Рассвет пламенеет
Шрифт:
Передав трубку телефонисту, Симонов вскарабкался на бугор, достал карту, стал ждать.
— Снайпер в обгорелом танке? — спросила Магура.
— Никак нет, — ответил телефонист. — Триста метров левей. — Затем он заученно вскрикнул: — Выстрел!
Магура услышала легкий взрывной звук, донесшийся из-за линии обороны.
— Недолет, — отозвался с бугра Симонов.
Тамара Сергеевна не вытерпела и быстро поднялась к нему.
— Зачем вы сюда? — продолжая глядеть вперед, спросил он недовольно.
Она промолчала, прилегла почти рядом, наблюдая за передним краем противника. Три последующих выстрела все еще не накрыли
— Батареей — огонь!
И только после четвертого залпа он обрадовано улыбнулся и коротко бросил:
— Прекратить огонь!
Магура вопросительно взглянула на майора.
— Да, кончили, — поняв немой вопрос, ответил он. — Давайте-ка спустимся вниз. Сожалею, что у меня нет полковой пушки, я тут вижу все… А так — сидим, постреливаем…
Он помолчал некоторое время, закуривая.
— Вам надо уйти отсюда.
— Если я уйду, вам станет легче? — с живостью спросила Магура, глядя ему в глаза.
— Да нет — легче или тяжелей, не в этом дело.
— А в чем?
— В боевой обстановке ваше место не здесь.
— Короче — по команде: кругом, шагом марш, так? — спросила Магура, кажется, больше с сожалением, чем с упреком.
Они стояли за изгибом траншеи так, что телефонист не видел их. Симонов взял ее руку, мягко спросил:
— Хочешь, я поцелую тебя?
— Только для того, чтобы я ушла?
— Безусловно и обязательно.
— Что это, Андрей Иванович… комедия?
— Нет, не комедия. В твоих же интересах — призываю: отправляйся в санпункт и здесь не появляйся без дела.
— А я не без дела сюда, — стараясь придать голосу твердость, сказала Магура.
Лицо ее, похудевшее и еще более удлиненное, стало вдруг сумрачным. Глядевшему на нее в упор Симонову даже подумалось, что она не такая уж красивая, как прежде ему казалось. Выражение темных, немного прижмуренных глаз сделалось каким-то неясным, — теперь в них уже не вспыхивали то задорные, то суровые огоньки. «Измоталась она — думал Симонов, чувствуя, что ему хочется сказать ей что-то ласковое. — Устала — вон губы как обветрились, покрылись множеством мелких морщинок, кое-где переходящих в кровоточащие трещинки. А за губами белые зубы — ишь, какие они у нее ровные. К ним, наверное, никогда не прикасался инструмент стоматолога, и она их аккуратно чистит даже на передовой. Вот только несколько тяжеловата у нее нижняя челюсть, — удлиненное лицо. А впрочем, все-таки Тамара красива».
— Часто случаются ранения с артериальным, опасным для жизни кровотечением, — после длительной паузы глухо, словно из отдаления, заговорила она снова, не торопливо, но четко. — А я иногда долгое время не знаю о таком положении человека. Не сразу ведь, а только когда стемнеет — несут, а раненый истек кровью!
С Симонова будто дуновением ветра сдуло мгновенное оцепенение, — вопрос о жизни людей всегда волновал его сильнее всяких личных переживаний.
— А что же прикрепленные к ротам ваши санитары? — почти сердито спросил он.
— Каждая рота расположена в полкилометра по фронту. Разве могут везде поспеть два санитара?!
— Хорошо, — подумав, сказал Симонов, — реализуем вашу просьбу.
— А я не прошу, но требую, — возразила Тамара Сергеевна. — Служебное положение обязывает вас дать распоряжение ротам: в случае ранения, пусть не ждут санитаров, выносят сами!
— Ну, хорошо, хорошо! — согласился он, взяв ее за руку.
Магура резко вырвала свою руку из его огрубелых пальцев. Не сказав ни слова, круто повернулась спиной, прикусив губу, как бы сдерживая какие-то резкие слова, и пошла прочь, вся сжавшись.
А Симонов глядел ей вслед, любуясь ровным размашистым шагом и удивляясь, что вот идет она и даже не оглянется! Хотя над степью посвистывали шальные пули, Магура продолжала удаляться, не пригибаясь и не убыстряя своей размеренной поступи.
«Ишь ты, характер показывает! — вздохнул он. — Эх, Тамара, Тамара…». И после, вспоминая ее походку, уже тогда, когда она скрылась за бугорком, он почувствовал, как сердце сжимается от тоски.
С еле заметной усмешкой он думал долго и нелегко: «Почему я стал относиться к ней или по-идиотски делать вид, что я отношусь к ней легко и просто, как ко всякому подчиненному, выделяя ее среди остальных лишь постольку, поскольку она женщина? Ее это раздражает, по-видимому. Не любят меня женщины, не любят!.. Потому что я слишком прямолинеен и грубоват. А им надо что-то непознанное, так сказать — загадочное. Вот Ткаченко — тот скрытен при них, — эх, черт!.. Должно быть, товарищ женщина, здорово ты любишь интригующее, одним словом, все то, что тебе самой непонятно. Ну, что ж, если она не может полюбить меня таким, какой я есть, — так и будет… А ковыряться во мне, доискиваться без конца, заслуживаю ли я ее любви, — хватит! Одним словом, если так — прочь от меня. Мне, брат, так: или все, или ничего не надо!».
В полдень, сидя в некотором отдалении от санпункта, Магура вспоминала деловые и частые разговоры с Андреем Ивановичем. «А пожалуй, я сама виновата, сама заронила сомнение в его сердце. Еще этот Ткаченко… Пусть он только явится, я теперь знаю, как поступить». И затем Симонов вновь встал перед ней, обыкновенный, немного рассерженный, но всегда справедливый. Ее злило, что разговоры с ним в лучшем случае заканчивались шуткой. «Что ж, будем на все это глядеть веселей!» — сама на себя мысленно прикрикнула она.
Она вскинула брови, усмехнулась.
— Уныние тебе не к лицу, Тамара, — вслух подумала она. — Не все еще рухнуло! — достав из кармана зеркальце и заглядывая в него, пальцем пригрозила себе: — Ах ты, старенькая, старенькая. А что же, скажешь нет, не старенькая? Двадцать семь — не восемнадцать лет. И к тому же — вдовушка! Да, да — старенькая, сознайся.
— Тамара Сергеевна, — крикнул ей Шапкин, — смотрите, уже несут!
Магура вскочила и крупным размашистым шагом пошла к санпункту, прошептав на ходу: «Безобразие, о чем размечталась!..». Еще издали она повелительно бросила Шапкину:
— Воду, мыло, полотенце, халат! Прокипятить инструменты!
— Все готово, товарищ гвардии военврач третьего ранга. Санпункт к приему раненых готов! — доложил Шапкин с таким сосредоточенным выражением лица, точно сейчас предстояла серьезная операция.
Это был только санпункт первой помощи. Тем не менее лечение раненых начиналось именно здесь. Главной задачей, которую перед собой ставила Магура и от успешного выполнения которой чаще всего зависела жизнь раненых, — было остановить кровотечение. «Первая опасность — кровотечение!» — всегда говорила она своим помощникам.