Распутье
Шрифт:
Костя то слушал, то пропускал мимо ушей подробности от одноклассника. Его удивляла перемена в приятеле: прежде тот не мог долго усидеть на месте, сейчас же маленькими глотками тянул кофе и даже опёрся локтями на
210
стол.
– В двенадцать вышли на улицу и как начали ракетницы пускать. Бабка-соседка выскочила, разоралась. Серёга - уже хороший - накрыл её матом. Собрался ей в дом шмальнуть. Девки орут: "Давай!" Пока за столом сидели, я и не видел, что они такие пьянющие. Особенно Вика с Леной... В снегу всех искупали. Наверное, с час дурковали во дворе. Все соседские собаки охрипли нас облаивать. Ладно, думаем, ещё ж на площадь надо сходить. Там, сам знаешь, часам к трём весь город собирается. Все перепитые. С горок друг друга сталкивают... Сели снова за стол. Гарика ещё раньше примутило что-то. Пить не умеет. Смотрю, Сергей-прапорщик больше на Лену косяка давит. Та тёлка, ты в курсе, умеет себя выставлять. Видать, своему Сергею собралась
Плежин продолжал болтать про свои ухаживания, а Костя, не убирая с лица улыбку вежливого слушателя, ушёл в свои мысли. Он соединил в мечтах Валю, знакомую одноклассника, и ту тихую школьницу, которую каждый день учил своим предметам и которой никогда не даст понять, что она ему нравится. Эта девочка пребывала сейчас в начальной поре расцвета юности, когда тело, уже окрепшее, ещё не утратило многих детских черт: очаровательной угловатости, чистоты белого лица, на котором ярко проступает и малейший румянец или краска смущения... Она казалась нежным цветком, который умылся ласковой росой и доверчиво раскрылся навстречу утреннему розовому солнцу, ошибочно уверовав, что светило всегда такое и в мире нет палящих лучей губительного жара да ветра, ломающего слабенький стебель и рвущий лепестки, да дождя, жёсткими холодными каплями пригибающего всё, что растёт и цветёт, к тленной земле. И вот обе эти девочки - знакомая и неизвестная - соединились и переросли в образ близкого и любимого человека, с которым идёшь рука об руку по пустынной улице и, остановившись где-то в чистом месте, начинаешь внимательно приглядываться к бездонному небу, увешанному яркими фонариками звёзд, чтобы вместе увидеть волшебные признаки наступающего нового года, приближения счастья.
– ... Ага, думаю, не буду доводить до конфликта. Тут ещё Серёга очухался,
211
сел за стол, потянул рюмку и давай к моей Вале клеиться. Томка уже бояться стала: парочки перемешались, того и гляди, кто-нибудь кому-нибудь бутылкой настучит по фейсу. Кричит: покатили на площадь. Ну, а на улицу вышли, Валя меня под ручку, всё чинно. И у других хмелёк немножко выдуло. Короче. Мне понравилось, как народ гуляет. Ты должен это видеть.
– Да я видел.
– Нет, раньше было не то. Не знаю, я пару лет на Новый год вообще не выходил на площадь. Но сейчас - конкретно. Толпа гуляет. По улицам компашка за компашкой валит. Такое братство! Все тебя обнимают, предлагают выпить. Представь: толпа мимо идёт, как грохнет: "С Новым годом!" Или: "Поздравляем всех собак!" А если найдётся хоть один общий знакомый, так сразу сходимся, тут же вместе бухаем. Пока до площади дошли, раз пять выпивали, а своё бухло даже не трогали. Серёга Гарик сумку тащил. А на площади - ты не поверишь - весь Приморск. Столько народу там было раньше только на Первое мая. Все перепитые, на горки лезут, толкаются. Мы всё хотели своей толпой съехать. Куда там: по одному скидывают. Я, правда, всё время с Валей. Эта скромница вообще там отрывалась. Лезет и лезет. Не подумал бы про неё, что такая отчаянная. Как пацан. И меня всё блатовала. Ну что, ухаживать так ухаживать, лез следом. С ментом одним вместе как шарахнулись! Он по форме, а все его в спину. Но ничего, молодец пацан: весёлый, без комплексов. Да, конкретно... О, а Серёгу нашего как буцнули об железяку. Девки вокруг него засуетились, Лена аж заплакала. Сразу любовь такая. Одна Валя - молодец. Посмотрела. Говорит: "Ничего страшного. До свадьбы заживёт". Я угорел: "До их свадьбы ещё много чего заживёт". А Лена его целует, ноет. Пьянющая. Серёга с Викой свалили. Тоже: как протрезвели. Такие правильные стали. Не то настроение было, а то б я этого Серёжу отшил, а Вику увёл бы на ночь. У Серёги с Томкой места много... Да, а сейчас начинается самое интересное: как я эту Валю прибалтывал. Потрудиться пришлось, у меня ещё такого не было. Короче. На горках я её поцеловал пару раз и когда назад шли - тоже. Целоваться не умеет, представляешь? Но губы подставляла без всяких выпендриваний. Вообще, Лена не брехала, я ей точно сильно понравился. Вале, не Лене. Правда, назад к Серёге идти не хотела, но я присел на уши. Говорю, праздник в самом разгаре, ещё повеселимся, а я тебя потом провожу до самой двери квартиры... У Серёги, когда пришли, сели смотреть телек. Что-то сразу всех такая усталость придавила. Ещё потанцевали. Смотрели
212
всякие концерты. Потом Валя за чем-то вышла на кухню, я туда. Свет потушил, сели на диванчик, болтаем. Знаешь, если поцеловать - всё в порядке, сама меня ласкает. Как что дальше - ни в какую. Ну, я попотел с нею, пока на уши приседал. Блин, он же холодный! Подогрей, ещё кружечку хлебану...
