Разочарованный странник
Шрифт:
Утром мы с Димой отправились в Успенскую церковь на раннюю литургию. Первым делом мы протолкнулись к чудотворной иконе Успения Божией Матери. Приложившись к древнему образу Покровительницы Псково-Печерской обители, я спустился с каменных ступеней перед иконой вниз. Вдруг народ оживился, засуетился, стал оглядываться и из прохода между стен храма в окружении прихожан появился небольшого роста седой старец, благословляя всех вокруг себя с детской улыбкой. Это был игумен Адриан, вернувшийся из лечебного отпуска.
Татьяна схватила меня за рукав и потащила поближе со словами: «Это отец Адриан, он сегодня утром вернулся к празднику Преображения из отпуска». Она вынырнула перед отцом Адрианом уже у самой иконы Успения Божией Матери, к которой шёл старец, чтобы
– Батюшка, благословите! – протянула сложенные ладони Татьяна.
– А, Татьяна. Бог благословит.
– Батюшка благословите вот этих братьев, приехавших из Москвы, – продолжала она.
Я тоже попросил благословить меня и сложил руки под благословение.
– Ну, Бог благословит, – сказал старец, пронзая меня взглядом и осеняя крестным знамением.
Наклонившись к благословляющей руке старца, я приложился к ней, а когда выпрямился, то чуть было не упал от внезапного головокружения, потеряв ориентацию в пространстве. Но потом я сразу ощутил лёгкость и ясность, как будто меня только что прополоскали внутри и промыли глаза. Отойдя в сторону от толпящихся возле старца людей, я всё ещё приходил в себя. И в глубине моего сознания промелькнуло: «Вот это сила…»
На Святой горке в этот раз нам так и не довелось побывать. Ну, не всё сразу. Зато теперь есть причина приехать в Печоры ещё раз. К тому же у меня появилось большое желание встретиться со старцем игуменом Адрианом, задать ему важные вопросы. И ещё очень хотелось пообщаться с иконописцем отцом Зиноном.
А пока нам нужно было собираться в обратный путь, домой. На этом наше путешествие закончилось и в три часа дня из Печор на автобусе мы поедем в Псков, чтобы там пересесть на поезд до Москвы.
Всякие штучки.
После воскресной литургии в церкви святителя Николая в Кузнецах, нас пригласили в гости наши хорошие друзья-художники, те самые Александр и Татьяна, от которых была записка к печорской Татьяне. Жили они у метро «Коломенская» и поэтому от «Новокузнецкой» по прямой было очень удобно к ним добираться, а им – в храм святителя Николая.
Войдя в квартиру, мы уселись на кухне и продолжали рассказывать о своём путешествии по Святым местам, пока Татьяна тут же готовила нам чай. Ожидался ещё один гость, которого мы с Дмитрием ещё не знали, поэтому чаепитие пока не начиналось. Александр сказал, что вчера, когда они с Татьяной были на всенощной в храме Казанской иконы Божией Матери здесь рядом, в Коломенском, то он пригласил своего знакомого отца Георгия, который служит в этом храме, зайти после литургии к ним на чай. И действительно, вскоре раздался звонок в дверь, и в квартиру вошел худощавый, небольшого роста и в очках улыбающийся отец Георгий. Он всех нас благословил, а Александр познакомил его с нами.
Оказалось, что этот добродушный и простой батюшка тоже духовное чада игумена Адриана из Псково-Печерского монастыря. Причём знает он его ещё с тех пор, когда отец Адриан был насельником Троице-Сергиевой Лавры, а сам он учился в Московской духовной семинарии.
Посиделки наши за разговорами продлились до вечера. Мы уже допили чай, потом съели макароны с сосисками, и снова чайку попили. Отец Георгий оказался не простым батюшкой. Выслушав наши путевые заметки, он предложил зайти к нему в храм на неделе для того, чтобы дать нам с Димкой почитать старинные книги о подвижниках благочестия XIX века, основателях Гефсиманского скита близ Троице-Сергиевой Лавры. Конечно же мы обрадовались такому предложению и пообещали выбрать для этого время и обязательно приехать.
