Радуга Над Теокалли
Шрифт:
— Господин, — Иш-Чель пришла в себя и собралась, — Господин, о какой ненависти Вы говорите? У меня нет ее, к тому же к Вам! Это Вы отгородились, Вы меня отталкивали всегда своими насмешками!
— Вот как? Значит теперь ты, женщина, как когда-то, снова пришла не задавать вопросы, а отблагодарить? Что же может быть хуже!
— Да, я пришла Вас поблагодарить, но что в этом плохого?! О, боги, что я опять сделала не так?!
— Да мне твоя благодарность хуже ножа в сердце! Уж лучше бы… — он замолчал, не зная, что, на самом деле, было бы лучше. Но только не так — сидеть и заставлять объяснять свои поступки, копаться в его чувствах, бередить старые обиды. Да и ни к чему это! Она что думает, что он, как юнец, будет счастлив принять ее благодарность?! Сдержался он тогда, да и теперь не очень уж нужно. Жалость и благодарность от нее? Не нужны. Не требуются. Обойдется.
— Господин, Вы неправильно меня поняли… — попыталась прояснить ситуацию и погасить его гнев Иш-Чель. Она резко вскочила с циновки, растерянно теребя конец своей рубашки, тщетно пытаясь подобрать слова, которые могли бы успокоить мужа и прояснить ситуацию, а может быть и истинные ее намерения и чувства.
— Еще лучше! Значит, я опять неправильно тебя понял? — Амантлан сделал ударение на «я», едва сдерживая смех и желание опять отпустить какую-нибудь очередную шутку.
— Конечно! Я пришла поблагодарить Вас. Ведь Вы взяли на себя ответственность за Маленького Ягуара, Вы помогли мне!
Амантлан по-прежнему молчал и курил. Видя это, Иш-Чель робко сделала шаг в сторону выхода — никакой реакции.
— У меня нет ненависти к Вам, господин, и… я… очень хорошо к Вам отношусь. Вы напрасно думаете…
— Я ни о чем не думаю, женщина, кроме того, что тебе незачем здесь больше находиться! День был тяжелый, ступай!
— Вы меня прогоняете? Опять?!
— Да. Уходи! Тебе нужно остыть!
"Что она еще хочет от меня?!" — разозлился Амантлан, намереваясь сказать что-нибудь резкое, но удержался. Вид растерянной жены его не разжалобил, а наоборот еще больше рассердил.
Иш-Чель, сдерживая обиду, проглотила слезы и поплелась к выходу.
" Опять он ничего не понял! Опять он груб! Опять! Как же я ненавижу его! Почему он не хочет принять мои слова благодарности? Что плохого я сделала?! Что ему еще нужно?! Я же сама пришла к нему! Никогда больше я не позволю ему меня унизить!"
Пытаясь найти спасение от духоты, Иш-Чель грустно поплелась к берегу озера. Ночь уже вступила в свои права, и дневная жара постепенно отступала. Тихо шептал ночной ветерок, он ласково обдувал разгоряченное тело женщины, даря ей долгожданную прохладу. Вдали был виден засыпающий Теночтитлан, в котором, кое-где, вспыхивали и гасли огоньки.
Луна весело шагала по небу.
Мир и тишина не успокоили Иш-Чель — ей ещё больше захотелось плакать. Плакать горько, навзрыд, сдирая с себя одежды. Слезы злости на саму себя застилали ей глаза и, смотря сквозь них, она понимала, что очень долго видела окружающий мир через их искаженную прозрачность. Простое упрямство, а временами и насмешки Амантлана отталкивали её, не давали возможность правильно расценить его поступки. За напускной похвальбой и безразличием он прятал глубоко в себе ту безграничную любовь, о которой она давным-давно просила свою богиню-покровительницу. Как долго она шла к своей любви!
"Амантлан, душа моя, любовь моя, почему я не увидела какое у тебя огромное сердце, сколько в нем доброты! Я виновата в том, что ты не хочешь мне верить и гонишь меня от себя… Как же мне доказать тебе свою любовь?.."
— Тебе не холодно, женщина? Ах да, совсем забыл, ты вышла, чтобы остудить свой пыл!.. — совершенно неожиданно за ее спиной возник Амантлан. Как всегда спокойный, уверенный, насмешливый.
Она попыталась уйти, но он преградил ей дорогу, и это не входило в его планы. Невольно Амантлан попытался удержать её, властно остановив, удерживая обеими руками за плечи. Он держал её на расстоянии и внимательно смотрел на выражение лица, взгляды их встретились.
Она резко повернулась к нему спиной, зная, что совершенно не владеет собой, пытаясь скрыть смущение и обиду. Его большие руки легли на её бедра, и Иш-Чель казалось, что на ней нет одежды, так жгли они своим теплом ее кожу. Амантлан властно, но нежно притянул к себе женщину, догадываясь о её смущении, и она ощутила спиной тепло его обнаженного тела.
Он обнимал её очень осторожно, замерев и боясь вспугнуть счастливое мгновение, поражаясь и удивляясь своей смелости. Руки налились тяжестью — он стремился не дать им воли, а кровь гулкими ударами стучала в сердце, равномерно отмеряя каждый миг внезапного счастья.
Иш-Чель закрыла глаза и отдалась этой, она смела надеяться, нерешительной ласке. Она первая устала ждать и, страшась сделать что-то не так, но уж лучше делать, потому что ожидание пугало её больше, и было до невозможности томительным. Ощущая дрожь в руках, накрыла его руки своими. Тут же Амантлан попытался разжать и отнять свои руки и изумился, получив стойкое сопротивление в ответ, а затем еще более решительные действия.
Женщина настойчиво потянула его руки вверх к груди и накрыла их ладонями, ощутив, что дрожит не только она. Дрожь била Амантлана, он огромным усилием воли пытался успокоиться, но тело уже отказывалось повиноваться усилиям разума.
Робко Иш-Чель наклонила голову ему на грудь, обдавая ароматом своих шелковистых волос. Она чувствовала, что они оба испуганы своей смелостью. Но лавина чувств вырвалась из своего долгого заточения и стремительно неслась, увлекая их и оглушая, не оставляя дороги назад. Амантлан прижался к ее волосам и, покрыв поцелуями, ощутил под своими жаркими губами её шелковистую кожу, по-прежнему боясь ошибиться; но женщина сама повернулась к нему и обвила тонкими руками его шею. Она была уверена в себе и боялась, что он не поймет, не почувствует её жажды, и они вновь возвратятся к старому.
Потом Иш-Чель подняла к нему лицо, и смело встретила его вопрошающий взгляд. Амантлан из последних сил сдерживал себя, удивляясь, как еще дышит. Он смотрел на любимую женщину, пытаясь отыскать в ее лице покорность судьбе, так ненавистную ему, но видел только безграничную любовь в её нежном и призывном взгляде. Стараясь запомнить, каким это прекрасное лицо может быть в минуты страсти, мужчина легко читал в её глазах, что именно он единственный и желанный. И тогда, продолжая не верить в своё счастье, осипшим от напряжения голосом, он спросил, осторожно приподняв за подбородок ещё выше её голову, чтобы каждая черточка дорогого лица была освещена лунным светом: