Рассвет над океаном
Шрифт:
Итак, что мне теперь понадобится? Инструменты. Радиола, исправная, но пока бесполезная — никакие ближние станции в этом горном колодце не ловятся, и самодельная антенна из куска старой проводки ситуацию не улучшила. Кроме того, мне нужна та самая проводка, срезанная мною в одной из комнат. Телевизор, которому суждено быть разобранным на части. Рулон лейкопластыря — этого добра в моей аптечке много. Фольга, ворох которой я раздобыл, лишив обёрток весь шоколад из наших запасов. И обыкновенный зонтик, как будто специально поджидавший меня на стойке у входной двери.
Радиолу и телевизор из гостиной я перетаскиваю в кухню на
— Доброе утро! — говорит она и слабо улыбается.
Она выглядит отдохнувшей, но очень растерянной — похоже, с утра пораньше успела снова столкнуться с чем-то странным. Одета в юбку-колокол цвета бутылочного стекла и блузку с отложным воротничком в тонкую бело-зелёную полоску, волосы собраны в узел — непривычный и трогательный образ кино-героини пятидесятых.
— Привет! А знаешь, на тебе всё это отлично смотрится!
Кивает с таким видом, словно меня не слышит. Юбка широковата, я подхожу и кладу Мие руки на талию.
— Если заколоть здесь булавками, будет ещё лучше!
— Да-да, — отзывается она безучастно.
— А на завтрак у нас сегодня…
— Я не буду завтракать, — замечает тревогу в моём взгляде и поспешно добавляет: — Джарод, я в порядке! Я прекрасно себя чувствую. Просто пока не хочу есть. Хочу посидеть где-нибудь одна.
— Ступай в гостиную, Мия, — предлагаю я. — Для тебя там кое-что найдётся!
— Рояль? Ты его настроил? — оживляется она. — Спасибо!
И сразу же уходит в другое крыло. Она настолько погружена в себя, что даже не спрашивает, чем это я занят. Мне требуется несколько минут на то, чтобы успокоиться, я не ожидал, что на меня так подействует её присутствие. Чёрт, как некстати! Пока она была беспомощной, пока я выхаживал её и с нею нянчился, мне было просто. Владевшие мною жалость и страх потери были так велики, что вытеснили другие чувства. Но теперь, когда к ней вернулась жизнь…
А ну-ка, хватит! Работа — лучшее средство от опасных и неуместных желаний.
Трансформатор и динамик, который станет теперь микрофоном, я вынимаю из телевизора. Провода, достаточно длинные, чтобы моё приспособление можно было перемещать, обматываю фольгой — экранирую их от переменного тока. Микрофон через трансформатор соединяю с радиолой, включаю её и слушаю, как она транслирует мой голос — убеждаюсь, что цепочка работает. Приходит черёд зонтика, которому отведена роль тарелки. Микрофон закрепляю лейкопластырем на ручке зонтика, в найденном опытным путём фокусе параболы, и направляю к открытому окну. Вуаля, подслушивающее устройство готово! В динамиках радиолы — многократно усиленные шелест ветра, хруст ветвей, птичья перекличка. Что ж, теперь остаётся только ждать, когда в зону действия моего направленного микрофона попадут разговоры охранников — ради этого всё и затевалось!
В дальнем конце дома подаёт голос рояль. Окна гостиной выходят на озеро, эти звуки мне не помеха. Мия трогает клавиши — сначала коротко и неуверенно, потом смелее. Наигрывает какую-то простенькую мелодию, и ещё одну. Затем берёт несколько минорных аккордов и, видимо, начинает играть по памяти что-то более сложное: то и дело останавливается, возвращается, повторяет одну и ту же музыкальную фразу несколько раз… Пауза, и музыка набирает силу — безнадёжная и пронзительная, как взгляд обречённого больного.
Этого ещё не хватало! Неужели моя музыкантша совсем отчаялась и не верит в наше спасение? Пойду-ка я к ней, поговорим о том, что с нею происходит, не нужно ей больше вариться в собственном соку!
Внезапно музыка обрывается, раздаются торопливые сбивчивые шаги, Мия влетает в кухню. Лицо и губы у неё белые, в глазах — чистейший, первоклассный ужас.
— О господи, маленькая! Что стряслось?!
— Не знаю. Я не знаю, Джарод! Со мной сейчас такое было… Это просто невозможно, но других объяснений нет… — отвечает она сдавленно. — Похоже, я когда-то уже родила ребёнка!
50. Мисс Паркер. День 9-й, около полудня
Странные ощущения преследовали меня с самого утра. Я то и дело натыкалась взглядом на знакомые предметы. Знакомыми стали мне казаться даже запахи. И я совсем уже не понимала, где заканчивается узнавание, будь оно истинное или мнимое, и начинается обыкновенное самовнушение. Довольно долго я бродила из угла в угол, подальше от Джародовых встревоженных глаз. Пыталась найти объяснение происходящему, но не могла. Потом, вымотанная бесплодными размышлениями, пришла в гостиную. Печальная мелодия, возникшая вчера у меня в ушах, и сейчас никуда не исчезла. Наоборот, я стала различать её более отчётливо. Что, если подобрать её на слух?
Джарод волшебник! Сегодня на рояле вполне можно играть. Вот только я давно растеряла навыки. Сколько лет прошло, страшно представить! Сколько хорошего и светлого ушло из моей жизни вместе с мамой… Сначала я попыталась вспомнить пару простых детских песенок, и, надо же, легко с ними справилась. Из моей головы давно выветрилась теория музыки. Может быть, я даже разучилась читать ноты. Но у моих рук оказалась хорошая память. То, что когда-то я играла наизусть, вероятно, я смогу сыграть и теперь.
Не помню, чтобы когда-либо сама исполняла ту вещь, но кто мне мешает попробовать? Я же всё равно буду о ней думать. Всё равно мне будет казаться, что эта мелодия — ключ: стоит выпустить её наружу, и я разгадаю какую-то тайну. Страшась и предвкушая одновременно, я подобрала несколько первых тактов. Получилось похоже. Потом дело пошло быстрей, как будто память рук снова мне помогала. Пожалуй, я сумею сыграть всё целиком, решила я, села поудобней, перевела дух — и начала.
Даже сердце закололо — столько в этой музыке одиночества и боли! Нет, нет, не знала я её наизусть в детстве. Не могу себе представить произведение, более неподходящее для детского репертуара. Но руки мои, тем не менее, уверенно берут аккорд за аккордом. И вдруг мне чудится… вдруг я чувствую, что осталась здесь совсем одна. Нет Джарода, рядом с которым глупо предаваться отчаянию. Нет надежды. Нет будущего. Дни мои сочтены, мой приговор подписан, и кто-то, кого я люблю и кому я нужна, обречён жить без меня. И даже слёз у меня больше нет. Тяжело дышать, болят ноги и ноет поясница. Между роялем и мной — мой большой живот, в котором растёт ребёнок. «Прости, малыш, — сами собой вдруг говорят мои губы, — тебе досталась не лучшая в мире мама!» Толчок, и ещё толчок где-то в подреберье, дитя ворочается, и выпирает вбок крошечная пятка.