Ради тебя
Шрифт:
– Нет, не обязана, - помолчав и, видимо, что-то обдумав, отозвался Крайт.
– Рада, что мы всё выяснили. Ты про моё наследство знал? И про дядины планы?
Карт опять ответил не сразу, но и взгляда от Тиль не отводил, желваками не играл, не мялся, стоял, будто вкопанная садовая статуя.
– Знал, - сказал, наконец.
– Даже не спросишь, какие планы?
– хотела съязвить Арьере, но вопрос получился жалобным, даже жалким. Кузен молчал, по-прежнему смотрел исподлобья.
– И давно ты знал?
– Достаточно.
– До нашей помолвки?
– Нет.
– Но к свадьбе уже узнал? В смысле,
– Да.
– Да-а, - невесть зачем повторила Тильда. Задрала голову, разглядывая небо, хотя нечем там любоваться было: серость и хмарь, ни одного яркого пятнышка, только тучи пластами. Плакать совсем не хотелось, просто глаза болели, словно на них изнутри давило.
– Интересно, почему вы отказались от такого изумительного плана? Деньги бы вообще целиком остались в семье, родственникам договориться легче. А влюблённой по уши девчонке и в голову не придёт чем-то таким интересоваться. Или что, доли не поделили? Тебе хотелось больше, а дядя пожадничал?
Карт молчал.
– Не ответишь?
– Не сейчас.
– Почему не сейчас-то? Чем «сейчас» отличается от «когда-нибудь потом»? Или это «не сейчас» тоже означает «нет»?
И опять в ответ тишина.
Тиль опёрлась локтями о дверцу экипажа - нелегко это было сделать, локти соскользнули с лакированной кожи, но Арьере упорно на место их вернула. С силой растёрла ноющие виски, ткнулась носом в сложенные лодочкой ладони.
– Зачем ты явился? Вот не прямо сейчас, а вообще?
– собственный голос показался Тильде равнодушным. Вернее, даже вовсе бездушным - никаким.
– Решил возродить былые чувства, а под шумок получить деньги? Ну так ничего не выйдет, они мужу принадлежат, у меня ни медяка не осталось. Если не веришь, то можешь вот к нему сходить.
– Тиль мотнула головой в сторону конторы нотариуса.
– Или дело в Греге? Надеешься, я по старой памяти как-нибудь замну, что ты летаешь с неадекватным спиритом, что у вас недопустимые отношения? Заключение для тебя составить надо, мол, всё замечательно и исправно?
– Грег адекватен.
– Я его тестировала, помнишь?
Тиль посмотрела на кузена сквозь раздвинутые пальцы.
– Я помню, что ты с ним разговаривала.
Вот теперь у Крайта нижняя челюсть вперёд выехала, ну совсем как ящик комода.
– Поздравляю, вы неадекватны оба! К полётам нельзя допускать ни самолёт, ни пилота. И даже по старой дружбе на другое заключение рассчитывать не стоит.
– Я могу дать тебе денег, - брякнул Карт.
– В смысле взятку?
– От удивления Арьере даже руки опустила.
– В смысле, чтобы ты смогла уехать. На родину.
– Ты представляешь, сколько стоит билет до колоний? И ещё там нужно на что-то жить, адвокатам платить.
– Адвокатов тебе отцовские компаньоны с радостью оплатят. Капиталы лучше в одном месте хранить, а не держать половину за океаном.
– Да тебе банкиром надо быть, а не лётчиком!
– восхитилась Тиль.
– Всё-то вы, господин Крайт, знаете: и про капиталы, и про компаньонов.
– Так ты возьмёшь деньги?
– с носорожьим упорством переспросил кузен.
– Да всё равно сумма нужна совсем немаленькая.
– Я пока на паперти не стою.
– Я тоже!
– разозлилась, наконец, Тильда. Ей очень хотелось разозлиться - и вот получилось.
– Не желаешь у меня брать?
– Честно говоря, я сейчас ничего не желаю, - злость исчезла так же внезапно, как и накатила, оставив после себя тупую апатию. Наверное, потому Арьере и соткровенничала, хотя, конечно, этого делать совсем не стоило: не к месту, не ко времени, человек не тот, да и вообще такую стыдную слабость воспитанные люди не демонстрируют.
– Извини, мне пора ехать. Я и так уже задержалась.
– Куда это ты собралась?
– набычился кузен.
– К клиенту, - пожала плечами Тиль.
– Конечно, неустойку по невыполненным мною обязательствам Амос может и не выплачивать. Но это ещё не значит, что я должна клиентов обманывать. А работы ещё много осталось.
Госпожу Арьере так и тянуло добавить: «Только она и осталась», но уж слишком сильно это мелодраматизмом попахивало. А Тильда на самом деле драм не любила. Да и Карт - молча, конечно же!
– отошёл в сторону, освобождая экипажу дорогу.
***
Несколько лет назад до отцов города дошло, наконец, что коптящие заводы с фабриками столицу не красят и, вообще, сажей дышать вредно, а знаменитые туманы - вовсе никакие и не туманы уже. Учёные мужи из королевской академии авторитетно доказали: водяная взвесь способна образовываться только над источниками воды - озёрами там, реками. Канава же, делящая пополам главный город Империи, наполненная клозетными стоками, мыльным раствором, сливами скотобоен и останками неповинно - или повинно, это уж как получалось - убиенных граждан водой не является. В общем, нет никакого тумана, а есть дым из труб, что, конечно, выглядит не менее романтично, но на здоровье тех же отцов сказывается не слишком хорошо.
В общем, пришлось фабрикантам, прихватив свои пожитки со станками, выбираться за город. В принципе, они были совсем не против такого решения, потому как на суммы, в качестве компенсации полученные от муниципалитета, вполне можно и заводик поставить, и на особнячок с садиком хватит.
Осталась одна проблема - дороги, которые ни фабриканты, ни отцы, ни даже матери облагораживать не собирались. Собственно, никаких дорог за городом и не существовало. А узкоколейки, протоптанные местными жителями, превратились в непросыхающе-незамерзающее грязное месиво. И конечно же, щегольской экипаж госпожи Арьере в этой каше завяз намертво. Пришлось до фабрики самостоятельно топать. На трагедию это, понятное дело, даже отдалённо не смахивало. Но и почему мальчишка-оператор на доктора смотрел недоверчиво, удивляться не приходилось: пешком заявилась - это раз. Растрёпанная, раскрасневшаяся на свежем сельском воздухе, едва не по пояс вымазана глиной и даже вроде бы навозом - это два. Ну и женщина, к тому же совсем не старая - это три, четыре и пятнадцать.
– Вас к хозяину проводить, что ли?
– парнишка сдвинул плоскую кепочку на лоб, энергично поскрёб ногтями вихрастый затылок.
– Так нет его.
Впрочем, мальчишкой оператора Тиль нарекла со зла. Из подросткового возраста он уже вышел, но и мужчиной его называть язык не поворачивался. Дело, наверное, в слишком скуластом курносом лице и эдакой хитроватой улыбке - вот-вот нашкодит, пирог там стащит или соли в чай насыплет. А вот глаза у него были замечательные: и не карие, и не жёлтые, а что-то среднее, вроде янтаря - барышне бы такие глаза, а не плутовато прищурившемуся нахалу.