Разочарованный странник
Шрифт:
– …да ты сама не понимаешь, что творишь! Это тебя бесы крутят! – ругался на какую-то тётку старый лысоватый монах за свечной лавкой, у которого остатки волос были закручены в жиденький хвостик, и казалось, что его волосы с головы сползи в длинную бороду.
Мы только вошли в Успенский собор Лавры, где уже заканчивалась воскресная литургия, и пройдя к свечной лавке застали такую картину. Отчитав крепкую женщину, замотанную платками, сидевшую на своих пожитках у колонны перед свечной лавкой, монах вдобавок размашисто перекрестил её три раза.
– Ой, а мне так нравится, когда меня крестят. Покрести меня ещё разок, – добродушно улыбалась она в ответ. Монаха за прилавком это ещё более раззадоривало.
– На вот, почитай, что здесь написано! – перегнувшись
– Да чего мне читать, мне читать-то некогда. Это вы тут все учёные вот вы и читайте. А мне нужно и в огороде поделать, и скотине дать, и детям приготовить и постирать. Когда мне читать-то?
Мы пошли к правой стороне храма приложиться к гробу преподобного Сергия, который хранится здесь же в Успенском соборе. А я шёл всё и думал, чего это монахам за свечной лавкой так неймётся кого-нибудь поучать. Наверное, они, стоя целый день за прилавком много видят и много знают, потому и подсказывают как надо. И книжки у них есть всякие. Но главное – мне очень нравилась эта простота.
Взяв с собой немного просфор, мы с Димкой отправились на железнодорожную станцию Загорска. Сидя в электричке и жуя пирожки, купленные на вокзале, у нас складывался цельный образ из прочитанного в книгах о Гефсиманских подвижниках и из только что увиденного в скиту. Суть монашества в нашем понимании начинала обретать более ясные очертания.
Загорские холмы за окном электрички были уже покрыты золотом осенней листвы, а мы молча сидели и думали о том, смогли бы мы вот так выкопать пещеру и жить в ней круглый год. Наверное, нет, не смогли бы. Тут без особого призвания и Божией помощи не обойтись. Да и, наверное, нужна какая-то предварительная подготовка к такому подвигу, тренировка. Штангист ведь тоже не сразу подошёл взял и поднял 120 килограмм. Он сначала поднимал по 50-60 килограмм, постепенно увеличивая вес. А то если вот так сразу рвануть, то можно надорваться так, что после того, как зашьют грыжу, врачи напишут рекомендацию: «Поднимать не более 5 килограмм». Видать и здесь то же самое.
Обсуждая события нынешнего дня под стук колёс вагона, мы приняли решение больше не есть мясной пищи, как монахи, и спать не раздеваясь, то есть в одежде. Ну, не в джинсах и ботинках, конечно, а в трениках и футболке. Этому последнему нашему «подвигу» была причина – мой недавний разговор с одним лаврским духовником на исповеди. Меня интересовало всё, что касалось монашества, а тут, что говорится, живые носители этой благодати. Тогда, в разговоре о монашестве, он сказал между прочим, что монах должен спать в подряснике.
– А почему в подряснике? Это же, наверное, неудобно и жарко. Разве нельзя раздеться и лечь в постель в одних трусах, как все? – удивился я.
– Нет, монаху нельзя. Потому что вдруг внезапно настанет Второе пришествие Христово, а ты в трусах. Не хорошо монаху в таком виде перед Господом предстать, – ответил он.
И мы с Димкой решили, что Второе пришествие ни за что не должно застать нас в трусах, нам даже думать об этом было неловко.
Кто-то из наших Николо-Кузнецких друзей принёс машинописный текст «Опыта построения исповеди» архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Выпросив это сокровище на пару дней, я тут же сбегал к своему знакомому и сделал ксерокопии, два экземпляра – себе и Дмитрию. Для нас открылась ещё одна дверь в понимание духовных основ христианской жизни. И тут у меня возникла идея сделать два десятка ксерокопий этого текста, оформить их в книжки и отвезти отцу Иоанну в Псково-Печерский монастырь, чтобы он мог делать подарки каким-нибудь своим духовным чадам. Сразу же заработала творческая мысль и я решил сделать на самом деле небольшую книжку – с титульным листом, в переплёте. Текст было решено перепечатать на специально оформленных виньетками листах. Найдены были образцы старинных виньеток и листы уже были оформлены, но вот только кто всё это возьмётся перепечатывать. И я пошёл к секретарше одного из отделов нашего ведомства, молоденькой девчушке, надеясь соблазнить её серебряными серьгами такой формы, какая только причудится её женскому воображению, а уж Димка расстарается. И у меня получилось.
