Радуга Над Теокалли
Шрифт:
Один из жрецов шевельнулся, чтобы подойти и помочь женщине, но старший в процессии его остановил, отрицательно покачав головой.
Иш-Чель почувствовала, что теряет сознание, но, в последние и с таким трудом контролируемые ощущения, словно сквозь туман, она услышала легкий гул голосов. Она почувствовала, как чья-то теплая и сильная рука уверенно поддержала и подняла ее с колен. С трудом она взглянула на человека, пришедшего ей неожиданно на помощь, Иш-Чель увидела перед собой мужа. Он уверенно сжал кисть ее руки, заставляя Иш-Чель бросить жребий обратно в корзину.
Подобное действие вызвало возмущенный ропот среди жрецов. Но Амантлан гордо вскинул голову, обвел их тяжелым взглядом, заставив замолчать. Затем, медленно, с достоинством произнес, тоном оскорбленного мужчины, пресекая любые возражения:
— Право тянуть жребий принадлежит мужчине — главе дома, семьи, рода, и никто не смеет лишить меня его! Я специально прибыл с севера, чтобы выполнить свой долг перед нашими любимыми богами!
Сквозь слезы Иш-Чель наблюдала за происходящим, поддерживаемая под локоть, Ишто, уже открыто и без стеснения плачущей, и… прижимая к себе сына.
Амантлан обошел, как требовал обычай, вокруг корзины, читая молитву, останавливаясь для этого у каждого горшочка. Он поднимал голову, следя за возносящимся к небу дымом. Когда все приготовления были завершены, он сделал знак, и два жреца подошли, чтобы поднять корзину перед мужчиной — негоже воину склонять голову. Когда муж опустил руку, чтобы вытащить жребий, обе женщины закрыли глаза. Иш-Чель подхватила сына на руки и крепко прижала его к себе. Но вот Амантлан уже поднял вверх табличку, она была гладкой и не содержала на себе никаких знаков. Вздох облегчения вырвался у обеих женщин, а Амантлан уже заканчивал свое обращение к жрецам:
— Боги решили не радовать мой дом своим избранием! Вам предстоит далекий путь, уважаемые служители бога Тлалока, и удача наконец-то улыбнется Вам! Счастливого и светлого пути!
Едва дыша, Иш-Чель разомкнула свои объятия и отпустила Маленького Ягуара, который собственно так и не понял, ни почему плакала бабушка, ни внезапный приезд отца, которому мальчик очень обрадовался, ни тому, что его мать так крепко его обнимала, как будто приехавшие жрецы собирались его куда-то забрать…
Он, весело смеясь, подбежал к отцу, обнял его за ноги, подождал, пока Амантлан подхватит его на руки, подкинет высоко к небу, как птицу, и опустит на землю. После приветствия, Маленький Ягуар вспомнил вдруг, что у озера его должны ждать друзья. Там-то, явно, будет интереснее, чем дома… И пятки мальчика засверкали, унося Маленького Ягуара к озеру. А Иш-Чель все никак не могла прийти в себя, показав знаком служанкам, что ей и свекрови нужна помощь, скрылась в своих покоях.
Служанки почти занесли Ишто к ней в комнату, они заботливо уложили старую женщину на ложе. Сдерживая слезы, хозяйка попросила принести ей всех постельных собачек — ее била дрожь и морозило. Сняв с себя одежду, Ишто укрылась одеялами и терпеливо ждала, когда маленькие собачки устроятся вокруг нее и своими телами подарят долгожданное тепло, снимут нервное напряжение последних дней. Служанки продолжали в ожидании стоять. Тогда почтенная Ишто пошарила под одеялом и вытащила парочку песиков, одного с серой кожицей, второго с темно-бурой, их светлые хохолки, только что придавленные одеялами, теперь весело топорщились белыми плюмажами между большими ушами.
— Отнесите их моей невестке, пусть они и ее полечат!
Прижимая к груди теплые тела собачек, служанки покинули хозяйку.
До позднего вечера Иш-Чель была у себя и не покидала своей комнаты. Все обошлось, но нервное напряжение было настолько сильным, что радоваться не было сил. Очень кстати пришлись постельные собачки, которые устроились у нее на груди и, преданно прижавшись, отдавая свое тепло, забирали все плохое. Пролежав с ними совсем чуть-чуть, Иш-Чель уснула, убаюканная мирным сопением маленьких лекарей. Проснулась она уже поздним вечером.
Когда все улеглось в доме: кто-то из фанатиков был огорчен, кто-то из неверующих, вернее сочувствующих, был рад, понимая чувства госпожи, Иш-Чель направилась в комнату к мужу.
Амантлан сидел на циновке и поглощал свой ужин. Мужчина ничем не выдал своего удивления по поводу позднего визита. Наоборот, Иш-Чель показалось, что он не просто был готов к ее приходу, а не сомневался, что она придет к нему. Женщина присела на циновку напротив мужа и взяла кусочек индюшки, который ей отрезал муж. Так же молча, они вместе почти закончили ужинать, когда Иш-Чель не выдержала:
— Благодарю Вас, господин.
— За ужин? — улыбнулся Амантлан, а она смутилась.
— Нет. За Маленького Ягуара.
— Пожалуйста.
— Скажите, почему Вы решили тянуть жребий вместо меня?
— Почему? Потому что я — глава семьи, это мой долг и мое право.
— Только поэтому?
— Да. Я — послушный гражданин, который всегда выполняет свои обязанности, а уж к нашим богам я всегда относился с уважением.
— Амантлан, я не верю Вам.
Иш-Чель внимательно следила, как на лице мужа играли отсветы очага, которые смягчали временами шрамы, полученные в битвах. Амантлан потянулся за трубкой, раскурил ее, продолжая молчать и, избегая взгляда Иш-Чель. Он не хотел говорить правду, сам не зная почему. Но она терпеливо, нет, скорее смиренно ждала. И в ответ не могла прозвучать обычная шутка. А это злило его. И он не сдержался:
— А что мне от твоего неверия? Когда-нибудь было иначе? Ты всегда считала меня врагом! И никогда другом… Чтобы я не делал для тебя, спасал тебя и сына, твоего брата… Тебе всегда казалось, что ты лучше меня знаешь, как быть! Так к чему теперь этот вопрос?! Тебя опять что-то не устраивает?!
— Да, господин. Не устраивает. Я хочу знать правду — почему Вы вместо меня тянули жребий?
— Из жалости к тебе. Теперь устраивает ответ? — он не ожидал от себя грубости, но силы сдерживаться иссякли.
— Н-нет… Из жалости… — Иш-Чель растерянно заморгала, рассчитывая на любой другой ответ, она была разочарована, — Я не понимаю Вас, объясните…
— Да! Если бы ты вытянула жребий богов, то никогда в жизни не простила бы себе гибель сына! Если бы я, то ничего в нашей жизни не изменилось бы! Ну, еще одной каплей ненависти ко мне прибавилось, так что с того? Я привык жить с ненавидящей меня женщиной!
— Господин… — глаза Иш-Чель наполнились слезами, она попыталась быстро сказать что-то, но мысль потерялась… Амантлан же продолжал курить и только кольца дыма, резко и часто вырывавшиеся из трубки показывали, как он сердит на свою несдержанность.