Разочарованный странник
Шрифт:
Нет, после защиты я, конечно, не стал лечиться. Получив дипломы о высшем образовании, мы с Димкой решили совершить большое паломничество по святым местам в поисках обители, в которой мы смогли бы подвизаться. Но для этого нужны были деньги. И тут неожиданно появился заказ на оформление витрин магазина одежды. Мы предложили руководству магазина поместить в витринах большие красочные батики, выполненные на шёлке. Сюжетами для росписи были выбраны пейзажи с усадьбами Подмосковья. Эскизы были одобрены, и мы приступили к работе. Батики мы делали в домашних условиях горячим способом, с парафиновым резервом, используя анилиновые красители. После каждой очередной покраски парафин выпаривали утюгом на разостланных по полу газетах. Сделав перерыв и войдя в ванную чтобы умыться, мы с ужасом обнаружили, что наши языки стали почти чёрными, видимо от паров красителя
Батики получились великолепные, руководство магазина было в восторге, и мы получили за работу 1000 рублей. Тысяча рублей! Это когда месячный заработок инженера был 120 рублей. На эти деньги мы могли объехать всю страну, останавливаясь в лучших гостиницах. Но, мы решили, что нашим первым пунктом назначения будет Почаевская Лавра.
К этому времени мы уже многое знали о духовной жизни и о церковной этике. Поэтому на всякие свои предприятия брали благословение у священника. Отца Серафима не оказалось в Даниловом монастыре, и мы отправились на трамвае в храм святителя Николая в Кузнецах к отцу Алексею Зотову. Однако подойдя к нему под благословение отец Алексей не благословил нам эту поездку:
– Там, вас сразу в милицию заберут, и будут допытываться кто вы такие и зачем приехали. Поезжайте лучше в Оптину пустынь. У них там сейчас много работы. Вот и потрудитесь во славу Божию и помолитесь Оптинским старцам.
Я на работе взял отпуск и 1-го августа, в день памяти преподобного Серафима Саровского, мы сели в электричку на Киевском вокзале, которая следовала до Калуги. Из Калуги автобусом доехали до Козельска, а дальше – пешком.
Перейдя по мосту через реку Жиздру, мы вошли в великолепную корабельную сосновую рощу. Погода была солнечная и мы шли, наслаждаясь тёплым летним днём и запахом лесной хвои. Вот показались строения Оптиной. Войдя на территорию обители нас поразило то, что в зданиях у входа проживают семьи местных жителей. Во дворе дома сидели мужики и курили. У братского корпуса нас встретил отец Иннокентий, который разузнав о цели нашего приезда сразу поселил нас в "гостиницу" для паломников, которая располагалась на другом конце монастыря в изрядно пошарпанном двухэтажном доме. К слову сказать, тогда паломниками назывались обыкновенные трудники, приехавшие не просто помолиться, а ещё и потрудиться.
На первом этаже этой "гостиницы" жили мужчины и у нас был умывальник. А на втором была женская часть "гостиницы", так как девчонок, желавших потрудиться в Оптиной, было тоже не мало. При входе в обитель в здании справа от Святых ворот находилась трапезная, где женщины несли своё послушание. Гостиницей в полном смысле назвать эти помещения было сложно. Скорее это было похоже на ночлежку. В комнате, куда нас поселили, стояло восемь или десять кроватей с напрочь «убитыми» прикроватными тумбочками, и больше ничего. Сюда мы приходили только вечером, так как всё остальное время мы были на послушаниях. Когда же мы все собирались в своей гостиничной келье, то начинались всякие интересные беседы о том, кто где побывал и что видел. И один из паломников, лёжа на кровати говорит:
– Самое трудное послушание – в Псково-Печерском монастыре на коровнике…
Внутри монастырских храмов была настоящая разруха. В одном из них располагался кинотеатр и на улице возле стены лежали вынесенные и сваленные в кучу ряды зрительских стульев с откидными сидениями. Кругом валялись битые кирпичи, доски и всякий мусор. Введенский храм стоял весь в строительных лесах, как снаружи, так и внутри. Но самое ужасное было другое.
