Разочарованный странник
Шрифт:
Майор рассматривал мой студенческий билет. А я смотрел на лежавшую на столе Одигитрию и просто молился, молился чтобы икону не отобрали.
Тут вдруг майор подошёл ко мне, взял со стола икону, посмотрел ещё раз на неё.
– Иди сюда. На, забирай, – и подал мне икону.
Он подвёл меня к выходу из отделения милиции, вернул студенческий билет и тихо сказал:
– Давай, иди отсюда и никогда больше нам не попадайся. Понял? – и посмотрел на меня так, как смотрят только на конченного филантропа.
– Понял, товарищ майор. Спасибо.
Проходя
Вот так я в одночасье побывал на небе, облачённый в стихарь, и на краю преисподней.
Песчанская икона.
После Пасхи, когда совсем потеплело и на деревьях распустилась листва, я снова поехал в Троице-Сергиеву Лавру. На этот раз мне очень нужно было решить некоторые накопившиеся проблемы личного характера, а для этого необходим был совет с рассуждением какого-нибудь духоносного старца.
О старцах и о их молитвенном подвиге я узнал из «самиздатовских» книг, которые неведомо откуда появлялись в кругу верующих друзей и передавались из рук в руки на несколько дней для прочтения, и тут же по очереди переходили к следующему. В основном это были вручную перепечатанные на пишущей машинке тексты, сшитые в книжный блок.
Так мне принесли почитать машинописный текст «Бесед преподобного Серафима Саровского с Н.А. Мотовиловым о цели христианской жизни», который я тут же за один день переписал шариковой ручкой в тетрадь. Потом принесли так же отпечатанную книгу «Отец Арсений». Переписывать эту книгу было уже слишком долго, так как она довольно ёмкая и я решил во что бы то ни стало сделать для себя ксерокопию. Почему не сделал так с беседами Мотовилова? Да потому что это совсем не простое дело и даже не безопасное. Множительная техника была редкостью и в той организации, где она была установлена, ею заведовал особый Первый отдел этой организации (думаю нет надобности объяснять, что такое Первый отдел). Для того, чтобы сделать ксерокопию, нужно было заполнить специальную заявку с указанием наименования документа, из какого он отдела поступил и какое количество копий. С подписанной в Первом отделе заявкой уже можно было идти в кабинет, где делают ксерокопии. Сразу за дверью этого кабинета есть только стена с окошком как в кассе, куда подавалась эта заявка вместе с оригиналом документа для копирования. Из окошка скажут, когда нужно зайти за готовыми копиями и посетитель удалялся с миром в ожидании готовности заказа. Но, к счастью, у меня оказался приятель, у которого в организации всё это было не так строго, без всяких там "первых отделов" и он мог запросто отксерокопировать книгу по 10 копеек за лист. Так у меня появилась собственная книга «Отец Арсений», для которой я старательно сделал кожаный переплёт и хранил её, как зеницу ока.
Поговаривали, что отец Арсений ни кто иной как иеромонах Павел (Троицкий), который тайно живёт где-то в Москве и общается только письменно, через одного доверенного человека. Причём духовными чадами отца Павла называли священников Николо-Кузнецкого храма: протоиерея Владимира Воробьёва, иерея Александра Салтыкова, дьякона Валентина Асмуса. И мы подозревали, что именно они-то и написали эту книгу.
На одной из прогулок с Сергеем Васильевичем по Гоголевскому бульвару я с юношеским восторгом рассказывал ему об отце Арсении, который оказывается на самом деле вроде как иеромонах Павел, который скрытно живёт в Москве на квартире у кого-то из своих духовных чад. Сергей Васильевич спокойно шёл по аллее, сложив за спиной руки, и молча улыбался в бороду. Потом, дослушав меня, он сказал:
– Москва – это самая настоящая пустыня. Здесь можно пропасть, исчезнуть так, что никто никогда тебя не сыщет; жить и молиться в своей комнате, как настоящий пустынник в келье.
И вот однажды я поинтересовался у Сергея Васильевича, к кому же он сам обращается за духовными советами и наставлениями, к какому старцу, кто его духовник? На что он ответил с улыбкой:
– Да я хожу к одному «дедушке», который сидит у себя дома и никуда не выходит.
И в мою голову закралось подозрение: а не отец ли Павел тот самый «дедушка», к которому он ходит…
В этих разговорах о старцах мне и поведали друзья-прихожане храма святителя Николая в Кузнецах о том, что в Троице-Сергиевой Лавре живут настоящие старцы архимандрит Кирилл (Павлов) и архимандрит Наум (Байбородин). А потом кто-то из недавно побывавших в Псково-Печерском монастыре рассказал нам об удивительных старцах этой обители архимандрите Иоанне (Крестьянкине) и игумене Адриане (Кирсанове). Об отце Адриане вообще говорили какие-то нереальные и умом непостижимые вещи – об «отчитке» бесноватых. Нам даже слушать это было жутко, а уж тем более быть там и видеть это своими глазами. И мы с восторгом смотрели на рассказчика, как на героя.
И вот я решил поехать в Лавру к старцам за советом, а заодно прихватил и написанную мной икону Божией Матери, которую Великим Постом я привозил показывать лаврскому иконописцу архимандриту Николаю.
Добраться до Ярославского вокзала к первой электричке, которая отправлялась в четыре часа утра, можно было только на такси. Так я и сделал, потому что хотел приехать в Загорск пораньше, чтобы успеть в Лавру на братский молебен у раки с мощами преподобного Сергия в Троицком соборе. И потом: по рассказам тех, кто был в Лавре на приёме у старцев, народу к ним приезжает тьма тьмущая со всех концов нашей необъятной Родины и нужно пораньше занимать очередь иначе уедешь домой ни с чем.
После молебна я отправился через проходную на монастырскую территорию туда, где жила братия монастыря, чтобы пройти к галерее подклети Трапезного храма. Там с одной стороны народ принимал отец Кирилл, а с другой – отец Наум. Под галереей собралось много народу и там приятно пахло свежими просфорами. Сначала я пошёл туда, где принимал отец Кирилл. Но увидев огромное количество людей, всё же решил пойти к отцу Науму. Там народа было не меньше, но если к отцу Кириллу нужно было по очереди входить к нему в специально отведённую келью для приёма, то отец Наум выходил из такой своей кельи на улицу, садился на стул перед собравшимся народом, и тут же начинал беседы и исповедь – кто с чем пришёл.
Войдя под галерею, я спросил у стоящих там людей:
– Скажите, а кто последний к отцу Науму?
– А тут нет очереди, батюшка сам подзывает того, кого он считает нужным, – ответили мне.
После прочитанных о старцах книгах, я с замиранием сердца смотрел на живого старца, который вот тут, совсем рядом передо мной сидит на стуле. И я подошёл ещё ближе, чтобы слышать то, что отец Наум говорит, потому что иногда он, выслушав кого-нибудь, вдруг громко рассказывал что-то для всех.
– Так, ну, что там у тебя? Иди сюда, – приглашал он кого-нибудь из стоящих здесь. И тот, не веря своим ушам, быстро подходил, подавал отцу Науму записку и становился перед ним на колени. Старец читал записку – видать с грехами – затем накрывал епитрахилью, прочитывал разрешительную молитву и благословлял. Потом подзывал следующего.
Читая записку одной женщины, стоявшей перед ним, отец Наум вдруг спрашивает, обращаясь ко всем:
– Так, кто ещё делал аборты? Подходите ко мне.