Расстояние
Шрифт:
– Вы решили, что Кэтрин покончила с собой?
– Вероятность была высока. А потом я узнал, что она врач.
– Это все меняло?
– В таком отделении она имела доступ к очень сильным наркотическим средствам. Диаморфин, например, – это сильное обезболивающее. Барбитураты – фенобарбитал, противосудорожное – часто вводятся пациентам с травмами головы. Расход этих препаратов строго контролируется, она не смогла бы их взять и остаться незамеченной, но, обладая ловкостью рук, со временем возможно создать определенный запас для личного пользования с минимальным риском быть обнаруженной.
– Хотите сказать, вы могли бы сделать большее
– Полагаю, я сделал все, что мог. – Его тон становится печальным, с легким оттенком недоумения. – И все же это любопытно. Вы задаете те же вопросы, что и ваши коллеги год назад.
– И что вас удивляет?
– Я полагал, если вы потрудились наведаться ко мне снова…
– То будем задавать другие вопросы? Но так бывает не всегда.
Грейвс сидит неподвижно, выражение его лица не меняется, но он чувствует, что здесь что-то не так. Что-то в вопросах Эллиса навело его на эту мысль. Грейвс непременно позвонит боссу Эллиса. Но спросит ли он об Элизабет Кроу? Вот это уже интересно.
– Что ж, – произносит он наконец, – если вы закончили…
Он встает и кладет руку на папку, лежащую на столе.
– Последний вопрос. Как Кэтрин оплачивала ваши услуги?
– Наличными. – Грейвс улыбается немного пренебрежительно.
И тут я понимаю, что было не так.
За нами тихо закрывается черная глянцевая дверь, и мы спускаемся по ступенькам.
– Хороший человек, – говорит Эллис. – Если бы я имел склонность к суициду, разговор с ним многое бы изменил.
– Нам надо поговорить, – перебиваю его я.
Эллис подходит к машине и нажимает на кнопку брелока.
– Точно. Садитесь.
– Не здесь.
– Садитесь.
Я опускаюсь на пассажирское сиденье и захлопываю дверцу. В салоне пахнет освежителем воздуха. Эллис протягивает мне флешку – еще один допрос? – но стоит мне ухватиться за нее, как он сжимает ее крепче и смотрит исподлобья.
– Вы так ничего мне не объяснили. Только не говорите: «Что я должна была объяснить?» Вы отлично понимаете. Я пять дней работаю по делу Кэтрин Галлахер, все время я занимаюсь только этим и ничем другим, перебираю каждую деталь, и что я получаю? Никаких угроз. Никаких признаков, что она погибла насильственной смертью. Никаких мотивов – она не ошибалась, никого не угробила, все родственники довольны, никто не прячет камень за пазухой. Коллеги ничего о ней не знали. Нет людей, которые бы ее любили, но нет и тех, кто ненавидел. Грейвс, конечно, подонок, но его выводы верны.
– Грейвс ошибается.
– Да что вы? И в чем же?
Я представляю образ той Кэтрин, которую знал Марк Девлин: женщину, способную на многие плохие поступки, лишенную сдерживающих ее границ. Филдинг говорил, что она совершила немыслимое по степени жестокости убийство, за которое Программа недостаточное наказание.
Профессионал такого уровня, как Грейвс, должен был увидеть это через несколько секунд после начала разговора.
– Итак, Карла? Что не так? Что я упустил? Я проверил, в больнице все чисто. Вне работы тоже ничего, если не считать полуромана с «охотником за головами». Одинокая чудаковатая женщина в депрессии. Карла, я проверил все, и знаете, что я думаю? Пока все ведет к тому, что она покончила жизнь самоубийством. Все просто. Но не для вас. Вы единственная, кто твердит об убийстве. Почему вы так уверены? Лучше не говорите мне. Интуиция подсказывает, что мне не стоит
Я не могу ему все рассказать.
– Ничего, – отвечаю я и сама слышу фальшь в голосе.
Разумеется, Эллис тоже ее улавливает.
– Хотите, чтобы я поверил? Что вы раскопали? Свидетеля? Человека, кто знает, где находится тело? В любом случае кого-то, кто дал вам уверенность, что она убита. Это первое.
– Я не…
– А теперь второе. Почему это вас волнует? А это для вас очень важно. Несомненно. Когда вы прежде решались пойти со мной на встречу? Никогда, черт побери. Так вот, пока вы не выложите мне всю информацию, будете заниматься этим делом сами. Я понятно выражаюсь?
– Эллис…
– Я проголодался, Карла. Умираю от голода. – Эллис отдает мне флешку. – Позвоните, когда будете готовы поговорить. А теперь выходите из машины.
Я избавляюсь от маскировки в туалете Музея Виктории и Альберта. Необходимо срочно прослушать запись на флешке – Эллис мог упустить что-то, о чем знал Девлин и о чем не рассказали коллеги Кэтрин. Однако мне предстоит долгий путь домой, и у рабочего стола я оказываюсь лишь в четыре часа.
Вставив носитель, я навожу курсор на первую иконку.
Я заканчиваю работу через пять часов. Все служащие уже разошлись по домам. Скоро ночь.
Да, Эллис прав. Нечего искать. Все чисто.
Накидываю пальто и выхожу на улицу.
Я иду к реке, мне нравится смотреть на Темзу при свете луны. После наступления темноты ее ширина и мощь кажутся величественными. Подняв воротник, я стою опираясь на металлическое ограждение. Огни отеля «Хилтон» и пристани Коламбия на противоположном берегу кажутся далекими и загадочными. Справа, где за изгибами реки, расположены склады Лаймхаус-Рич, вспыхивает пронзающий темноту свет. Прямо ко мне несется по сверкающей глади реки полицейский катер. Разрезая носом водную стихию, он проносится мимо, оставляя после себя колебание волн. Я не могу сдвинуться с места, словно поджидаю, не появится ли за этим катером следующий… К пирсу причаливает прогулочное судно, на борт поднимаются люди, и вскоре оно уже на середине реки, а потом и вовсе скрывается из вида. Рябь на поверхности способствует меланхоличному созерцанию, позволяя любоваться переливами драгоценных капель, окрашенных лунным светом. Вскоре до меня доносятся звуки музыки.
Что я делаю здесь, в темноте? Охочусь на Кэтрин? Я уже нашла ее, впрочем, каждый раз ее характеризуют по-разному, похоже, чем больше я получаю о ней информации, тем меньше знаю. Кто же она: пропавшая женщина, которую ищет Эллис, уверенный, что она мертва? Или амбициозный, преданный делу врач из отделения Робертса, не желающий признать, что не может больше держать все под контролем? Пациентка Яна Грейвса с депрессией? А может, женщина, для которой не существует рамок, которую знал Марк Девлин? Либо все, либо ничего.
Увидев ее впервые, я подумала: «Монстр». Она такая и есть, но не в том смысле, что я имела в виду тогда; она похожа на вирус, способный реплицироваться и в то же время мутировать, каждый новый штамм не похож на старый. Каждый раз, когда я думаю, что уже все поняла, картина меняется, и эта женщина уже кажется мне совершенно другой.
Но главное, что я не приблизилась к разгадке, что она сделала и почему, не узнала, кто хочет ее убить.
А время уходит.
Что же мне предпринять?