Рассказы поэта Майонезова
Шрифт:
Профессора мучали и угрызения совести, и смутная тревога. Наспех выпив кружку чая, он вышел на крыльцо. Оранжевое окошко стало чёрным.
Не замечая стоящего в тени Войшило, крадущейся походкой прошла наряженная молодая баба с узелком и длинной толстой косой из - под платка. 'В такое время?
– подумал профессор, - Не иначе, как на свидание'.
Из тени от соседней избы вышла такая же, с узелком и косой, и окликнула ехидно первую: 'Огородами пробираешься, Снегурушка?!'
– Не твое дело, Мизгириха! Беги домой на своих тощих волосатых ножках!
– огрызнулась первая.
– Это у меня - то, тощие?!
– завопила вторая,
Обе женщины сцепились, пытаясь ухватить за вражью косу. Профессор усмехнулся и незамеченным перешел дорогу, поднялся по крыльцу и приоткрыл дверь. За ней раздался дружный хохот. Войшило прислушался.
– Перестань смеяться, мой бабулёнок, все подушки посвалила!
– звонко говорила Ровена, - Ну и что, что тетя Мед хочет выйти замуж за великого ученого или тирана?! А я хочу выйти замуж за генерала!
И снова все дружно засмеялись, включая девушку. Все четверо хохотали, как сумасшедшие, а громче всех - Варвара Никифоровна.
– Ой, не могу!
– еле выговорила она, - Да все генералы - то тебе под мышку будут! Со стульчиком будут свататься! Выстроятся в очередь, и все с табуреточками!
И снова лежащие внутри на медвежьих шкурах залились веселым смехом. Войшило улыбнулся, продолжая слушать их разговор.
– Да - да, - поддакнула охрипшая от хохота Мед, - в пупок будут дышать все генералы! Ха - ха - ха!
И опять взрыв неистового хохота. 'Это моя Варюша всех завела', - подумал с улыбкой профессор.
– Бабуленок, только не смейся, - раздался свежий голосок за дверью, - а чем французский поцелуй отличается от итальянского?!
– Ой, умора, это Фуксия ее просветила!
– простонала сквозь смех Варвара Никифоровна, - Ох, не могу! Жалко, господин профессор не слышит!
И все четверо разразились безудержным гоготом. Женщины еще дрались в тени забора, ничего не видя и не слыша, осыпая друг друга изощренными оскорблениями.
Профессор прикрыл дверь, гоготнул сам и посмотрел на небо, на осенние звезды. Какая долгая ночь! Его взгляд перешел на окно Фуксии, за которым продолжалась поздняя трапеза, затем - на реку, скрытую белым туманом. Неожиданно из тумана, как из молока, вынырнула фигура молодого оленя с раздутыми ноздрями, с разинутым пенным ртом и выпученными блестящими глазами. Тяжело храпя и разбрызгивая с боков воду, олень, дробно стуча копытами, помчался вдоль по улице. Дерущиеся в ужасе прижались к забору и, казалось, слились с ним. Из тумана вылетела стая мокрых волков, неслышно преследующих на мягких лапах добычу. В другом конце улицы залаяли протяжно с подвыванием проснувшиеся собаки. Профессор даже успел заметить рубиновые глаза хищников, и, как стая исчезла, вспомнил строчку из своего юношеского стихотворения: 'Замирают чутко звери на больших и мягких лапах ...' Как давно это было. И уже пройден большой жизненный путь, который научил: чтобы развиваться, надо идти. И не просто топтать дорогу, а идти по ней к Богу.
...Когда стук копыт стих далеко за деревней, профессор поспешно пересек вмиг опустевшую улицу и вошел в избу Фуксии, пропахшую жареной рыбой, мятным чаем и кислым молоком.
– Вот так все наши мужики - то и спились!