Хозяева квартиры были женаты не так давно. Саша с небольшой седоватой бородкой Генриха IV вокруг рта походил на этакого московского интеллигента с прошлым опытом семейной жизни. Он был лет на семнадцать старше Тани. Таня – высокая, статная девушка, настоящая русская красавица, со смиренным и добрым лицом. Саша хотя и годился нам в отцы, но бодрился, был энергичен, коммуникабелен и предприимчив (видимо рядом с молодой женой иначе нельзя). Он взял на себя обязанности быть нашим общим наставником и руководителем в духовной жизни, и мы слушались его, как духовного отца. Но однажды его понесло и получился явный перебор, я это тут же подметил и на этом его «духовное окормление» для нас с Дмитрием закончилось. Осталось только одно, чем он нас смог увлечь – это баня.
Каждый – нет, не Новый год – а каждый четверг мы ходили в Строченовские бани на Павелецкой. Это знаменитые бани, связанные с именем Сергея Есенина, читавшим там свои стихи, и Тарковских, которые жили рядом на Щипке. Но самым примечательным в этой бане была, конечно, уникальная печь. Эту печь, как и саму баню, которой уже больше нет, вспоминают строченовские завсегдатаи и по ныне.
Наше время было с часу дня до трёх. В это время как правило приходили верующие с нательными крестиками, что было их отличительным знаком от всех остальных. Это сегодня не разберёшь по крестику на шее кто он, действительно верующий христианин или просто так, для красоты. А тогда нательный крест означал только одно – верующий и ходит в церковь. Да и увидеть его на ком-нибудь можно было не так уж часто. В баню я убегал с работы во время обеденного перерыва и прихватывал ещё часок.
Раньше всех, утром, приходили таксисты, а перед нами в бане парился ещё кто-то, и их почему-то называли «сталеварами». Видимо от того, что после них в парилку невозможно было войти – уши в трубочку сворачивались от такого жара. И тут у Александра появлялся шанс, как говорится, блеснуть чешуёй. Среди нас он слыл за банных дел мастера и в этом ему не было равных.
Подготовка парилки была целым искусством. Перед этим все выходили и внутри оставался только тот, кто знает, как это делается. Вначале он начисто всё подметал и открывал маленькую форточку. Ну здесь мы с Димкой иногда даже помогали. Затем открывал заслонку печи, как в паровозной топке, куда нужно поддавать. Снаружи к двери парилки кто-нибудь становился и упирался в неё спиной, удерживая таким образом. Тот, что внутри, стоя сбоку печи ловко забрасывал таз воды в открытую у печи заслонку и тут же отпрянув в сторону приседал. От этого происходил такой мощный хлопок выброса пара, что придерживающий дверь, бывало, даже отшатнётся от удара парового давления в дверь. Весь старый отработанный застоявшийся пар вылетал в форточку после чего её закрывали. Герой сего действа победно выходил наружу из этого пекла, и все оставались в ожидании. Минут через пять он снова заходил внутрь парилки и маленьким половником на длинной ручке поддавал немного заготовленной в деревянной шайке смеси из всяких снадобий. Опять выходил, все немного ждали и вот поступала от него команда: «Можно!» И все заходили в парилку и тут же приседали, прикрыв уши руками. Тело мгновенно покрывалось «гусиной кожей», потому как ощущение было такое, словно в парилке минус 35 мороза. Немного привыкнув некоторые начинали потихоньку подниматься по ступеням на верхнюю довольно большую деревянную площадку.
После такого прогрева мы шли в душ и оттуда в наше банное купе, то есть отделение на компанию с кожаными диванами и столом, где переодевались. Саша наливал из термоса приготовленный горячий отвар из разных трав с клюквой и лимоном.
– Изнутри нужно тоже обязательно прогреться, – говорил он. – Попробуйте в парилке подышать через веник выдыхая ртом. И вы почувствуете, что у вас холодное дыхание – внутри холод. Поэтому в бане нужно пить горячий чай.