Рассвет пламенеет
Шрифт:
— Поздравляю, Коля, — Рождественский протянул руку, Рычков смутился, неуклюже подал свою. Капитан пожал огрубевшие пальцы солдата.
— Очень рад, что пришлось нам познакомиться, очень рад! Я комиссар первого батальона.
— Комиссар?!
— Да. А почему вы удивляетесь? Рычкову хотелось сказать: «Одна комиссарская жена врезалась в память. Красивая такая! И детворы с нею тройка». Однако он промолчал.
Алеша, все время глядевший вперед, повернулся к Рождественскому:
— Товарищ капитан,
Выползая из-за сопки, грузные темно-серые коробки с белыми крестами, развивая скорость, с ходу повели беглый артиллерийский огонь. Считая танки, Рождественский подумал: «Они собираются проутюжить наши окопы!» Он заметил, как перед этой ползущей лавиной стали рваться снаряды. Дивизионная артиллерия преградила дорогу танкам.
— Моя очередь испытать счастье — сдержанно сказал Звонарев. — Коля, а ну кинь мне сюда нашу пушку!
Опаленное солнцем и горячими ветрами веснущатое лицо Алеши заметно побледнело. На лбу, у корней белесых волос, кожа покрылась болезненно-буроватыми пятнами.
Тронув Звонарева за локоть, Рождественский сказал:
— Не надо нервничать.
Где-то позади упруго рвануло землю. Затем впереди. Перед окопом из земли выгнало к небу два огромных дымных столба. Следующий разрыв засыпал траншею крошкой песчаника. Алеша стряхнул осевшую пыль, вгляделся, облюбованная цель в рассыпанном строе вражеских танков, и, ловко разворачивая худенькие плечи, залег, правым глазом улавливая на мушку противотанкового ружья серую стальную громаду. А выстрелив, понял, что промахнулся.
— Дернуло меня!.. — прохрипел он сквозь сжатые зубы.
Рождественский приказал:
— Подпускайте передний метров на двести и стреляйте наверняка!
Алеше показалось, будто он ответил: «Есть подпустить метров на двести!» Но он только так подумал. Взгляд его впивался в броню переднего танка. И снова он недолго целился; прикладом легко отдало в плечо. Рождественский с удовлетворением вымолвил:
— Та-ак! А теперь в следующий. Колотните вон в этот, что прорывается к правому флангу нашей первой роты!
Звонарева охватило короткое оцепенение и безмолвный восторг. Он повел неуклюже-длинное дуло ПТР на новую цель. Ему даже некогда было взглянуть на первый подбитый им танк, по броне которого уже закудрявились оранжево-белые барашки огня, быстро расползавшиеся вширь. Рядом второму вражескому танку боковину развернуло снарядом; над ним тоже запрыгали желтые мотыльки, из пробоины повалил черный дым.
В смешанном грохоте взрывов и выстрелов, скрежеща сверкающими под солнцем гусеницами, поднимая за собой клубы пыли, к переднему краю неудержимо мчался третий танк.
Алеша отчетливо различал бешено вращающиеся траки, медленные повороты башни и часто брызгающие из орудийного ствола раздвоенные языки пламени.
Кто-то невидимый шептал
— Коля, давай! — закричал Звонарев. — Патрон! — повторил он тихо, увидев злое лицо Николая.
— Нету больше! — угрюмо ответил Рычков. — Все пережгли, Алеша!
Звонарев почувствовал, как из его глаз катились слезы. Неожиданным рывком он перевалился на насыпь.
— Алеша! — вскрикнула Лена.
Удерживать Звонарева было уже поздно. С гранатой в руке он устремился наперерез танку. Не оглядываясь, не отрываясь от земли, с ловкостью кошки Звонарев скользил по траве, блестя отполированными подковками на каблуках порыжевших ботинок.
— Он бросил гранату! — вскрикнул Рычков. — Прямо под танк! Смотрите, как он завертелся на одной гусенице!
Закружившись в беспорядке, остальные танки повернули обратно. На широком фронте перед самым передним краем с десяток машин продолжали дымиться. С юношеским пылом Рождественский выкрикнул:
— Умыли вас, гады!
Увидя, как Лена стала карабкаться через насыпь, он спросил у нее:
— Вы куда?
— Алеша лежит ведь, — сказала она и слабо махнула рукой в сторону недавнего поединка. — Теперь и моя очередь…
Рождественскому вдруг показалось: «А ведь я ее где-то видел раньше?» Но эту мысль он отогнал. Взглянув на Рычкова, он удивился. Сидя на корточках, прислонясь спиной к стене траншеи, солдат с забинтованной головой плакал.
— Что с вами? — спросил Рождественский.
— Я… — с болью вымолвил Рычков, — я один!
— А мы? Неужели среди нас не найдется друзей?
— Не те, товарищ капитан. Найдутся, а не те. На Дону, на Кубани, полегли друзья. А вот я остался.
— Слушайте, Коля, я помогу вам найти новых друзей, — мягко сказал комиссар.
XI
Вепрев и Серов, принимавшие участие в ночном налете на автороту противника, окрыленные этой маленькой победой, твердо поверили, что отходу советских войск наступил конец. Вепрев уверял Бугаева:
— Товарищ политрук, своими глазами видели мы этих «героев»! По-настоящему бы тряхнуть, чтобы не успели перевести дыхание! Уж если посадили первое деревцо, то и должно оно развиваться, как ему положено.
— Спокойствие, товарищ Вепрев, — ответил Бугаев. — Деревцо-то посадили — точно. Да чтобы росло оно, неминуемо придется полить его собственной кровью.
Серов, тоже решившийся, как он говорил «сквитаться с гитлеровцами», к замечанию Бугаева отнесся более сдержанно. А Вепрев с досадой жаловался: