Рассказы и сказки
Шрифт:
Молодой - видно, начальник - с подозрением посмотрел на жёлтую сумку, на Вовку, хотел было ещё что-то спросить, но промолчал.
Кожаный вывел Вовку во двор.
– Пулей!
– сквозь зубы процедил он.
– Если задержат...
Вовка медленно двинулся к проходной.
Там сменялись вахтёры.
Он уже прошёл было барьер, как вдруг один из вахтёров нагнулся и схватил его за руку.
– Постой-ка, - сказал он, - что-то ты больно зачастил к нам! Спрашиваю: "Чей?" - продолжал он, обращаясь к товарищу.
– Никто не знает. "Что носит?" Никто не ведает.
– Вахтёр перегнулся через барьер ещё больше и запустил руку в сумку: - А ну показывай, что у тебя там.
Из сумки появился свёрток, туго перемотанный тряпкой. Вахтёр рванул её, тряпка лопнула, и в прореху вылез блестящий чёрный носок новенького сапога.
– Из склада воруют, - тихо промолвил вахтёр и вдруг отчаянным голосом закричал: - Стой!
Но Вовка уже мчался прочь, не чуя под собою ног.
Подлезая под барьер, вахтёр замешкался. Когда он выскочил из проходной, Вовка уже успел юркнуть в кусты.
Там ждал его Григорий.
Этому не нужно было объяснять ничего. Григорий тотчас же бросился напролом, в самую гущу кустов, перелез через какой-то забор, пробежал огородами и, шмыгнув в первый попавший сарай, затаился. Вовка не отставал.
– Что там было?
– задыхаясь, спросил Григорий.
Вовка рассказал.
– Ну и дурак!
– неожиданно заключил его приятель.
– Теперь тебе такие сапоги дадут, только держись! Вахтёры не поймают - Пал Фанасич прибьёт!
Вовка, серый от испуга, молча стоял у стены.
– Вот чего, - решительно сказал Григорий, - теперь тебе деньги нужны. Без них пропадёшь. Когда ещё мать придёт... Скидавай куртку, я мигом.
Вовка покорно снял куртку, сел у стены на корточки и, зябко сунув ладони между коленей, стал ждать.
Прошёл час или больше.
Григорий не возвращался.
НА БАЗАРЕ
Вовка продрог. У него не попадал зуб на зуб.
Каждый раз, когда около сарая фырчала машина или слышались голоса людей, ему казалось, что вот-вот откроется дверь, в сарай войдут и его схватят.
В отчаянии он решился уйти, выбрался на цыпочках из сарая, перелез через забор и, боясь оглянуться, пошёл по дороге к посёлку.
Ноги сами принесли его к базару, туда, где должен был продавать куртку Григорий.
На базаре было много рыбаков, кипела разноголосая толпа и стоял огуречный запах свежей рыбы.
Вовка сразу же потерялся в суетливом, занятом своими делами скопище людей.
Толпа швыряла его из стороны в сторону до тех пор, пока у него не закружилась голова и смертельно не захотелось присесть.
Когда он выбрался из толпы, то наконец увидел Григория.
Тот стоял у лотка с одеждой и примерял мохнатую круглую кепку. Куртки в руках у него не было.
– Гриша!
– Вовка бросился к нему и ухватил за рукав.
– Гриша...
Григорий повёл себя непонятно.
– Отпусти, пацан, - громко и зло отрезал он и вырвал рукав из Вовкиных пальцев.
– Чего пристал?..
– Гриша, мне холодно, пойдём к тебе, - продолжал, ничего не понимая, Вовка.
– Дай куртку.
Около них начали останавливаться.
– Какую ещё куртку?
– выкрикнул, не глядя на Вовку, Григорий.
Вокруг них уже стеной стояла толпа.
– Ты, здоровенный, не обижай маленького!
– добродушно предупредил Григория широкоплечий рыбак.
– Какая куртка? Отдай, если брал.
– Отдай, отдай, - поддержали из толпы.
– Не брал я никакой куртки!
– неожиданно визгливым голосом закричал Григорий.
– Чего он ко мне прицепился, какой я ему Гриша? Дяденька, не держите меня!
– А и верно, не Гриша он, - вмешалась в разговор женщина в синем платочке.
– Соседский он мне, Настасьи-ремонтницы сын. Стёпкой зовут... Второгодник... Опять, непутёвый, на базаре шалберничаешь?
– Чего ж ты путаешь?
– сурово обратился широкоплечий рыбак к Вовке. Как звать, и то не знаешь, а требуешь. Шли бы по домам оба. Ну!..
Обрадованный таким оборотом дела Степан-Григорий вырвался из рук мужчины и юркнул в толпу.
Народ стал расходиться. Через редеющую толпу Вовка увидел Кожаного. Тот стоял у зелёного ларька, в кепке, надвинутой на глаза. Рядом с ним возвышалась громадная туша тёти Мани. Заметив Вовку, Кожаный двинулся было к нему, но остановился.
Вовка не испугался и не побежал. Ему теперь было всё равно. Еле передвигая ноги, он брёл к станции.
Врали. И про обед в сумке, и про то, как зовут Степана, и про милицию врали. Не нашла да и не могла найти его мама. Всё пропало, идти было некуда.
И однако, он шёл. Шёл к станции, к тому месту, где в последний раз видел маму.
Г л а в а ч е т в ё р т а я
Ф Ё Д О Р
Я НЕ ПЛАЧУ!
На станции по-прежнему было пустынно. Холодно светили красно-зелёные огни светофоров. Ветер нёс по перрону обрывки пожелтевшей бумаги.
Вовка подошёл к краю перрона.
Голубые полоски рельсов... Где-то далеко-далеко мчится по ним дымный паровоз и увозит с собой маму. То ли на Камчатку, то ли домой. Нет мамы.
Нет мамы, и навек останется он в грязной Курятне, где живут Кожаный, Степан-Григорий и похожая на гору мяса тётя Маня. И если сейчас он не вернётся к ним, то так и останется стоять здесь, один, на холодном ветру, голодный, полураздетый, забытый всеми.
От этих мыслей Вовке стало до того горько, что он не выдержал и заплакал.
– Ты чего грязными слезами на чистую рельсу капаешь?
– раздался над его головой громкий весёлый голос.
Вовка поднял голову.
Перед ним стоял Фёдор. Он смотрел на Вовку не улыбаясь. Поверх клетчатой рубахи на плечи его был наброшен ватник.
– Что случилось?
– спросил он.
Вовка молчал.
– Ушибся?..
Не получив ответа и на этот раз, он нагнулся и подхватил Вовку на руки: