Распутье
Шрифт:
– По-моему, любой человек должен в бытовом отношении иметь какой-то минимум. А то у нас как: машина есть - значит, уже богач, трёхкомнатная квартира на пятерых - о, настоящий буржуин. Пусть нищетой гордятся коммунисты...
– Точно, - уже не шутливым тоном согласилась девушка, - во Владивостоке вообще без машины не обойдёшься. Трамваи эти то ходят, то не ходят. Между прочим, я тоже немножко на машине ездить умею. Знаешь такую "Тойоту" тёмно-синюю...То ли "Глория", то ли "Виктория". Вот я на такой
215
пробовала...рулевать. О, уже одиннадцать!
– прибавила она, услышав пикавшее" где-то радио.
– ...Да, квартирка, машина - это минимум...
–
– Проблем нет, если есть мани-мани. Чем мы хуже этих иностранцев? Мы тоже должны ездить на новых машинах, в которых не надо по-страусиному держать голову, как мой папа в своём вечном "жигулёнке".
– Времён Очакова и покоренья Крыма.
– Вот-вот. Метр проехал, два толкаешь... И квартирку во Владивостоке можно иметь приличную с приличной импортной мебелью и чёткой сантехникой, ну, и соответственно, со всей этой аудио, видео. Вот Витя...один знакомый. Может, знаешь фирму "Сэфт"?.. Японские тачки привозят и продают. Там работает. Так он говорит: вроде бы всё есть: иномарка, квартира большая, дача под Надеждинским в красивом месте, почти в лесу, и всё равно чувствуешь себя нищим по сравнению с приличными людьми.
– Вот только среди этих приличных половина - воры, растаскивающие Россию-матушку...
– Ну, и что? Не они толкнут какое-нибудь сырьё или металлы, так другие. Всё равно все куплены: и власть, и таможня. Все чиновники работают на какую-нибудь фирму. Не продаётся сейчас только тот, кому нечего продать.
– Не знаю, не знаю. По мне лучше быть нищим, чем замарать руки в этой всероссийской ярмарке-распродаже... А насчёт того, что продаются - это ты точно сказала. У меня сестрёнка двоюродная здесь, во Владивостоке, вышла замуж за сорокалетнего крутого. Устраивает сафари в тайге для иностранцев, валят последних наших тигров.
– Брак по расчёту. Это сейчас распространено, я её понимаю. С милым в шалаше рай - это вчерашний день.
– С милым в шалаше или с немилым во дворце - вот вопрос.
– Ту би о нот ту би? Скорее бы гос по этому инглишу сдать... Нет, эта твоя кузина вправду молодец. Женщина не должна заботиться о куске хлеба и
216
Жить в пространстве между плитой и стиральной машиной. Мужчина - добытчик, а женщина - хранительница очага, которая ждёт его с работы, отвлекает от разных проблем. А пока его нет, заботится о своей внешности, фигуре. Согласен. Добытчик?
– Конечно, мужчина должен обеспечивать семье нормальное положение, чтобы жена не думала о копейке. Но нельзя, чтобы уравнение "часть жизни на деньги для семьи" превратилось в другое уравнение - "вся жизнь для денег, а семья по боку".
– Ну, у тебя всегда было уравнение с двумя известными: спорт плюс книги.
– Я бы прибавил ещё что-нибудь стоящее. Любовь, например... Счастье никогда не станет "вчерашним днём".
... Даже сейчас, через несколько часов после этого разговора, стоя в квартире своего друга у старой картины, Костя вновь ощутил чувство унижения. Он действительно быстро ушёл от девушки. Но вовсе не из-за того, что опасался снова увлечься ею и навязывать свою компанию. Наоборот, прочь его погнало полное отчуждение, которое всё усиливалось по ходу разговора. Ей Костя сказал, что хочет ещё повидать в другой общаге приятелей-историков и боится, что они куда-нибудь уйдут ближе к обеду, но уже точно знал, что не пойдёт туда. Он был чужим здесь, и теперь спокойный и подробный анализ всего происшедшего -
Коченея на ветру и пряча лицо от его порывов, Костя ощущал себя Раскольниковым Достоевского, озлобленным и гордым в своём низком
217
положении молодым человеком, дорога которого в будущее зашла в тупик. Он уверился, что его обидел весь свет, всё мироустройство и наслаждался этой обидой. Быть против всего света - в этом есть что-то приятное. Впрочем, довольно быстро упившись романтическим чувством отверженности, Костя зашёл в адресное бюро на Фокина и, хоть и с трудом, но отыскал местожительство своего хорошего приятеля, с которым познакомился, разговорившись в библиотеке, ещё на третьем курсе и встречался иногда в университетских коридорах.
Виталлий жил на Первой Речке, почти там же, где и родственники, у которых Костя собирался ночевать и к которым имел от мамы несколько поручений и две сумки гостинцев. Поэтому, проехав с площади - благо мэр Черепков отменил билеты - одну остановку до вокзала и забрав из камеры хранения вещи, Костя сел в "семёрку" и второй раз за полдня поехал в сторону университета. До прихода родных с работы оставалось ещё несколько часов, и с трамвая Костя прямо с сумками двинулся к Виталию.
– ...Ну, если не хочешь есть, то, может, чай или кофе? Или даже что покрепче? От Нового года осталась хорошая водка. По крайней мере, не отравились...
– Можно по пятьдесят грамм за встречу и за будущее Рождество. Я, знаешь ли, не любитель... Хотя неприятностей столько, что впору запить.
– Я тоже не любитель. Пошли на кухню... Купили с женой и шампанского, и водки, а выпить не можем. В нашей стране этим делом занимаются профессионально...
Приятели втиснулись за обеденный стол. Виталлий разливал, а Костя, задумавшись, смотрел, как едва заметно клубится пар над рюмками.
– А ты заметил, - усмехнулся хозяин, подавая водку, - что в России под пиво ведут одни разговоры, под вино - другие? Под коньяк я никогда не разговаривал, но, думаю, его пьют тоже под определённые темы.
– В деревне под самогонку сначала целуются и клянутся в вечной дружбе, потом берутся за ножи.
– Тоже прямое соответствие... Ну что, за родную систему образования?
– Если только за её низовую часть. Имею в виду учителей. Ненормальных,
218
которые за гроши гробят здоровье... Те, кто раньше сидел в горкомах, теперь командуют образованием, воспитанием и творчеством. Примерно теми же методами, какими строили свиноводческие комплексы.
Костя посмотрел в окно на виднеющийся кусочек Амурского залива и мимолётно подумал о том, что волны притягивают взгляд и, наверное, дают успокоение душе.