Рассказы
Шрифт:
– Орька, это все?
– спросил я,
– Нет...
– сказал он.
– Там еще что-то написано.
– Дай посмотреть.
– Подожди, я сам.
"Присланный Вами "новодел" изготовлен, как было установлено, в двадцатые годы нашего столетия. Интересен тот факт, что коллекционерам мира не известно ни одной подделки "Розовой Гвианы". Таким образом, Вы являетесь первооткрывателем этого "новодела", который, хотя и не имеет исторической и коллекционной стоимости, указанной в каталогах, оценен Международной экспертной комиссией в 500 американских долларов".
Орька положил письмо на стол.
– Все?
– спросил я.
– Все. Там дальше идут подписи, - сказал он.
– Что будем делать? Все-таки пятьсот долларов.
– Очень-то нам нужны эти американские доллары, - сказал Орька.
– А фотоаппараты?
– сказал я.
Орька посмотрел на меня так, что я сразу понял, какой я дурак.
– Идем к Алексею Николаевичу, - сказал он.
* * *
Наша республиканская газета напечатала заметку о "Розовой Гвиане". Заметка называлась "Необычайная находка". В ней в двадцати строчках рассказывалось обо всем, что я здесь написал, и еще о том, что ученик шестого класса второй средней школы Орион Кириков подарил марку городскому краеведческому музею.
Орька купил сразу десять газет и из всех вырезал эту заметку. Одну из них он подарил мне.
УРОК ИСТОРИИ
В классе об этом по-настоящему никто не знает. Только я знаю все по порядку. Я с Борькой за одной партой сижу, а Борька в то воскресенье ходил в лес за дикой хурмой. Самая крупная хурма растет у Волчьих Ворот, за пемзовым рудником. Знаете, что такое дикая хурма? Не знаете? Ну, тогда и не объяснишь. В общем, немного похоже на грушевое повидло пополам с вареньем из облепихи.
В понедельник Борька принес в школу полные карманы хурмы и эту самую штуку. Меня-то в лес тетка не отпустила, заставила колоть дрова и убирать мусор во дворе. Она всю жизнь так: то двор подметай, то огород копай, то картошку чисти, то еще что-нибудь выдумает. Если с утра не успеешь сбежать, значит, все пропало.
В тот день на истории Владимир Николаевич рассказывал нам про походы Святослава. Слышали, как Владимир Николаевич рассказывает? Все будто в кино видишь: и красные щиты дружинников, и железные шлемы с переносьями, и тяжелые копья с наконечниками из булата. А впереди - сам Святослав. Панцирь у него тусклый, изрубленный, ручищи до плеча голые - это чтобы легче работать мечом. Как рубанет половца, так с одного раза от плеча до пояса. Вот как рассказывает Владимир Николаевич. Потом в учебник и заглядывать не надо, все само собой запоминается.
У Владимира Николаевича вместо левого глаза черная повязка и вся левая половина лица в шрамах. А волосы совсем белые, хотя он и не особенно старый. Это оттого, что он был на фронте. Однажды мы попросили его рассказать про войну, но он пожал плечами и сказал, что по программе мы до войны дойдем только в девятом классе.
– Князь Святослав спал прямо на сырой земле, накрутив на руку повод своего коня. Шлем он надевал перед самым боем, а иногда и совсем не надевал. Ел из деревянной миски, которую возил в мешке, притороченном к седлу...
И вдруг я перестал видеть Святослава и дружину, потому что Борька приподнял крышку парты, сунул руку в портфель и вынул из него здоровенную желто-бурую грушу. У меня даже слюнки потекли, потому что я знаю эти груши. Борька меня однажды угощал. Они растут у них в саду и, когда кусаешь, прямо брызгают соком.
Вынул Борька грушу из портфеля и повернулся ко мне спиной. Заслонил. Значит, один съесть хочет. Вот тебе и товарищ! Позавчера, когда я приносил семечки, я ему честно отсыпал полторы горсти и потом еще добавил немного. А он грушу один хочет съесть. Еще и заслоняет.
Я так обозлился, что ткнул Борьку кулаком в бок.
– Ты чего?
– прошипел он.
– Дай откусить.
– Чего откусить?
– спросил Борька.
– От груши.
– Вот чудак!
– прошептал Борька.
– И никакая это не груша, а граната.
– Какая граната?
– Самая настоящая. Боевая, - сказал Борька.
Я сначала даже не поверил.
– А где ты взял?
– Нашел в землянке, - сказал Борька.
– В той, у Волчьих Ворот, знаешь?
Я опять не поверил:
– А ну покажи!
– Не лапай, не твоя, - сказал Борька и оттолкнул мою руку локтем.
– Врешь ты все, Борька, - сказал я.
– Ту землянку я знаю, как свою комнату. Мы ее с Гришкой всю облазили. Там сейчас даже винтовочной гильзы не найти.
– Вы не нашли, а я нашел, - сказал Борька.
Вот везет человеку! Когда мы выковыривали из глинистой кручи пули на старом стрельбище, я нашел только три штуки, и то какие-то сплющенные, похожие на мелкие уродливые грибы... А Борька раскопал одиннадцать штук, тяжелых, блестящих и совершенно целехоньких, будто их только что вынули из патронов.
– Борька, - прошептал я, - дай посмотреть.
– Только уговор: не лапать, - сказал Борька и повернулся ко мне.
Граната, обросшая ржавчиной словно бурым мохом, лежала у него на ладони. И вовсе не на грушу была похожа, а на большой лимон с коркой, надрезанной аккуратными квадратами. На одном конце у нее был выступ вроде невысокого горлышка, и на этом горлышке, на железном стерженьке с дырочкой, подрагивало кольцо, совсем тонкое, перержавевшее. А сбоку к горлышку подходил плоский и тоже очень ржавый рычаг.
– Ты бы ее хоть почистил, - сказал я.
– Зачем?
– удивился Борька.
– Все-таки покрасивее будет.
– Чепуха, - усмехнулся Борька.
– Боевому оружию красота не нужна. Ты бы еще к ней розовую ленточку привязал.
– Нет, Борька, ленточки, конечно, не нужно. Но разве приятно стрелять из какого-нибудь ни на что не похожего пистолета? Да его в руки будет взять противно. Ты посмотри, какие красивые у нас боевые ракеты. Помнишь кино про парад на Красной площади?