Разочарованный странник

Кирилл Иеромонах

И я поплёлся, в полузабвении, за ним. Войдя в алтарь, сквозь туман ладана я увидел у Горнего места сидящих на скамейках седовласых отцов в митрах. Мне показалось, что я уже не на земле, а на небе среди ангелов и преподобных.

– Вот, бери стихарь, подойди к кому-нибудь из священников, – он кивнул на сидящих у Горнего места, – и скажи: благослови, владыка, стихарь.

Так я впервые был облачен в стихарь и стоял с платом возле Чаши во время причастия.

Литургия закончилась. Выйдя из храма мне показалось, что небо, воздух

и всё вокруг уже какое-то другое, не такое как было раньше. Но где же мне искать отца Николая?

Я снова пошёл к сторожке дежурного у ворот, которые закрывали вход на монастырскую территорию (это не вход на территорию Лавры вообще, а ворота именно туда, где живёт братия монастыря, то есть от центрального входа налево). Почти уже подойдя к будке сторожа, которая была устроена на подобие КПП, смотрю выходит из её двери высокий старец с длинной седой бородой, и идёт мне навстречу. У меня в голове тут же промелькнуло «это отец Николай». Подхожу, спрашиваю:

– Простите, вы архимандрит Николай?

Старец взглянул на меня внимательно.

– Да.

– Благословите, батюшка.

Он благословил, не останавливаясь и мерно вышагивая. Я засеменил за отцом Николаем, как назойливая набожная бабка.

– Батюшка, я вот тут икону написал и хотел бы узнать ваше мнение: следует ли мне этим заниматься в дальнейшем или нет.

– Ну, я сейчас иду в храм на панихиду, – сказал он всё так же, не останавливаясь и уже поднимаясь по ступеням Трапезного храма. Но профессиональный интерес всё же переборол монаха.

– А ты чем пишешь, темперой или маслом?

– Темперой.

– А-а. А я маслом. Ладно, показывай, – сказал отец Николай, остановившись на средней площадке лестницы.

Я судорожно стал доставать из сумки икону, завернутую в ситцевый цветастый платок.

– Вот.

Старец взял в руки икону Божией Матери, пристально на неё посмотрел, и спросил:

– А ты молился перед тем, как браться за работу, постился, акафист Божией Матери читал?

– Нет, я не знал, я просто… вот так, взял и написал… дома.

– Так вот прежде, чем писать икону, нужно молитвенно приготовиться к этому делу. А то на твоей иконе все твои страсти видны. И эти твои страсти будут теперь передаваться тому, кто перед этой иконой станет молиться.

Он посмотрел на икону поближе, подальше.

– Ну что, у тебя пойдёт, – и вернул мне её обратно.

– Так благословите, батюшка?

– Да, Бог благословит, – заторопился вдруг старец и скрылся за дверью храма, которая вела прям к центральному приделу.

Не помня себя от радости и переполненный каким-то внутренним восторгом, я впопыхах заворачивал в платок небольшую икону, спускаясь по лестнице и запихивая её в сумку, уронил шапку… Смотрю, люди какие-то внизу у лестницы собрались, наверное, тоже радуются за меня и завидуют – я же с самим архимандритом Николаем разговаривал! Но спустившись по ступеням вниз я вдруг обратил внимание на то, что перед собравшимися людьми впереди стоит милиционер, а народ замер в ожидании того, что же произойдёт дальше. Милиционер козырнул мне и сухо спросил:

– Что там у вас?

– Да вот, я икону написал и показывал её отцу Николаю…

– Откуда вы знаете отца Николая? – перебил он меня.

– Да я, собственно, первый раз его вижу. Приехал показать иконописцу свою икону, узнать, что он скажет.

Наполняющую меня радость постепенно стала вытеснять подступающая тревога.

– Пройдёмте со мной, – сказал милиционер.

Мы пошли в отделение милиции, которое в то время располагалось тут же, на территории монастыря прям возле Троицкого собора рядом с входом в ризницу. Поэтому уже от Духовской церкви бросалась в глаза огромная вывеска возле Троицкого собора над входом в отделение – «МИЛИЦИЯ».

В отделении было пусто. За деревянным ограждением сидел и дремал дежурный милиционер.

– Вот, хотел икону продать отцу Николаю, – заявил сопровождающий меня блюститель порядка. Елейная улыбка тут же исчезла с моего лица, потому что я понял – это конец. Сейчас из меня сделают злостного фарцовщика и начнут вешать всё то, о чём я даже и не догадываюсь. Милиционеры, тем временем, разглядывали написанную мной икону.

– Говорит, сам написал, – усмехнулся поймавший «преступника».

Сидевший за «прилавком» вертел в руках икону.

– Ну и за сколько хотел продать икону отцу Николаю? – спросил он меня.

– Да это я сам написал, для себя. Ничего я не собирался продавать.

– У вас есть какие-нибудь документы?

И тут меня осенило: в сумке лежал студенческий билет Московского высшего художественно-промышленного училища им. Строганова, который может стать главным аргументом моего оправдания.

– Вот, студенческий билет. Я – художник. И икону эту я сам написал. Хотел только показать, посоветоваться с иконописцем.

– Ладно, сейчас придёт майор и разберётся. Знаешь столько здесь всяких таких было и с иконами, и с книгами… Так что лучше сознайся, за сколько хотел продать?

И тут вошел серьёзный и несколько озабоченный майор.

– Это кто? – сходу спросил он, проходя мимо меня.

– Это задержанный, товарищ майор. Хотел икону отцу Николаю продать.

Тот повернулся ко мне.

– Откуда вы знаете отца Николая?

– Да не знаю я его. Впервые с ним встретился, чтобы показать написанную мной икону. Специально для этого приехал. Я – студент, художник. Вот попробовал себя в иконописи и решил посоветоваться с лаврским иконописцем. Для этого сюда и приехал к отцу Николаю. Что в этом преступного?