещё чего-то просите! И уголь у вас уж давно не добывают. Скажите спасибо, что хоть это получаете, а то я ведь могу и посчитать, что помощь вам не нужна.
Бедобор несколько раз поменялся в лице, побагровел и, наконец, выдавил.
— Ясно всё с вами. Вон трактир, там вас и накормят, и напоят. А вы, — обратился он к мужикам на телеге. — Пока разгружайте.
Бедобор опёрся боком о створ ворот и с угрюмым видом принялся наблюдать, как сгружают с телеги бочки с вином, тюки ткани, мешки с зерном, иногда панически крича «аккуратнее, лопнет
— Здравствуй, Бедобор. Гляжу, обоз всё-таки прибыл. Ну и с моей стороны работа сделана. Вот оно, чудовище ваше, в пещере пряталось. Упырь. Шустрый гад, надо сказать, но ты не бойся, надбавки не потребую.
Старосту одолевали смешанные чувства.
— Таринор! Рад, что ты жив-здоров! Никак, Дормий тебя заговорил, что тебя ничто не берёт. — Проговорил староста, пытаясь изобразить на лице улыбку.
— Ладно, заканчиваем. — Сказал наёмник серьёзно. — Мы оба знаем, что больше всего на свете сейчас хотели бы не видеть друг друга, так что давай мне плату и разойдёмся с миром.
— Знаешь, тут такое дело… — Начал было Бедобор, но, увидев недобрый взгляд наёмника, тут же осёкся. — Всё, как обещал! Вот. — Староста вынул из-за пазухи мешочек с монетами и нехотя протянул его наёмнику.
— Вот теперь всё. Мы в расчёте, Бедобор. Не поминай лихом! — Наёмник скрылся за воротами, и староста испустил вздох облегчения. — Хотя я всё же останусь до поры. Поглядеть хочу, как вы этого жечь будете. Упыри, говорят, горят хорошо и визжат до того пронзительно, что волосы дыбом встают.
Староста махнул рукой, и пленника увели в один из домов.
— Сжечь? Что же, хорошая мысль. И народу понравится, хоть бояться перестанут за частокол выходить. А ты, хоть мы тебе и благодарны, всё ж таки не задерживайся. Народ у нас чужих не любит… — Бедобор не спеша направился к своему дому.
— Не волнуйся, надолго не задержусь. — Тихо проговорил Таринор, направляясь в храм Холара.
Вечер выдался на удивление ясным. С безоблачного неба глядели сотни, тысячи звезд, а восходящая луна, проводив скрывшееся за горизонтом солнце, воцарялась на небе, испуская мягкий серебристый свет. В тот вечер вороны над деревней каркали особенно громко, предвкушая трапезу. Всё население Вороньего холма собралось тем вечером перед бывшим домом мага Мирениуса, но не для того, чтобы решать вопросы деревни, а просто чтобы развлечься. Нечасто в маленькой деревеньке можно увидеть прилюдную казнь. Да и казнить, как правило, не за что: мелкие неурядицы решаются на месте парой крепких слов и зуботычин, а преступников в деревне издавна не водилось. Воровство пресекалось на корню тем простым фактом, что все ценности держались при себе. Сундуки нам не к чему, чай не купцы, говорили люди, имея в виду, что такие сокровища, как, например, стеклянные бусы, доставшиеся от матери лучше носить при себе, чем где-то хранить. А карманничать в месте, где все знают друг друга в лицо — по меньшей мере неразумно. И сейчас все эти простые люди хотели лишь одного — зрелища. Многим из них было всё равно, кого и за что жгут. Иные даже сомневались, как именно пройдёт казнь: через сожжение или повешение? Но столб, обложенный хворостом, красноречиво обещал простому люду их нехитрое удовольствие. Наблюдать, как языки пламени пожрут несчастного, начиная с ног, как его предсмертный хрип утонет среди треска пламени и гомона толпы, как запах палёной плоти разнесётся по округе, привлекая к стенам частокола падальщиков. Однако староста обещал не простую казнь, ибо жечь будут даже не человека, а упыря, принесшего столько бед окрестным деревням. Впрочем, многим было плевать, в чём именно он повинен. Толпа всегда жаждет мести, а не справедливости.
Свист и выкрики заставили старосту кряхтя взобраться на наспех собранный помост из пары бочек и доски. Судя по количеству незнакомых лиц, пришёл люд и из окрестных деревень. Даже мелкий чиновник из города, сопровождавший обоз, задержался до вечера специально ради этого зрелища. Тем временем виновник торжества, брыкаясь и рыча, следовал к месту казни в сопровождении пары крепких мужиков. За ним шли двое: священник отец Дормий с книгой в руках и наёмник Таринор. Надо сказать, эльф играл упыря более чем натурально, а за несколько часов до казни даже укусил за палец одного из своих охранников. Сходства добавляла традиционная эльфийская худоба и бледность вкупе с острыми чертами лица.
Пока пленника вели и привязывали к столбу, Бедобор блистал своим скудным ораторским искусством.
