Разгневанная река
Шрифт:
— У моста бомбил! — крикнул Кунг со двора. — Хорошо, что ханойский поезд уже прошел, а то бы немало людей полегло!
Кунг отодвинул плетеный заслон и вошел. Он зажег спичку и засветил лампаду на алтаре.
— Убавь огонь, а то, чего доброго, этот стервятник еще вернется! Просто беда: Ка все ночи проводит около моста, как бы с мальчонкой не случилось чего!
— Он бросал бомбы как попало, так что беспокоиться нечего. Скоро рассветет, все и узнаем.
— У меня все равно на душе неспокойно. А каково сейчас бедной тетушке Муй? Да еще с Соан эта беда приключилась!
Кунг отыскал свой бамбуковый
— Ну что за подлая семья! — проговорил он в сердцах, выпуская изо рта дым. — Сыночек весь пошел в отца, такой же кобель! Хорошо еще, что он собирается жениться, то-то они и переполошились — хотят во что бы то ни стало замять эту историю. А так ни за что не отпустили бы домой девчонку. Жена депутата имеет еще наглость орать, что, мол, нет доказательств. Еще Соан окажется виновата! Кровопийцы!
Дон вздохнула:
— Ведь сколько лет мается несчастная девчонка у них! Боюсь, они не оставили мысль вернуть ее к себе. Вот увидишь, пройдет время, шум уляжется и они потребуют Соан назад.
— Пусть только попробуют! Всем миром поднимемся, не дадим девочку в обиду!
— Ты видел, как они жрут? Все кругом думают только о том, как бы не умереть с голоду, а они десятки туш на кухню отправляют!
— А что им, у них всего полно! Ладно, пойду взгляну, как там наша роженица.
Кунг зажег пучок лучины и вышел во двор. Дон тоже не утерпела, положила спящего Дау на кровать и вслед за мужем вышла посмотреть, что делается в стойле.
Буйволица с неестественно раздутым животом беспокойно переминалась в темном стойле, глядя на хозяев широко раскрытыми влажными глазами.
— Дай ей, мать, пока клок соломы, а я схожу приготовлю жмыха.
Над Лыонгом вставала заря, такая же, как всегда. Словно и не было событий этой ночи… Силуэты горных цепей Тилинь и Донгчиеу смутно вырисовывались на фоне неба, покрытого розоватыми клубящимися облачками. Над селами от дома к дому плыли глухие вздохи жерновов…
Супруги Дон и Кунг все еще возились возле буйволицы. Кунг снял перекладину, закрывавшую выход из стойла, и вывел буйволицу во двор под дерево. Дон принесла несколько охапок свежескошенной травы.
— Ешь! — приговаривала Дон. — Мы ли не растили тебя, не поили! Так принеси же нам буйволеночка, красивого, как цветок!
Буйволица потянулась было к траве, похрустела немного и отвернулась. Ноги ее стали переступать на месте еще быстрее, а широко раскрытые глаза вдруг остекленели, застыли, словно она прислушивалась к тому, что происходит в ней.
— Сейчас, пожалуй, начнется!
Дон продолжала держать перед носом своей любимицы свежую траву. Хоть и животное, а рожает так же мучительно, как и человек!
— Ну, потерпи, потерпи маленько!
Буйволица вдруг натужно вытянула шею, тяжело задышала, широко расставив задние ноги, а все ее могучее тело начало мелко дрожать.
Дон едва успела принять на руки горячее, влажное и нежное тельце. А буйволица, тут же успокоившись, начала мерно жевать траву. Потом вдруг повернулась, ткнулась влажной мордой в новорожденного и стала неторопливо, спокойно облизывать его, сначала голову и шею, а потом и все тельце. Она облизывала его, принюхивалась и шумно вздыхала над своим дрожащим детенышем.
На тропинке позади двора послышались голоса мальчишек, горячо обсуждавших события минувшей ночи.
— Вы не от моста идете? — крикнул им Кунг. — Ну что там?
— Он сбросил четыре бомбы на песчаную отмель. Там рыбаки разожгли костер, рыбу делили, ну, он и кинул. Двоих из поселка Мо убило!
— Ну и дела! Который раз уже этому поселку достается!
Дон поднялась, положив на землю буйволенка.
Он лежал умытый, распушившийся и в самом деле похожий на распустившийся цветок. Вот он пошевелил головой с черным носиком, повел большими влажными глазами, навострил ушки и вдруг разом вскочил на свои тоненькие ломкие ножки, потянулся к матери и требовательно ткнулся мордочкой в вымя.
Из-за гор показалось солнце.
Буйволица неподвижно стояла под деревом, глядя большими добрыми глазами на жадно чмокавшего малыша.
Часть третья
1
В бледном свете зимнего вечера Озеро Возвращенного Меча выглядело нереальным, фантастическим. Среди погруженных в сумерки деревьев гулял ветер. Редкие прохожие торопливо шагали куда-то по своим делам. Мелкая рябь на воде отсвечивала тусклым холодным блеском. Ты шел по тротуару нетвердой походкой, окоченевший, терзаемый голодом, и ему казалось, что земля колышется под ногами…
Интересно, вернулась ли Бить? Удалось ли ей сегодня достать что-нибудь на ужин, и стоит ли ему вообще возвращаться домой? Сейчас он для нее лишь обуза, лишний рот, и она вынуждена кормить его, чтобы поддержать жизнь в этом теле, источенном туберкулезом. Может быть, просто броситься в холодные воды озера, и дело с концом!
…Ты остановился в раздумье. Почему, как случилось, что он дошел до такой жизни? Весь его ум, его способности оказались настолько бесполезными, что он не в состоянии заработать и чашки риса? Только еда и одежда, чтобы прикрыть тело, — все остальное сейчас не имеет никакого значения. А все, что он может, — это писать картины…
Грудь жгло, там словно разгорался пожар. Неожиданно все его тело потряс мучительный кашель. Ты отошел в сторону и долго кашлял, согнувшись чуть ли не пополам. Потом, с трудом отдышавшись, вынул платок и вытер губы. Платок окрасился пятнами крови.
…Налетел сильный порыв ветра, и Ты показалось, что сейчас этот ветер оборвет его жизнь, как обрывает он сухие листья с веток. Наклонившись и прикрыв рукой лицо, Ты продолжал идти против ветра. На противоположной стороне улицы засверкал огнями трехэтажный фешенебельный ресторан «Богач». Он высился такой же нагло-самодовольный, как и его глупое название. Ветер доносил оттуда запах жареного мяса и приправ, раздражая обоняние. В воображении Ты возникла тарелка с ароматным рисом, поджарка из говядины с луком и розетки с рыбным соусом, приправленным лимоном и красным перцем. Рот сразу наполнился слюной.