Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой
Шрифт:
Я ощущаю себя каким-нибудь Альфонсом [6] (забыл, под каким номером), то есть беженцем из своей страны. Дождь льет как из ведра. Филины и в'oроны свисают гроздьями, каркают и ухают. Оконное стекло не совсем целое, и в него задувает буря. Между балками крыши сочатся блики лунного света. Где мои брюки?
Этим, кажется, все испорчено. Я-то думал, что я новый Стриндберг, и вот с грохотом упал с высот искусства.
Сочельник Рауль проводит в одиночестве за написанием писем. “Пользуясь моментом, я прежде всего сплю до середины дня, что приятно после утомительного семестра, и еще пишу письма всей семье, что во время учебы было затруднительно, – пишет он деду. – Я также планировал в Рождество усиленно заняться учебой, но пока мне лень за нее взяться. Я, однако, включусь – завтра или, может быть, на следующей неделе. Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра! Прекрасная каникулярная философия”.
6
Имеется
Учеба, за которую Раулю было “лень взяться”, – это математика и физика, два предмета, дававшиеся ему, как и следовало ожидать, с трудом. Во втором семестре он посчитал, что хорошего понемногу, и решил на следующий год перевестись обратно с теории строительства на архитектуру. В письме матери, беспокоившейся по поводу его “усидчивости и плохих результатов по математике”, он объяснял, что “лучше стать хорошим архитектором, чем плохим инженером, не говоря обо всех прочих соображениях”. То, что он решил не перенапрягаться из-за физики и математики, не значит, что он живет по “закону наименьшего сопротивления”. Скорее, он намерен “целенаправленно посвящать все больше и больше времени вещам, соответствующим моей натуре”.
Как и раньше, посредственные оценки Рауля – результат не отсутствия таланта, а лени, о которой свидетельствовал один из его товарищей по учебе: “Рауль учился мало, но работал быстро и очень эффективно. Нередко бывало, что целый проект он готовил в течение одной ночи”.
Рауля мучили не только математика с физикой, но и врожденный порок: он страдал серьезным дальтонизмом. Этот дефект обнаружил еще его сводный брат Ги, когда Рауль, выполняя школьное задание, раскрасил лошадь в зеленый цвет, а траву в красный. В ходе дальнейшего медицинского обследования было констатировано, что он “абсолютно не различает красный цвет”, у него вообще отсутствует “нормальная способность к различению цветов”. “Лишь в этом году я стал обнаруживать степень моего дальтонизма, – писал он матери в апреле 1933 года. – Я все время совершаю прямо-таки ужасные промахи”. Однокурсник Рауля тем не менее заверяет, что тот, несмотря на свой дальтонизм, “накладывал краски очень точно, а его цветовые гаммы всегда оказывались крайне приятными”.
То ли из-за плохих оценок, то ли из-за осознания этого своего дефекта, то ли из-за того и другого вместе Рауль стал сомневаться в целесообразности занятий архитектурой. В апреле 1933 года в письме матери он задался вопросом, насколько успешен он окажется в Швеции со своим американским образованием, которое не обязательно лучше шведского. “Хотя мне очень нравится архитектура, думаю, будет лучше, если я как можно скорее после завершения своей учебы займусь тем или иным бизнесом. Это не означает, что учеба была зря потраченным временем, ведь к деловой жизни, наверно, едва ли где-то готовят”. Май фон Дардель сочла это тревожным сигналом и переслала письмо свекру со следующим комментарием: “Написанное в этом письме… Рауль наверняка более подробно разовьет для Вас, если только это не просто выражение временного настроения. Но я, во всяком случае, сочла своим долгом поделиться с Вами”.
Рауль завершил свое образование, но его неуверенность в выборе профессии не уменьшилась, а, наоборот, с годами только возросла.
Международная выставка “Век прогресса”
Несмотря на свое негативное отношение к инженерной стороне архитекторского образования, Рауль по-прежнему с тем же энтузиазмом, что и раньше, интересовался архитектурой как видом искусства. Как раз в это лето он получил возможность ознакомиться с новейшими достижениями архитектуры, науки и дизайна. Как однажды он сразу же после выпускных экзаменов бросился на Стокгольмскую промышленную выставку, на этот раз он, как только 5 июня закончилась учеба, поехал в Чикаго на Всемирную выставку, открывшуюся несколькими днями ранее. Еще до открытия выставки он написал директору шведского павильона и предложил свои услуги – без оплаты. Но “с обычным своим шведским тактом эти люди мне даже не ответили”, жаловался он матери. В конце концов он получил ответ и предложение поработать на выставке в те сроки, которые и предлогал, то есть сразу после окончания занятий и в течение трех недель.
Силуэт Рауля, сделанный во время пребывания в Чикаго.
Цель Всемирной выставки заключалась в том, чтобы, согласно официальной брошюре, “постараться показать международной публике качество и значение научных открытий, каким образом они были сделаны и к каким изменениям в экономике и условиях жизни привело их внедрение”. Шведский павильон, двор которого был украшен скульптурами Карла Миллеса, специализировался на изделиях художественных промыслов, прежде всего текстиле и стекле. Другим “шведским” достижением был Золотой храм – китайский храм XVIII века, демонтированный Свеном Гедином и вновь собранный на территории выставки на деньги шведско-американского миллионера Винсента Бендикса. Храм, названный в честь спонсора реконструкции The Bendix Lama Temple,
В Энн-Арборе Рауль любил кататься на велосипеде.