— Значит это… Народ! Сегодня день, когда все мы наконец-то сможем зажить спокойно! И вот он, тот человек, который, с моей помощью, конечно же, избавил нас от чудовища. — Староста указал на наёмника. — Пусть имя Таринора будут помнить в этих краях, как доброе, честное и благородное! А теперь… У вас всё готово? Хорошо. А теперь давайте навсегда избавимся от этой жуткой твари, принесшей нам столько бед!
Бедобор вручил отцу Дормию зажжённый факел, которым тот запалил хворост у столба.
— Внимайте мне, добрые люди! — Воскликнул священник. — Да пропадёт вовек зло из этого мира, окроплённое освященной водой! — С этими словами он извлёк из-за пазухи немаленькую склянку и вылил её содержимое на привязанного эльфа, отчего тот взвыл и зарычал сильнее прежнего. Толпа одобрительно загудела. Послышались выкрики «Ща зажарится!» и «Подкиньте дровишек!». Тем временем пламя достигло ног эльфа, заставив его по-настоящему дергаться от нестерпимого жара. Внезапно раздался крик «Пожар!», кто-то из толпы увидел языки пламени, вырывающиеся из забитых досками окон дома мага. В этот же момент из горящего хвороста повалил густой красный дым, в момент окутавший всё вокруг. Крестьян охватила паника. Слышался испуганный голос Бедобора, призывающий к порядку, перебиваемый голосом священника, проклинающего тёмные силы и взывавшего к свету.
— Козни тьмы! Проклятья Ада! Холар Всемилостивый, помоги нам в этот страшный час! Да сгинет мрак на веки вечные!
Но никто не слышал ничего в толкотне и давке, образовавшейся в толпе паникующих крестьян. Люди сбивали друг друга с ног, метались, кричали. Кто-то даже угодил в огонь и в ужасе носился в объявшем всё дыму. Тем временем дом мага заполыхал, и красный смог сменился вполне обычным чёрным. Во всяком случае, теперь можно было разглядеть, что творится вокруг. А вокруг творилось вот что: крестьяне носились в панике, врезаясь в тех, кто пытался потушить пожар. Дом прилегал к частоколу, и все боялись, что огонь перекинется на него, а потом и на остальные дома. Постепенно паникующие крики стихали — к людям возвращался разум, и они начинали помогать справляться с бедствием: таскали воду и грязь в вёдрах и кадках. Примерно через полтора часа огонь удалось потушить. Уставшие и промокшие люди расходились по домам и своим деревням. Староста сидел на помосте, свесив ноги, и держался за голову. День оказался ещё хуже, чем он думал о нём утром. Мало того, что такое хорошее по задумке мероприятие как публичное сожжение упыря обернулось пожаром, окончательно подорвав репутацию Вороньего холма в округе, так ещё и городской чиновник, в суматохе подвернувший себе ногу, явно хороших рекомендаций деревне не даст, и следующий обоз может оказаться ещё скуднее. Хорошо хоть от чудища избавились, утешал себя Бедобор. Священник показал ему оставшийся от сожжённого упыря прах, сильно напоминавший муку, смешанную с пеплом. О бесследно пропавшем наёмнике староста вовсе забыл. Дело сделал, плату получил, и скатертью дорога — от наёмников большего не требуется. Испустив, наверное, самый тяжёлый вздох в жизни, староста слез с помоста и неспешно заковылял к своему жилищу, стараясь думать, что утро вечера мудренее и завтра будет лучше, чем вчера. Только вот сам он в это уже вряд ли верил.
Отец Дормий как обычно молился в храме у алтаря Холара. Слова молитвы были просты и незатейливы. Священник просил божество даровать добрую дорогу наёмнику Таринору и тёмному эльфу по имени Драм Дирен.
Глава 5
Всю ночь Маркуса Аронтила мучили кошмары и видения, так и не давшие полноценно отдохнуть. С трудом продрав глаза наутро, он вспомнил о корабле, об отплытии, о поручении мага. Эти мысли подобно молнии пронзили всё его естество, моментально прогнав сон и заставив вскочить с постели. Наспех одеваясь, декан Огня больше всего на свете боялся опоздать в порт. По счастью, тот корабль, на котором зарезервировал место Архимаг и тот, который, единственный из всех, должен был отплыть из порта в этот день, являлся одним и тем же судном. Взвалив на спину собранный ещё вчера мешок с самым необходимым, включая сменную одежду, книги и, чего греха таить, пару бутылок лучшего вина из погребов Сытого Дракона, маг покинул Академию и направился в порт, чтобы надолго, если не навсегда, распрощаться с родными местами. Тёмное пасмурное утро прогнало остатки сонливости отдалёнными раскатами грома. Едва дойдя до причала, маг увидел огромный корабль, чьи паруса украшало изображение звезды. Судно одиноко стояло у пристани, из-за сообщений о шторме в порту почти никого не было, и Маркусу не пришлось как обычно пробираться сквозь толпу. «Звезда Запада» встретила декана Огня заспанными лицами матросов. Один из них окликнул его.