Разгон
Шрифт:
– Именно тут?
– показывая на комнату, спросил Юрий.
– Или вообще?
– Вообще.
– Живем! Ты что - насовсем или как?
– Республиканское совещание по внедрению АСУ. Я от металлургов. Мы впервые пытаемся.
– Кто это "мы"? Разве ты так называемый металлург?
– Именно "так называемый". Но я родом из тех металлургических мест, вот и зацепился там после...
Уточнения не потребовал даже Юрий. Оба знали, после чего именно Совинский вынужден был оставить Киев, хотя, ясное дело, мог бы и не бросать, если бы в характере было больше твердости.
– Ты где остановился?
– спросил после недолгого молчания Юрий.
– Здесь рядом, в "Славутиче".
– Номер на одного?
– На двоих. Со мной еще товарищ из Львова. Про "Электрон" рассказывает легенды. У нас в сравнении с ними - примитив. Но они уже десять лет внедряют, они пионеры, а мы...
– Зато наши машинки - блеск! Или у вас там минские? Какие закупили?
– Ваши, - успокоил его Совинский.
– Это уж моя консультация повлияла. Хотя теперь начинаю опасаться.
– За фирму Карналя можешь не опасаться. Наши машинки знаешь где летают?
– Можешь не объяснять, знаю, - спокойно сказал Совинский.
– Ты ведь и приехал в Киев зачем - похвастать, да?
– Чем?
– не понял Совинский.
– Так называемыми успехами и достижениями.
– О наших успехах никто не знает, а на тех, кто знает, это не производит никакого впечатления. Сказано: первые шаги. В металлургии множество нестандартных операций. Почти как у строителей. Электронику внедрять чрезвычайно трудно. Да и не специалист я, ты же знаешь. Простой технарь, как был, так и остался.
– Возвращайся в нашу фирму, - великодушно предложил Юрий.
– Мог бы и вернуться.
– Так чего же?
– Не так это просто, - вздохнул Совинский.
– А-а, все понятно, - Юрий подбежал к балкону, взглянул на темный залив, вернулся в комнату. Он словно бы что-то искал, но сам не знал, что именно.
– Ты уже забыл о своем первобытном состоянии. Это я застрял в наладчиках, а ты ведь инженер, наверное, заместитель главного инженера по внедрению АСУ, может, профессор, членкор...
– Да я теперь никто, - с нескрываемой горечью промолвил Совинский. Для вас здесь никто.
Совинский встал с кресла тоже, подошел к балкону, как бы приглашая Юрия выйти на свежий воздух, а может, ему самому слишком душно было в комнате, он хотел хотя бы взглядом окунуться в темный залив, в его свежесть.
Юрий ощутил приступ тоски. Он становился красноречивым только в женском обществе, с мужчинами ему было несносно. Еще если бы на месте Совинского был кто-нибудь другой, можно бы тогда про футбол, про девчат, про что-нибудь веселенькое, а с этим не знаешь, с какой ноги ступить. Про работу да про работу! Он не ответил на последние слова Совинского, не стал его утешать. Посыпает себе голову пеплом, размазывает слезы по щекам? Пусть! Таких надо учить на ошибках!
А Совинский, даже уловив нежелание Юрия продолжать разговор, упорно продолжал свое:
– Да и зачем к вам возвращаться, когда у вас тут такое творится?
– Что же это у нас творится?
– задетый за живое, подскочил Юрий.
– Не знаю, правда ли, но сказали мне, что у вас процентов сорок продукции идет без Знака качества. Иначе говоря, выпускаете почти половину машин, которые никому не будут нужны, так и пролежат нераспакованными в министерствах и на заводах. Мне не верится, что это правда, но слышал от очень авторитетных лиц.
Юрий молчал. Какое ему дело до Знака качества и до всех министерств на свете? Он наладчик. А наладчик - что? Работает на опытных образцах. А пошло в серию - это уже не его забота. Серия - штука недостижимая. Государственная.
– Это правда?
– упорно допытывался Совинский.
– Что?
– Ну, про сорок процентов.
– Может, и правда. Я же тебе не Карналь. Я только так называемый зять Карналя. Может, я и сам без Знака качества. А вот на тебя наверняка бы налепили, если бы зятем Карналя стал ты.
Иван подошел к Юрию, нагнулся над ним, навис, как тяжеленный горный хребет, в мрачно-молчаливой угрозе.
– Драться хочешь?
– засмеялся Юрий.
– Зачем с тобой драться?
Юрий вскочил, забегал по комнате. Им обоим было здесь тесно. Мешала мебель, слишком ярко сияла пятиламповая люстра, дразнили голые поверхности стен, единственная "катастрофическая" картина не спасала положения. Из такой комнаты рвешься на волю, на простор, невольно все дороги ведут на балкон, но и там убеждаешься, что не избавился от тесноты и ограниченности пространства, поскольку там хоть и нависают над тобой целые километры воздуха, но под ногами - узенькая бетонная площадка, чувствуешь себя еще скованнее, чем в комнате среди четырех стен.
Теперь молчал и Совинский, он взял на вооружение тактику Юрия, а Юрий не терпел пустоты, пустота должна быть заполненной, если не чужими словами, то его. Он не вытерпел первый:
– Подумаешь, сорок процентов без Знака качества! А ты знаешь, что у нас по Союзу есть немало таких заводов, которым Знак и не снился! Слыхал ты об этом?
– Ну, слыхал.
– И это не какие-то там неосвоенные отрасли производства, а элементарный пошив брюк, производство ниток, тканей, ножей, вилок, мясорубок, лопат, ну, еще там не знаю что! Тысячи лет человечество уже умеет делать эти штуки, а мы никак не добредем до мировых стандартов! А вычислительную технику начали выпускать пятнадцать лет назад. И ты уже хочешь, чтобы все шло только на "ура"!
Совинский закрыл Юрию отступление с балкона, заступил дверь, нависал тяжелый, хмурый, тут ловкость Юрия, умение бросать слова, играть телом, поведением не пригодились бы, Совинский подавлял силой.
– А ты что же хотел?
– сказал Иван тихо.
– Чтобы мы и в этой отрасли тысячи лет разгонялись до мировых стандартов? Если разгоняться, то только на опережение! Разве не об этом всегда говорил Карналь? Как же можно сегодня самую передовую технику, технику завтрашнего дня выпускать практически непригодной? Нет Знака качества - негодное. Электроника - это же не галоши!