На выставке Раулю пришлось исполнять разные мелкие работы, то есть “демонстрировать экспонаты, мыть окна, продавать стекло, фарфор, мебель, книги и т. д.” В последнюю неделю он получал по три доллара в день от шведской страховой компании Тюле “за раздачу флаеров”. Иными словами, он работал на подхвате, как и многие другие в павильоне. Но при его предприимчивости и находчивости у него были и собственные инициативы. Однажды он добился аудиенции у одного из организаторов выставки и уговорил его осветить скульптуры Миллеса с одной из 200-метровых башен, на которых держалась The Sky Ride – подвесная дорога, перевозившая посетителей от одной точки выставки к другой. “После того как я еще раз посетил представителя гигантской фирмы “Скай Райд”, мне наконец удалось получить разрешение, и теперь у нас каждый вечер бесплатное мягкое освещение нашей территории”, – с гордостью рапортовал он.
Четыре чрезвычайно неприятные личности
После почти трех недель в Чикаго пора было возвращаться в Энн-Арбор, в летнюю школу, занятия в которой начинались 26 июня. Поскольку Рауль немного заработал во время выставки, он вез домой деньги наличными, а не в дорожных чеках. Путешествовал он опять автостопом. Его подвез “господин в роскошном автомобиле”, развлекавший его воспоминаниями молодости. Они ехали со скоростью километров 100 в час и слишком поздно увидели перед собой переезд и мчащийся поезд. Врезавшись в машину впереди, они полетели в кювет. Владелец автомобиля и Рауль не получили ни единой царапины, но сама машина пострадала, ее требовалось эвакуировать. Вторая машина оказалась неповрежденной, так что шофер Рауля уехал на ней вместе с ее владелицей – “теткой, находившейся в состоянии шока”. На пустынной проселочной дороге Рауль остался один. Стало смеркаться. Через некоторое время его подобрали “четыре личности” лет 23–27, которые “выглядели достаточно неприятно”. Оставшуюся часть истории лучше всего передает перо самого Рауля:
Вдруг мы услышали какой-то звук в задней части машины, и водитель остановился, чтобы выяснить причину. Меня удивило, что ради этого все они сочли необходимым выйти. Вдруг мимо проехал другой автомобиль, после чего все четверо вернулись. К тому моменту я уже испытывал некоторые подозрения в связи с их расспросами о деньгах, отсутствием у них багажа и внезапной остановкой. Поэтому я ввернул в разговор пару высказываний о своей бедности и т. д. Внезапно они круто свернули на небольшую боковую дорогу, так что мы едва не перевернулись. С самыми худшими предчувствиями я сохранял хорошую мину, пытаясь не усугублять ситуацию. Проехав несколько километров темным лесом, они остановились после довольно неуклюжего и театрального розыгрыша: “Джо, выйди-ка посмотри, что там с бензобаком”. Один за другим они вылезли, после чего последовал призыв и мне тоже выйти, “чтобы им на меня взглянуть”. У одного из них в руке был большой револьвер. Хотя, может быть, незаряженный.
Спросили про деньги, и я отдал им то, что лежало у меня в нагрудном кармане. Я им также сказал, что в чемодане у меня есть еще. Тогда они извлекли конверт, в котором лежали и деньги, и некоторые бумаги, и еще ключ от моего банковского сейфа. Ключ мне удалось получить обратно, я их обманул, сказав: “Мне он дорог по личным причинам, а вам ни к чему”. Я не стал им говорить, что это ключ от сейфа. Возможно, с моей стороны было глупо добровольно сознаваться, где у меня деньги. Но столько ходит рассказов о том, как они обыскивают одежду и часто оставляют свою жертву вовсе без нее. Однако я забыл им рассказать, что еще 13 долларов лежат у меня в другом кармане. Когда они забрали мои деньги, я решил, что теперь их черед проявить любезность. И попросил отвезти меня назад до шоссе, поскольку час поздний и у меня тяжелые вещи. Они позволили мне сесть рядом с водителем, а затем загрузили сверху мой багаж, чтобы я не мог двинуться. К этому моменту они испугались, может быть, по причине моего спокойствия, ведь я на самом деле не чувствовал никакого страха. Я все время думал, что это довольно интересно. Может быть, они подумали, что я собираюсь их обмануть и заманить в засаду. В результате они внезапно вышвырнули меня в канаву, а сверху кинули мой багаж. Я тут же забился в кусты, боясь, что на прощание последует выстрел из револьвера. Чуть позже мне удалось остановить пригородный поезд, который довез меня до Саут-Бэнда, в 300 км от Энн-Арбора, где я сообщил о происшедшем в полицию.
Это происшествие свидетельствует об авантюризме и отваге – и о юношеской лихости. Может быть, поведение Рауля – проявление того же ощущения непобедимости, которым отмечено и его отношение к учебе? Чувства, что “я все смогу”, укрепленного сознанием принадлежности к семье, исключительность которой не уставал подчеркивать дед? “Я не перестану из-за этого путешествовать автостопом, – сообщал Рауль матери, которая, надо думать, до смерти испугалась, прочитав его письмо. – Но я буду брать с собой чуть меньше денег – и буду хитрее”.