– Сейчас нагреется... Тебе не жалко её было?
– Кого?
–
– Жалко у пчёлки. Не я, так кто-нибудь другой. Я её звал что ли в нашу компанию? Ну, ты слушай...
Плежин продолжал говорить, а Костя опять ушёл в размышления. Как сочетается полудетская ещё чистота с тем, что рассказывал его блудливый одноклассник. Любого человека привлекает красота. Природы, картины, храма, женщины... Приятно видеть совершенства мира. В которых, наверное, его главное проявление. Да, это огромная ответственность - быть первым. Не столько перед человеком, сколько перед великим законом гармонии...
– ... И в этот момент за окном что-то как затрещит! Валька как вздрогнет, словно ошпарили. Да у меня самого от неожиданности в желудке похолодело. Эти дураки ещё в прихожую выскочили, смотреть... Представляешь, какой мне облом? Короче, дерево завалилось. Точнее, большая ветка. Серёга сказал, что она давно собиралась упасть, на ней снега было дофига, вот она и треснула. Посреди ночи. Томка говорит: "Я чуть не уписалась. Думала, крыша упала или стена дома". А у меня вообще всё это под носом. Короче. Все пере...ли конкретно. Один Серёга: спал, как удав, а тут только голос подал, чтоб сообщить, что всё идёт по плану и дерево должно было завалиться. Обрадовал, блин. Томка говорит: "Оно что, Нового года ждало, чтоб упасть?" даже у соседей свет зажёгся. Тоже, наверное, подумали, что хата валится. Коне света, короче... Но ничего: поугарали и разошлись по местам.
11
На стене висела репродукция с картины Левитана в старой, вызывающей почтение рамке. "Я тоже, наверное, у омута, - подумал Костя, рассматривая трещины красок.
– И зачем я к ней пошёл? Ясно, что всё в прошлом. На что-
213
то надеялся, чего-то мне надо было?.. Нет, я уже не студент. Вся эта общаговская жизнь - уже не моё... А хороший здесь мостик. Попробуй пройди по таким круглым брёвнышкам да без перил.. И водичка в омуте какая противная..."
Приехав во Владивосток на зимних каникулах, используя какие-то два отгула, Костя в первую очередь двинулся в юрфаковское общежитие университета к своей бывшей подруге. Он понимал, что продолжения отношений быть не может даже чисто практически: с одним выходным и учительской зарплатой ездить за сотни километров в краевой центр на свидания нереально. Но пошёл. В какой-то мере гнало любопытство: интересно увидеть девушку через полгода. В гораздо большей - тот душевный вакуум, который образовался после разрыва с Галиной. "Слабое существо мужчина, - думал Костя, огибая столовую на углу, где не раз приходилось перекусывать.
– Не может без того, чтобы кто-то приголубил". Он никогда не занимался самообманом и, кляня слабую силу воли, чувствуя, что встреча вряд ли доставит ему удовольствие, утешался лишь обещанием самому себе, что не пробудет там ни одной лишней минуты.
"Общага она и в Африке общага", - подумал Костя, с трудом потянув на себя одну за другой две двери из тех, что могли существовать на белом свете только в распоряжении студентов: ужасные по виду, но чрезмерно утеплённые всякой всячиной. Часовой на вахте - маленькая, с искусственно отбеленной головой девушка в укрытии типа магазинного для кассирш - строго поинтересовалась:
– Вы к кому?
– Ты что здесь - неродная? Как там Серёга опять пьяный?
– Пья-аный... А какой Серёга?
Костя уже шёл по коридору к лестнице, но всё же ответил:
– Всё равно какой. Сейчас что ни рожа - всё Серёжа.
... Она сушила только что вымытые волосы феном и, увидев Костю, не выключая прибор, спела под его прерывистую и дребезжащую музыку:
– Вай, какие к нам люди! И без охраны! Проходи, садись...куда-нибудь.
Когда девушка наконец выдернула шнур из розетки, Костя сказал:
214
– Ну, здравствуй. Как живём?
– Живём - хлеб жуём. Вообще-то, у нас и хлеба нет. Надо идти в магазин, да лень-матушка. Ой, а что ж я не спрашиваю, как твои успехи? Как твои детки?.. Я имею в виду учеников.
Она захохотала тем самым смехом, который когда-то и обратил на неё Костино внимание. "Мне понравились смех и прекрасные волосы, - признавался себе Костя, когда знакомство было уже довольно продолжительным, - но больше ничего существенного так и не обнаружил. Оставалось только касаться волос при редких поцелуях и говорить шутки, чтобы развеселить до смеха".
– Работка не сахар. Тебе легче будет оправдать убийцу, чем мне втолковать шпане хоть какие-нибудь сведения об Иване Грозном.
– Да? А квартира, зарплата? Ценят сейчас русскую интеллигенцию?
– Господа в Париже. Русская интеллигенция как всегда сидит или пьёт. На этой работе, конечно, не разбогатеешь. У многих дополнительные источники доходов...
– А ты поищи клад, как эти...дядя Фёдор и кот Матроскин. Всё-таки археологию изучал.
– Адвокатом будешь, если я что-нибудь найду?
– Как заплатишь. Беру строго зелёными.
Косте захотелось показать, что он теперь более здравомыслящий человек, а не тот идеалист-бессеребренник, каким был полгода назад, и, пока она расчёсывалась и красила ресницы, немного порассуждал: