Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов

Коллектив авторов

Rondalla [2]

Дитя с повадками царицы, Чей кроткий взор сулит беду, Ты можешь сколько хочешь злиться, Но я отсюда не уйду! Я встану под твоим балконом, Струну тревожа за струной, Чтоб вспыхнул за стеклом оконным Ланит и лампы свет двойной. Пусть лучше для своих прогулок И менестрель, и паладин Другой отыщут переулок: Здесь я пою тебе один, И здесь ушей оставит пару Любой, кто, мой презрев совет, Испробует свою гитару Иль прочирикает сонет. Кинжал подрагивает в ножнах; А ну, кто краске алой рад? Она оттенков всевозможных: Кому рубин? кому гранат? Кто хочет запонки? Кто – бусы? Чья кровь соскучилась в груди? Гром грянул! Разбегайтесь, трусы! Кто похрабрее – выходи! . Вперед, не знающие страха! Всех по заслугам угощу! В иную веру вертопраха Клинком своим перекрещу. И нос укорочу любому Из

неуемных волокит, Стремящихся пробиться к дому, В который мною путь закрыт. Из ребер их, тебе во славу, Мост за ночь возвести бы мог, Чтоб, прыгая через канаву, Ты не забрызгала чулок… Готов, с нечистым на дуэли Сразившись, – голову сложить, Чтоб простыню с твоей постели Себе на саван заслужить… Глухая дверь! Окно слепое! Жестокая, подай мне знак! Давно уж не пою, а вою, Окрестных всполошив собак… Хотя бы гвоздь в заветной дверце Торчал, чтоб на него со зла Повесить пламенное сердце, Которым ты пренебрегла! Перевод А. Эфрон

2

Фантазия (исп.).

Последнее желание

Я вас люблю – секрет вам ведом Уж добрых восемнадцать лет… Я стар – за мною вьюги следом, Вы – все весна и розы цвет. Снега кладбищенской сирени Смягчили смоль моих висков… Я скоро весь укроюсь в сени Ее холодных лепестков. С путем закатного светила Слилась земная колея… Среди всего, что высью было, Последний холм провижу я. Ах, если б поздним поцелуем Меня раскрепостили вы, Чтоб, тщетной страстью не волнуем, Я смог уснуть под шум травы! Перевод А. Эфрон

Свет беспощаден…

Свет беспощаден, дорогая, К тебе – среди его клевет Есть та, что ты живёшь, скрывая В груди не сердце, а брегет. Меж тем, как вал морской высокий, Она вздымается, и в ней Бурлят таинственные соки Прелестной юности твоей… Свет беспощаден, дорогая, К глазам твоим, шепча, что в них Сверкает не лазурь живая, А лак игрушек заводных. Меж тем все зори, все зарницы, Все отблески сердечных гроз Таят дремучие ресницы В мерцающей завесе слёз… Свет беспощаден, дорогая, Твердя, что ум твой глухонем, Что ты, как в грамоту Китая, Вникаешь в смысл моих поэм. Меж тем ты слушаешь поэта С улыбкой тонкой – неспроста Разборчивая пчёлка эта Садится на твои уста! Меня ты любишь, дорогая, Вот в чем причина клеветы! Покинь меня – вся эта стая Найдёт, что совершенство ты! Перевод А. Эфрон

Кармен

Кармен тоща – глаза Сивиллы Загар цыганский окаймил; Ее коса – черней могилы, Ей кожу – сатана дубил. «Она страшнее василиска!» — Лепечет глупое бабье, Однако сам архиепископ Поклоны бьет у ног ее. Поймает на бегу любого Волос закрученный аркан, Что, расплетясь в тени алькова, Плащом окутывает стан. На бледности ее янтарной,— Как жгучий перец, как рубец,— Победоносный и коварный Рот – цвета сгубленных сердец. Померься с бесом черномазым, Красавица, – кто победит? Чуть повела горящим глазом, Взалкал и тот, что страстью сыт! Ведь в горечи ее сокрыта Крупинка соли тех морей, Из коих вышла Афродита В жестокой наготе своей… Перевод А. Эфрон

Сокровенный музей

Нагих богинь ваяли греки И обнаженных смертных дев, Их гнезда тайные навеки Во всей красе запечатлев. Но сих голубок против правил Ваяли эти мастера: Резец, где нужно, не оставил На них ни пуха, ни пера. Они трудились без опаски, Но обедняли греки див, Лишив их царственной оснастки И сокровенность обнажив. Так по какой такой причине, Подобно древним, в свой черед Стригут художники поныне Газон, где возлежит Эрот? Ведь красоту сокровищ скрытых Лелеют наши времена — Чтоб оценить и суть, и вид их, Психея с лампой не нужна. Узрел Филипп Бургундский тайны Девицы, спящей крепким сном, И новый орден не случайно Назвал он «Золотым Руном». И Лафонтен веселым слогом Поведал нам, как сатана Страдал, – но распрямить не смог он Прядь из девичьего руна. Люблю твоих натурщиц смачных, Поклонник правды, Тициан, Тебе талант мазков прозрачных Венецианским небом дан. Они под пологом пурпурным Являли миру без прикрас Ту плоть, которую Амур нам Со всем усердием припас. Ложатся шелковые тени На бедра гладкие, впотьмах, Там, где в густой, курчавой сени Таится вожделенный пах. Ты первым был, кто их рукою Чуть-чуть прикрыл его, чтоб мы Вкушали чудо неземное — Сии Кипридины холмы. Была Флоренция немало Поражена при виде той Твоей Венеры, что купала Ладошку в муфте золотой. Когда