Дмитрий как-то признавался мне, что жить он может где угодно: в лесу, в горах, в пещере, в пустыне. Но при условии, что там будет удобный санузел с туалетом. Здесь же, в Оптиной, можно было найти всё им перечисленное кроме санузла с туалетом. В гостинице был ржавый умывальник, а на улице рядом водоразборная колонка, у которой нужно было качать ручку чтобы пошла вода и только тогда можно было умыться, при условии, что кто-то будет продолжать качать воду. Но вот туалет был общий, находящийся в здании бывшей трапезной, который одним своим видом приводил Димку в обморочное состояние.
На стене в трапезной уже была обнаружена под штукатуркой настенная роспись с остатками изображения Божией Матери с Богомладенцем на руках, которая спускалась с небес в сонме ангелов к Оптинским преподобным. На полу трапезной лежали штабеля досок и прочие строительные материалы, с потолка свисала лампочка, а в дальнем торце помещения был устроен временный, самой простой конструкции, туалет для паломников, то есть для нас. И каждый раз, когда Димке нужно было туда идти, он бледнел и уходил как на казнь, разве что, не попрощавшись со мной навсегда.
Весь день мы трудились на послушаниях, вынося строительный мусор из храмов. Девчонки в трапезной готовили простую, но вкусную еду для всей аравы трудящихся. А вечером мы все собирались на богослужении в надвратной Владимирской башне с Ангелом на шпиле, в которой два месяца назад, 3 июня, в день памяти Владимирской иконы Божией Матери состоялась первая божественная литургия в устроенном здесь храме. Тут же в арке сделали звонницу, подвесив на трубе несколько небольших колоколов. После вечерней службы мы все уходили через яблоневый сад к Жиздре, разводили костёр и читали вслух жизнеописания Оптинских старцев. А утром снова шли в храм, потом – на завтрак и на послушание. Откуда у нас брались силы – ведомо одному Богу.
Вскоре вернулся из поездки в Иерусалим наместник монастыря архимандрит Евлогий, которого прежде я знал как наместника Данилова монастыря и видимо за выдающиеся успехи в его восстановлении отец Евлогий был отправлен восстанавливать Оптину пустынь. Из Иерусалима он привёз бумажные иконки с изображением Спаса Нерукотворного, которые раздал всем нам как благословение. Я попросил ещё одну для Сергея Васильевича.
На том месте, где были захоронены Оптинские старцы, установили деревянный крест-голубец с неугасимой лампадой. К этому кресту мы ходили чтобы прочитать утренние молитвы и испросить благословение у преподобных отцов. В вечерних сумерках огонёк лампады говорил нам о том, что жизнь продолжается и по молитвам Оптинских старцев Господь не оставит всех потрудившихся на этом святом месте.
В скиту тоже все дома занимали местные жители, возле этих домов на верёвках сушилось бельё, по территории скита ходили куры. В скитских храмах располагались музеи Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского. Смотреть там особо было нечего. Разве что на пути в скит можно было попить воды из колодца, который называли «амвросиевым», да нарвать душистой мелиссы для заваривания в чай.
За вечерними разговорами в гостинице мы узнали от соседей по койкам, что недалеко от Оптиной пустыни есть два источника. Один из них, серный, который вытекает из обрывистого берега и небольшим ручьём впадает в Жиздру, а другой находится в колодце и тоже где-то на берегу реки. Серный источник мы нашли без особого труда по запаху сероводорода. Спустившись к нему, мы всё же хлебнули из ладошки душистой водицы. Но обычно водой из этого источника умываются. Говорят, что он лечит глаза. И так как мы с Дмитрием оба очкарики, то нам сам Бог велел как следует умыться целебной водой.
Другой источник, преподобного Пафнутия Боровского, представлял собой колодец и после послушания в один из вечеров мы решили пойти к нему. Уже немного смеркалось и садился густой августовский туман, так как этот колодец находился неподалёку от реки, но мы всё же пошли в указанном нам направлении. Раздвигая руками густую высокую траву, доходившую почти до плеч, мы осторожно продвигались в поисках колодца, всматриваясь в туман. И вдруг я чуть было не упал в воду, неожиданно споткнувшись о сруб колодца, который был спрятан в траве. Источник представлял собой низкий остаток сруба размером 5х5 метров наполненный ледяной прозрачной водой и очень глубокий. Окунаться мы, конечно, не стали – холодно, темно, да и жутковато. Только зачерпнули рукой водицы, умылись и пошли обратно. Но на следующий день мы уже знали, как пройти к источнику удобным путём и всё же искупались в обжигающей студёной воде колодца.