– рассказывала раскрасневшаяся от настойки хозяйка, - Все, как один, померли!! И что за жизнь пошла: ни тебе свадеб, ни тебе детишек! Тут, как - то, сажала я в огороде патиссоны, вдруг свалился, как снег на голову, на мой огород мужечёнка! Так себе, не видный, за такого в базарный день и беличью шкурку не дадут! А все - таки, единственный, на всю бабскую деревню! Думала, моим будет, а он вмиг стал 'хозяином' и 'господином Патиссоном', а нам всем дал цветочные имена! Теперь для размножения - несем бутылку, чтоб приласкал - закуску, а чтоб пообещал жениться - две недели работаем на его огороде! Но жизнь наладилась, дети пошли!
– Это все очень интересно, любезная Фуксия, однако, как Вы нашли девочку?
– в нетерпении спросил профессор.
Мушка с Пышем сидели в темном углу с закрытыми глазами, приготовившись к самому тяжелому известию.
– В тот день, - начала бойко Фуксия, - с утра до обеда без передышки стреляли зареченские козлы, а я ловила рыбу у нашей речки, наглушила целое ведро! Вдруг вижу, батюшки мои, по полю бегут мужчина, женщина и девочка к нашей деревне! А козлы - то, видно, их приметили, и тут такое началось! Трах - бах! Вся земля ходуном ходила! Гляжу я, упали на земь все трое замертво! Ведро с рыбой я спрятала под кустом, а сама к ним! Девочка внизу оказалась, на ней - молодая красивая женщина, ох и красавица, каких свет не видывал! А женщину закрыл собою, стало быть, муж. Он всю ее закрыл и голову ее руками своими закрыл, у него спина вся была утыкана осколками, а у ней только один маленький осколочек в висок вошел между его пальцев! Прямо в висок вошел, маленький такой, осколочек! Всплеснула я руками, как этакое увидела, смотрю, из - под них девочка вылезла в такой же одежде, как родители, чудная одежда, как в зеркало в нее можно глядеться! Девчонка и давай их тормошить, да что уже тормошить - то?!
Мушка с Пышем, обняв друг друга, замерли в своем темном углу, словно сами умерли. А хозяйка продолжала с удовольствием, видимо, уже не первый раз рассказывать эту печальную историю: 'Взяла девчонка сумку отца, вынула у матери цветочек из кармашка, да какой цветочек, без воды не вянет! Побежали мы с ней за лопатами, пока козлы затихли, в лесу выкопали могилку побольше, девчонка, не гляди, что малая, быстрей меня копала! Силища в ней с детства неимоверная!
Пыш вздрогнул от этих слов и подумал о том, что возможно, из - за этого сильного, красивого, хитрого клона и погибли Глория с Котсом.
– Какая несуразная смерть для такого отважного легендарного героя!
– воскликнул вспотевший от напряжения Паралличини, - Быть сбитым и обстреленным какими - то 'зареченскими козлами'!
Бледный Кро тер виски. Рокки и Рези, обнявшись, плакали.
– Разве важно, от чего умереть? Главное - как умереть, - с трудом произнес профессор, склонив седую голову в глубокой печали.
– Да, - откликнулся, придя в себя, Кро, - в смерти два страшных момента: неподготовленность к ней и боль близких.
– Так вот, - как ни в чем не бывало, зевая, продолжала Фуксия, - сняла девчонка с себя эту чудную одежду, положила им в могилку вместо подушки, столкнули мы их вниз потихоньку, без слез на них нельзя было смотреть, они буд-то спали и обнимали друг друга! Сверху мы забросали их цветами, много там росло жарков оранжевых! Взяли лопаты, закидали могилку, подравняли, я, было, хотела поголосить маленько, а девочка мне и говорит: 'Не реви, смерти нет!' Во, какая! Напротив меня старик один жил, охотник, объяснил он ей тайгу, вместе на охоту ходить стали. Так и появилась у нас кормилица. Как помирать пришло время старику, завещал он ей свою высокую избу.