Когда на художественно оформленных листах был отпечатан текст, с этих листов были сделаны ксерокопии в двадцати экземплярах, из которых я сброшюровал небольшие книжки в простом коленкоровом переплёте. Наверное, это было самое первое издание «Опыта построения исповеди» архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Когда выпал первый снег я повёз весь этот «тираж» в Печоры отцу Иоанну.
По приезде в Печоры я поселился на одну ночь всё у той же Екатерины, у которой мы когда-то остановились впервые. В это время вроде как не сезон и у неё жил только какой-то один парень, которого я даже и не видел. Такса в Печорах была одна – рубль сутки. Но я прихватывал с собой каких-нибудь пряников и конфет к чаю для хозяйки. Она этому была очень рада.
В монастыре у братского корпуса дежурил строгий сторож Василий, который никого не пускал далее часовни. Почему-то в этот раз возле часовни у братского корпуса стояло человек шесть чего-то или кого-то ожидая. Пристроившись к ним, я поинтересовался чего это они тут ждут.
– Так сейчас отец Адриан принимает там, в «предбаннике» у эконома. Василий пускает только по одному. Кто-то выходит – идёт следующий, – пояснили мне.
Ну, думаю, мне крупно повезло. Сейчас попробую к старцу отцу Адриану попасть на приём. Эх, жаль только свой блокнотик не взял. Откуда же я мог знать, что вот так получится? У меня был специально заведённый блокнотик, в который я записывал всякие возникающие вопросы духовного содержания, которые нужно было решить с кем-нибудь из духовников. Тут за мной подошли ещё двое, потом ещё и ещё.
Вот настала и моя очередь. Я вошел в братский корпус и оказался в коридоре. Слева у двери стоял молодой послушник, направо уходил коридор. Вкусно пахло щами и печным дымком, от всего веяло теплом и простым уютом. Перекрестившись на икону, перед которой теплилась лампада, я немного растерялся – куда идти.
– К батюшке? – спросил послушник.
– Чего?
– К отцу Адриану?
– Ну да, куда нужно идти?
– Вот сюда, – и послушник открыл дверь.
И я вошёл как бы в большую светлую прихожую с окнами и стульями. На одном из стульев сидел седой старец в очках. На нём была скуфья и серая вязаная из шерсти безрукавка.
– Благословите, батюшка.
– Бог благословит, – я приложился к благословившей руке.
– Как тебя звать, откуда будешь? – спросил он.
– Меня Вячеслав зовут, я из Москвы. Хотел бы с вами поговорить, у меня тут вопросы есть.
– А, из Москвы. Вон Александр тоже из Москвы, – усмехнулся он, кивнув рукой на дверь.
– Батюшка, подскажите, как найти духовного руководителя, духовника? В Москве я хожу на исповедь к отцу Алексею Зотову в храме святителя Николя в Кузнецах. Но, он мирской священник и не всегда может ответить не некоторые мои вопросы, потому что я собираюсь пойти в монастырь и мои вопросы касаются именно монастырской жизни.
– Ну это да, мирскому священнику сложно конечно, разбираться в монашеской жизни, если он в монастыре никогда не жил и не знает, что такое монашеское послушание и смирение. Они понимают в семейной, мирской жизни, как детей воспитывать. А тут, конечно, нужно только с монахом советоваться, который давно в монастыре живёт, прошел все послушания, был послушником и так далее, – объяснил отец Адриан.
– Ещё я бываю в Троице-Сергиевой Лавре у отца Наума и отца Кирилла. И в Даниловом монастыре общаюсь с игуменом Серафимом, – бормотал я.