Рассвет тьмы
Шрифт:
Бежевые стены, песочная чешуйчатая крыша, широкие окна, небольшая веранда на заднем дворе - дом оформлен в классическом стиле. Стеклянные двери, к которым вела белая каменная лестница, отделанная светло-коричневым кафелем. Зелено-кремовая плиточная дорожка прямой, ровной лентой бежала от калитки к порогу.
Внутри дом походил на вафельный торт - приятные шоколадно-ванильные оттенки, начиная с обоев и заканчивая мебелью. Даже мелкие детали интерьера не выбивались из общей картины. Холл состоял из паласа, гардероба, зеркала и полки для обуви. Скромная люстра напоминала пчелиный улей: небольшая композиция конусообразной формы и матово-медового оттенка из стекла и пластика. Далее, следуя по широкому коридору, попадаешь в просторную холостяцкую кухню, где кроме холодильника,
Слева спальня с большой кроватью, столиком, на котором стоял ванильно-желтый светильник с абажуром, напоминающим аккуратный комок сахарной ваты. Возможно, я проголодалась, и запах, доносящийся с кухни, будоражил вкусовые рецепторы, поэтому все предметы в доме казались мне аппетитными....
Над деревянным изголовьем кровати висела огромная картина - бутон лилии, переливающийся всеми оттенками коричневого. Плотные темно-бежевые шторы на двух окнах, между которыми втиснулась кровать, небольшой шкаф-купе, кресло с резными ножками и подлокотниками и, безусловно, палас с мягким ворсом.
Лукас помог мне снять плащ и повесил его в гардероб. Когда мы миновали коридор, он остановил меня, придержав за плечи, рядом с дверьми в гостиную. Развернув к ним лицом, потянулся справа, чтобы открыть. Повернув ручку, толкнул обе створки и застыл, ожидая моей реакции.
В комнате потрескивал камин, и кроме огня в нем, иного освещения не было. Тяжелые коричневые шторы на окнах, угловой диван, перед которым разместился столик для шампанского с низкой вазой, наполненной пышными пестрыми флуциями. Сейчас встретить букеты из этих красивейших цветов в домах смертных вовсе не в новинку. В любом цветочном магазине можно приобрести это диковинное растение.
Книжный шкаф у дальней стены, полка с декоративными безделушками, и тут же рабочий стол с компьютером и кипой бумаг в папках всех цветов радуги, и конечно большое и удобное кресло. Люстра под потолком напоминала распустившийся огненный цветок, ожидающий, когда бездушное электричество вдохнет в него жизнь.
Лукас перегнулся, чтобы заглянуть в мои глаза, и я, заинтригованно прищурившись, покосилась на него. Довольный реакцией, он проводил меня до дивана и усадил перед камином, а сам быстрым, но спокойным шагом умчался в направлении кухни. Пока оттуда доносился звон посуды, я удобно разместилась, закинув ногу на ногу. Сцепив пальцы рук в замок, огляделась. Я была у Лукаса далеко не впервые, но не переставала любоваться простотой убранства. И мы могли бы жить вместе, но я слишком привязана к дому, доставшемуся от мамы, а приводить в него Лукаса чревато скорым разрывом. Женское общежитие из моих сестер способно довести любого мужчину, даже с невероятно устойчивой психикой, до срыва.
Родители Лукаса переехали в Нойссити, что находился на перепутье Эгморра и Вердландии и считался городом-ульем. Туда обычно отправлялись на заработки, жаждущие красивой и роскошной жизни люди. А все сливки общества предпочитали отдыхать в шикарных гостиничных комплексах на побережье Солнечного моря. Вполне символичное название: вода в нем круглый год теплая и имела золотистый оттенок.
Лукас вошел в гостиную с бокалами и ведерком с шампанским в руках. Поставил на стол и, как бы, между прочим, произнес с улыбкой на губах, вскользь взглянув на меня:
– У меня маленькое недоразумение в духовке. На предотвращение малоприятных последствий уйдет какое-то время, но ты не скучай,- он потянулся через стол и коротко поцеловал меня.- Я скоро вернусь.
