Разгон
Шрифт:
– К моей специальности это не имеет ни малейшего отношения, - пожал плечами Юрий.
– Я что? Я наладчик.
– А к рабочей совести имеет отношение?
– Чего ты ко мне привязался?
– оттолкнул его Юрий, высвобождаясь из своего балконного плена.
– Я что, один на целом свете? Если хочешь, не от нас всех это зависит. Вычислительную машину из глины не слепишь. Есть так называемые поставщики. Слышал о таких? Они тебе подсыплют таких элементиков, что из них и трактора колесного не соберешь, не то что электронную машину. Вот и попробуй Знак качества завоевать! А тут - план. А тут - задание! Тут дай зарплату и прогрессивку народу. А конструкторам дай творческую паузу для новых замыслов... Серию гоним иногда, может, и не очень передовую, зато есть материальная возможность сосредоточиться на главном. Слышал, что задумал Карналь? Машина трех колец! Прошлое, настоящее, будущее. Всеохватный электронный мозг. Все государство запрограммировано в его памяти... А ты сводишь все к так называемым планам, Знакам, шурум-бурумам! Нам незачем думать о так называемых твоих престижах, потому что мы вне конкуренции. Электронщики и кибернетики - это сегодня звучит гордо!
– Только при определенных условиях, - мрачно сказал Иван.
– Только при точно обозначенных условиях. А вы их нарушаете. Если несознательно, это еще можно простить, если же сознательно - это преступление.
– Ты же тянешь из меня объяснения, вот я и даю тебе объяснения! закричал Юрий почти с раздражением.
– А разве я тебе директор или руководитель какой-нибудь? Бригадир - и все. Свое дело знаю и делаю на совесть. А мировой уровень? Ты вечно все упрощаешь, Совинский! Упрощаешь жизнь до отчаянья. Тебе не хватает полета мысли и мечты. Побудешь с тобой десять минут, и пропадает вся сложность, запутанность, привлекательность так называемой жизни. А что есть так называемая жизнь? В ней нужен иногда так называемый беспорядок, так называемая непредвиденность, буря, шторм... "Четвертый день пурга качается над Диксоном..." Пел? Тогда мы вынуждены совершать безрассудства, а из них рождается героизм... А когда все загодя предвидено, запланировано? Тоска! Может ли быть героическое завинчивание гаек? Или монтирование интегральных схем? Даже проектирование этих схем? Микроскопчики, девичьи пальчики, триггеры-шмигеры... Никто ведь не то что не видит наших интегральных схемочек, но даже не подозревает об их существовании, об их необходимости для пятилетки и для прогрессивного человечества, а следовательно, и для необходимости нас с тобой на этом белом прекрасном свете. Отсюда какие выводы?
Совинский словно бы даже обрадовался, что наконец-то заставил Юрия заговорить если еще и не совсем серьезно, то по крайней мере раздраженно. С таким неуловимым болтуном и это уже успех.
– Оставим твои вулканически-штормовые настроения, - спокойно молвил он.
– Мы думаем о ценности после действий, а следовало бы думать о них прежде, чем приниматься за то или иное дело. Тогда не было бы у нас ненужных цехов, а то и целых фабрик и заводов, незавершенных объектов, не было бы немодных тканей, миллионов рублей, замороженных даже в таком прогрессивном деле, как вычислительная техника.
Юрий походил по комнате, посвистел весело, легкомысленно.
– Хозяйство плановое, мне что?
– План должен быть очеловечен, мы хозяева плана, мы не имеем права молчать, когда...
– А почему бы тебе не предложить свою кандидатуру на председателя Госплана? Демонстрируешь передо мной государственное мышление, а кто я такой и где ты его демонстрируешь? Ты попробуй выше!
– И попробую, - спокойно заверил его Совинский.
– Думаешь, не попробую? Вот выступлю на совещании, скажу и о вашей фирме, и обо всем...
