Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России
Шрифт:
Если взять только один, но крайне важный показатель – исламское образование, то можно отметить, что к 1988 году, когда погиб генерал Зия-уль-Хак, в Пакистане действовали 3 тысячи медресе. Начали их создавать в 80-е годы XX века (при горячей поддержке Саудовской Аравии) в качестве барьера против коммунистической идеологии в Афганистане.
Главное и основное, чему обучают мальчиков (их в медресе принимают с 6 лет), – знание наизусть Корана на арабском языке, чтобы ритмично начитывать все его 144 главы. На это требуется десять лет. Выпускник медресе в 16 лет, кроме Корана, знает немного: Земля плоская, ислам – единственно правильная религия, а Америка, Индия и Израиль являются его смертельными врагами14. (Сегодня
Эти необразованные молодые люди – превосходный материал для подготовки мусульманских «борцов за веру» (в том числе, и смертников). На дальнейшую их идеологическую обработку нацелены около 1700 военно-религиозных школ, так называемых «марказ медресе», в которых 16-18-летние юноши обучаются уже по диверсионной программе. Многие из них пополняют потом тренировочные центры 13 террористических организаций, созданных на пакистанской территории.
В 1990-е годы (после ухода в 1989 году советского ограниченного контингента из Афганистана) тысячи опытных арабских и афганских боевиков временно остались не у дел. В том числе и по этой причине в Афганистане тогда началась гражданская война. Но уже в середине 1990-х годов этих боевиков и студентов медресе (талибов) Межведомственная разведка Пакистана вместе с американским ЦРУ сумели подготовить и превратить в мощное военно-политическое движение под названием «Талибан».
Так называемые «армейские корпуса» талибов более чем на треть состояли из пакистанских и арабских боевиков, кадровые пакистанские офицеры и даже генералы были военными советниками полевых командиров. Современное вооружение, финансовые потоки из нефтяных эмиратов Персидского залива шли через Исламабад. В итоге в 1994 году Талибан завладел Афганистаном, установив в стране жесткий исламский режим.
Создавая и поддерживая Талибан, Пакистан имел и собственные внешнеполитические цели. Он рассчитывал, во-первых, привести Талибан к власти в Афганистане и таким образом взять страну под свой контроль и, во-вторых, надолго «приручить» афганских пуштунов. Для Исламабада хорошие отношения с пуштунами, населяющими одну (и самую большую) из четырех провинций страны – Северо-Западную пограничную провинцию (СЗПП), – являются важнейшим элементом безопасности государства.
Но с поражением талибов от войск Северного альянса обе стратегические цели оказались проваленными: Пакистану не удалось ни установить контроль над Афганистаном, ни замириться с пуштунами.
Что касается роста исламистских настроений в Пакистане, то, как оказалось, игры с радикальным исламом даром не проходят: к середине 1980-х годов исламские настроения стали активно проникать в спецслужбы и в армию. В генералитете все большую роль стало играть второе, гораздо более исламизированное поколение военных, подготовленное и выдвинутое в самом Пакистане и постепенно теснившее относительно светских «генералов из Сандхёрста» (Королевская военная академия Великобритании).
Политику исламизации армии продолжил и пришедший к власти в 1999 году генерал Первез Мушарраф.
Он не воспрепятствовал получению избирательным альянсом шести фундаменталистских партий Пакистана 11% голосов на парламентских выборах 2002 года, разрешил исламистам свободно вести проповедническую деятельность, принял на своей территории талибов после их поражения в Афганистане.
Конечно, на политику Мушаррафа оказывали давление радикальные исламские элементы из высшего военного руководства, включая тех, которые инициировали создание «Лашкар-и-Тайба» в Кашмире. Они контрабандным путем снабжали оружием сепаратистские группировки в Кашмире, Афганистане и даже в Шри-Ланке («Тигры освобождения Тамил-Илама»)15.
В результате, к концу XX – началу XXI века ислам в Пакистане из политического инструмента для внутреннего (цементирование
Окончательно это стало понятно после смены западной (американской) парадигмы по отношению к исламу, наступившей после 11 сентября 2001 года. Если прежде Соединенные Штаты не только смотрели сквозь пальцы на поддержку пакистанскими военными террористических групп, но и прямо подталкивали их к такой поддержке, то теперь США потребовали прекратить помощь движению Талибан в Афганистане, а затем и вынудили пакистанскую армию вести вооруженную борьбу с исламистами на своей территории и на границе с Афганистаном.
Однако, похоже, процесс зашел слишком далеко, и теперь остановить разрастание радикальных исламских настроений не только в провинциях страны, но и внутри армии и спецслужб Пакистана крайне трудно. Сегодня допустима, на мой взгляд, аналогия с ситуацией в Иране, когда там в результате подобных рискованных политических игр американцев светский режим был сметен исламской революцией.
Исламские партии и движения в Пакистане ныне столь сильны, что такой осведомленный человек, как бывший глава пакистанской разведки Хамид Гюль, один из создателей Талибана, предсказывает, что Пакистан пройдет «через свою версию исламской революции». По его мнению, в случае ее наступления пакистанская армия окажет слабое сопротивление, так как в ее среде сильны происламские настроения. Гюль утверждает, что многие в армии сейчас верят в то, что их миссия заключается не просто в защите своей страны. Они, подобно «джихадистам», намерены отстаивать исламскую веру «во всем регионе и за его пределами»16.
На проблему возможного захвата ядерного оружия террористическими группировками среди экспертов существуют две крайние точки зрения.
Одна из них заключается в том, что при наличии современных технических, разведывательных, информационных и иных технологий защиты, находящихся в руках государства – обладателя ядерного оружия, у террористов просто нет шансов на его захват и последующее применение. Такой позиции придерживается пакистанское военное руководство и ряд независимых западных аналитиков, например, Р.Б. Уоттс, эксперт Центра современных конфликтов Военно-морской школы последипломного обучения (Монтерей, штат Калифорния).
Он пишет: «В середине девяностых годов падение Советского Союза создало впечатление, что вокруг полно лежит бесхозного ядерного оружия, которое может быть приобретено странами-изгоями или террористическими организациями. Однако это представление так и не получило серьезных обоснований. Но даже если бы это было правдой, мы должны признать, что если террористическая организация добудет такое оружие, приобретет достаточный технический опыт для его наземного использования, а потом найдет способ его детонировать, осуществив все это в полной тайне от разведор-ганизаций разных стран, которые, вне зависимости от своего отношения к Соединенным Штатам, имеют заинтересованность в недопущении подобной ситуации, то это будет означать провал разведки настолько колоссальный, что вообразить его невозможно. Даже создание «грязной бомбы» (которую сделать и применить проще, чем тактическое ядерное оружие) – это задача очень сложная как в смысле технологии, так и в смысле секретности»11.