– Мясо подгорело?- снисходительно улыбнувшись, догадалась я. С Лукаса спало напускное спокойствие, и он, выпрямляясь, раздосадовано скривился.
– Ага.
Безмятежно улыбаясь, я проводила его взглядом. С кухни доносился сладковато-кислый запах гари и тихие ругательства Лукаса. Вздохнув, я огляделась еще раз, пытаясь отыскать себе занятие на ближайшие несколько минут. Над камином на стене висел телевизор, но не он привлек мое
Вытянув пакет из грубой желтой бумаги, затерявшийся среди кипы многочисленных конвертов, я и ахнуть не успела, как все они разлетелись осенними листьями по полу. Упав на колени, я принялась подбирать письма и складывать около себя в ровную стопку. И случайно заметила, что адрес на конверте не совпадает с адресом Лукаса, по которому доставили почту. Вчитываясь в буквы, я проговаривала их мысленно, пока не поняла, что дом, в который они должны были попасть, находился в противоположной части города. Смутившись, я просидела с минуту на полу, глядя в одну точку, а потом, встряхнув головой, поднялась. Нет, дело не в Лукасе. Не думаю, что он вел двойную жизнь. Скорее всего, это связанно с работой.
Положив письма на камин, я взяла в руки желтый пакет и, на мое счастье, он оказался вскрыт. Мысленно ликуя, я вынула из него несколько снимков и чуть не выронила от неожиданности. С первого фото на меня смотрели пустые глаза Саммер - ее белое лицо крупным планом, и даже после смерти оно казалось сказочно красивым. На втором - раскинув руки, она лежала перед лестницей в холле своего дома на безупречно чистом полу, на фоне безупречно чистых стен.... Ее летнее легкое платье цвета аквамарин с юбкой-колоколом, словно по задумке фотографа, разложенной по ступеням, являлось самым ярким пятном на фотографии. Если, конечно, не считать черной дыры в груди.... А на третьем снимке было запечатлена именно эта дыра, на месте сердца. Обугленные края кожи, проглядывающие из-под такой же обгорелой ткани платья, рыхлые стенки грудной клетки, покрытой черной коркой, сквозь трещины в которой проступали кровавые язвочки.
Следующие три снимка походили на предыдущие, как братья-близнецы, но главным действующим лицом на этот раз был Майкл Бишоу. Будто фотосессию обеим жертвам проводил бессердечный фотограф. И все детали пугали идентичностью: холодный остекленевший взгляд, беззащитность, с которой Саммер и Бишоу лежали на полу собственного дома, черная дыра вместо сердца и безукоризненная опрятность в окружающем интерьере. Если не знать, от чего они оба погибли, можно подумать, будто их сердца взорвались....
Глава 22 (продолжение)
Фото Кеннета и Калеба я не стала вынимать, понимая, что все равно ничего нового не увижу. Однообразно пугающие иллюстрации к чужой смерти.... Руки затряслись раньше, чем к горлу подкатил кисло-сладкий ком, за которым должен последовать рвотный рефлекс. Я чувствовала запах горелого мяса, смотрела на него, и внезапно комната закружилась цветной каруселью. Запихнув с трудом фото обратно в пакет, я спрятала его между письмами, закрыла глаза и оперлась руками на камин. Осторожно и медленно вдыхая, так же осторожно выдыхала, до тех пор, пока не прошла тошнота, а комната не остановилась. Только тогда я открыла глаза и смахнула испарину со лба. Глубоко втянув воздух носом, о чем сию минуту пожалела, я отлипла от камина и обняла себя за плечи. Как и предполагала, ни полицейские, ни их современные камеры не выявили следов крови в доме убитых волшебников. Выходит, убийца наложил чары на любого входящего в дом, но я впервые сталкивалась с подобным колдовством. Как правило, заклятье остается активным в течение трех часов, не более. Но как показало мое проникновение на место преступления, они держались уже не один день. Похоже, придется посетить Библиотеку, но только после подробного изучения дома Бишоу - я имела глупость упустить из внимания первую жертву, а ведь с него все и началось.... И почему я решила, что его смерть к делу не относится? Из каких соображений сделала вывод, что убийство Бишоу не имеет отношения к убийствам Саммер, Кеннета и Калеба?!