– Ну, скажешь, ну и что? Карналь - академик, а ты кто? Дезертир. Сбежал, бросил наше дело, теперь стоишь в стороне, потираешь руки. А мы вкалываем! Вот я уже бригадир наладчиков, золотые руки и так далее, а ты? И все потому, что ты зануда, а я нормальный парень из тех парней, которые "От Москвы до самых до окраин". Со мною хорошо и начальству, и простым работягам. А с тобою неуютно. Ты всех пугаешь. Ты страшный трудолюб, как трактор "Кировец" или шагающий экскаватор. При тебе нельзя выругаться, поговорить о девочках, о футболе, покурить, дернуть водочки. Ты мог бы устраивать выставки своих так называемых достоинств... Скажи, ты ведь и не куришь?
– Не курю.
– И не дергаешь водочку?
Юрий подбежал к серванту, вынул рюмки, передумал, поставил их назад, нашел скатерть, умело накрыл ею стол, потом расставил рюмки, сбегал на кухню, принес из холодильника бутылку "Столичной".
– Видел? С медалями... Да ты ведь все равно не пьешь!
– Почему же?
– удивился Иван.
– Но в норме.
– А кто же может установить норму?
– снова придрался к нему Юрий. Указом не установишь. Дело индивидуальное. Ну, бери! Для аппетита. Пока там наши передовые женщины...
Они выпили без закуски, посмотрели друг на друга, усмехнулись. Совинский, вплотную приблизив свое лицо к лицу Юрия, спросил:
– Ты вот мог бы мне сказать - какая самая главная задача на все времена?
– Задача?
– Юрий опрокинул еще рюмку, вытер губы.
– Ну... А я что тебе? Академия наук? Человек человеку друг, товарищ и...
Совинский, словно бы неожиданно перейдя на шутливый тон Юрия, поучительно произнес:
– Главной задачей всегда было: найти козла отпущения. В эпоху промышленных революций это звучало так: найти стрелочника. Вот мы и до сих пор ищем стрелочников, а сами... Подумать только: вычислительные машины без Знака качества! Совместимость с прогрессом только внешняя, а в действительности...
Он взглянул на Юрия так, будто впервые его увидел, и неожиданно спросил:
– Ты скажи: Людмилу... любишь?
Юрий попятился. Переход от проблем качества к Людмиле ошеломил даже его.
– То есть какую такую Людмилу? Так называемую мою жену?
– Я серьезно, - сказал Иван.
– Но ведь... у тебя невеста. Анастасия...
– Я спрашиваю, - не отступался Совинский.
Юрий заметался по комнате, выглянул на балкон, побежал в коридор, хотел даже прорваться к женщинам, но его не впустили, он попробовал перейти в наступление.
– Что? Вечер вопросов и ответов? Ну, люблю! А почему бы нет? Она меня тоже... Взаимопонимание, как между великими державами... А эта твоя Анастасия - знаешь?
– если бы я ее встретил до нашей с Люкой эры, я бы... Но тогда манекенщицы не были в такой моде. Точнее: недосягаемы были. Но ты же деятель! Такое чудо природы оттяпал! Это же машина красоты!
Совинский одними глазами показал Юрию за спину. Тот оглянулся. На пороге стояла Анастасия.
5
Анастасия не хотела показывать, что услышала слова Юрия. Она появилась в каком-то странном одеянии, скомбинированном из собственной зеленой юбки и Людмилиной желтой блузки, прошлась по комнате, крутанулась, присела, гордо выпрямилась, щедро одарила обоих белозубой улыбкой, спросила легкомысленно:
– Как вы на это посмотрите, мужчины?
Совинский точно сразу забыл про спор, изо всех сил напускал на себя улыбчивость, ему захотелось провозглашать какие-то веселые сентенции, он даже позавидовал в этот миг Юрию, его непринужденности, легкости, его словоизлияниям.