прекрасная, нагая, За темным облаком следя, Округлобедрая Даная Ждала Зевесова дождя. Пускай печальная гондола С тобой ушла навеки в ночь, Божественного ореола Ничто не в силах превозмочь. Я пыль веков минувших вытру И, чтоб искусству не пенять, Позволь мне лютню на палитру, Великий старец, поменять. Я погружу напев и слово В твою глазурь, в твою камедь, Я как художник все покровы Сорву, чтоб тайное воспеть. Пускай мой стих отдернет шторы И к белизне прекрасных тел Прибавит самой разной флоры Вослед тому, что ты воспел. И этой краскою живою Напомнит вечный образ он, Когда коснулся головою Груди богини Купидон. И пусть простит нам Муза эту Любовь, подобную греху, — Как персик, весь открытый свету, Лежащий бережно во мху. Руно, заклятие Ясона, Плод вожделенный Гесперид — Путь, по которому бессонно И день, и ночь блуждал Алкид. Презрим, Искусство, кривотолки, И чтоб не покушаться впредь, Хочу мой стих на этом шелке, Как поцелуй, запечатлеть. Пускай пластические стансы Запомнят прошлого урок, Чтоб рассчитаться, может статься, За твой, Венера, бугорок! Перевод М. Яснова

Крест любви

Четыре розы молодых — И крест любви, и знак влюбленных: Две, что цветут, и две в бутонах, Дневной цветок и три ночных. Вот символ веры – на устах, Что к ним склоняются, ликуя: Крестом – четыре поцелуя На четырех живых цветах. Кармином первый опалит — Свою стыдливость губы дарят: Их поцелуй – известный скаред И жемчуга свои таит. Но два бутона, два других, — Когда пониже опуститься, И слева можно насладиться И справа прелестями их. А ниже – тот ночной цветок, Тот, самый робкий, самый нежный, Что распускается, безгрешный, Лишь положив на вас зарок. Эмблема счастья, вечный крест Связует ночь и день в зените: Свою любовь им осените — Благословите этот жест! Перевод М. Яснова

Шарль Леконт де Лиль (1818–1894)

«О ты, которая на миг мне воротила…»

О ты, которая на миг мне воротила Цветы весенние, благословенна будь. Люблю я, лучший сон вздымает сладко грудь, И не страшит меня холодная могила. Вы, милые глаза, что сердцу утро дней Вернули, – чарами объятого поныне Забыть вы можете – вам не отнять святыни: В могиле вечности я неразлучен с ней. Перевод И. Анненского

«Над синим мраком ночи длинной…»

Над синим мраком ночи длинной Не властны горние огни, Но белы скаты и долина. – Не плачь, не плачь, моя Кристина, Дитя мое, усни. – Завален глыбой ледяною, Во сне меня ласкает он. Родная, сжалься надо мною. Отраден лунною порою Больному сердцу стон. И мать легла – одна девица, Очаг, дымя, давно погас. Уж полночь бьет. Кристине мнится, Что у порога гость стучится. – Откуда в поздний час? – О, отвори мне поскорее И до зари побудь со мной. Из-под креста и мавзолея Несу к тебе, моя лилея, Я саван ледяной. Уста сливались, и лобзанья, Как вечность долгие, росли, Рождая жаркие желанья. Но близко время расставанья. Петуший крик вдали. Перевод И. Анненского

Розы Испагани

Испаганские розы на ложе их мшистом, Померанцы, моссумский жасмин белоснежный Не сравнятся своим ароматом душистым С легким вздохом Леилы, лукавым и нежным. Как коралл ее губы, а смех ее нежный Звонче трели ручья на лужайке душистой, Звонче ветра в жасминных кустах белоснежных, Звонче птиц, распевающих в гнездышке мшистом. Только влажные розы в оправе их мшистой, Ветерок, всколыхнувший жасмин белоснежный, Ручеек, пробежавший лужайкой душистой, Долговечней, вернее любви ее нежной. О Леила, с тех пор, как печально и нежно Поцелуи покинули рот твой душистый, Не томит ароматом жасмин белоснежный, Отуманились розы в оправе их мшистой. Смолкли птицы в лесу среди зарослей мшистых, Их не слышно в жасминном кусте белоснежном, Ручеек не поет на лужайке душистой, Не алеет заря в небе ясном и нежном. Пусть вернется ко мне мотылек этот нежный, Твоя юная страсть, горяча и душиста, Чтобы ожили снова жасмин белоснежный, Испаганские розы на ложе их мшистом. Перевод Э. Линецкой

Шарль Бодлер (1821–1867)

Идеал

Нет, ни красотками с зализанных картинок — Столетья пошлого разлитый всюду яд! — Ни ножкой, втиснутой в шнурованный ботинок, Ни ручкой с веером меня не соблазнят. Пускай восторженно поет свои хлорозы, Больничной красотой пленяясь, Гаварни — Противны мне его чахоточные розы: Мой красный идеал никак им не сродни! Нет, сердцу моему, повисшему над бездной, Лишь, леди Макбет, вы близки душой железной, Вы, воплощенная Эсхилова мечта, Да ты, о Ночь, пленить еще способна взор мой, Дочь Микеланджело, обязанная формой Титанам, лишь тобой насытившим уста! Перевод Б. Лившица