Разочарованный странник
Шрифт:
Доехав от Загорска до деревни Хомяково, я вышел из автобуса и пошёл по асфальтовой дороге вдоль деревни. Солнце пекло по-африкански. И тут мне пришла мысль разуться и пройти по горячему асфальту босиком, чтобы прогреться в надежде избавиться от простуды. Сняв башмаки, я пошлёпал, подпрыгивая по раскалённому как сковорода асфальту. Дотерпев до опушки леса, я сошёл на обочину, потому что от боли дальше идти не мог. Присев на траве я посмотрел на стопы ног – там были волдыри от ожогов. Свернув на прохладную лесную тропинку, кое как ковыляя я побрёл к лагерю. «Прогрелся называется! Вот дурень!» – ругал я себя. В чаще леса тропинку пересекал небольшой ручей и усевшись на бревенчатый мосток я опустил ноги в воду. Мне даже показалось, что вода закипела от моих раскалённых пяток. Сидя на мостке, я увидел лежащую неподалёку сухую
Конечно, своим видом калики перехожего, я рассмешил сотрудников лагеря, которые сидели под навесом на хоздворе и курили. Но потом они прониклись сочувствием, помогли загрузить в лагерную машину банки с краской и отвезли меня к облезлому указателю. После того, как я там всё сделал как надо, машина отвезла меня обратно в лагерь.
Хорошая летняя солнечная погода была мне не в радость – стопы ног горели огнём. Пообедав с пионерами, я сидел на веранде столовой и думал о том, как мне теперь добраться до Загорска, да ещё в Лавре отстоять всенощное бдение? И тут я твёрдо решил, что несмотря ни на что я поеду, будучи абсолютно уверенный в том, что преподобный Сергий обязательно меня исцелит. Я попросил снова отвезти меня к указателю, возле которого была автобусная остановка.
Впервые Троице-Сергиеву Лавру мне довелось посетить, когда в этом самом пионерском лагере я отдыхал летом 1974 года. Это была моя последняя поездка в лагерь, потому что мне уже исполнилось шестнадцать лет, я заканчивал школу и был переростком. Нашему первому отряду устроили экскурсионную поездку в Троице-Сергиеву Лавру. Но, тогда я ещё не был воцерковлённым человеком и никаких впечатлений, кроме эстетических, я не получил. Единственное, что мне запомнилось, так это то, что я заходил в Трапезный храм, и ещё то место в храме, где я стоял.
В этот раз около Троицкого собора, в котором покоятся мощи преподобного Сергия Радонежского, было столько народа, что, помолившись снаружи возле стены храма я сразу пошёл в Успенский собор, где через пол часа должно было начаться праздничное богослужение. Как ни странно, людей в храме было не так уж много, так что я смог с правой стороны пройти вперёд до самых перил перед солеей и там остановился. Стоял я как на горящих углях, стиснув зубы от боли, и с надеждой глядя на украшенный цветами образ преподобного Сергия, просто повторял: «Преподобный отче Сергие, исцели меня и дай силы выстоять богослужение…»
И вот отворились Царские врата, и архидиакон возгласил: «Восстаните!» Этим возгласом началось всенощное бдение, с пением лаврского хора, узнаваемого с первых нот. К этому времени весь храм уже был заполнен молящимся народом. Служба шла своим чередом. Внутри у меня было так благостно и светло, что преподобный Сергий казался мне каким-то близким родственником, родным дедушкой, с которым я давно не виделся и вот теперь мы снова встретились.
Начинался полиелей. Священство торжественно вышло со свечами в руках на середину храма. Запели величание: «Ублажаем тя, преподобне отче наш Сергие, и чтим святую память твою, наставниче монахов и собеседниче ангелов.» Прочли Евангелие и началось елеопомазание. Народ зашевелился и стал продвигаться к иконе преподобного Сергия, где стоял какой-то архиерей и святым елеем помазывал народ, оставляя кисточкой крестообразный масляный след на лбу. Вместе со всеми стал продвигаться и я. Пройдя немного я вдруг остановился, как бы очнувшись от происходящего и ничего не понимая – боль в ногах исчезла! Я приподнялся на носочках, опустился на пятки, ещё раз, покачался туда-сюда. Ничего нет, и даже как будто вовсе ничего и не было! К иконе преподобного Сергия я подходил сам не свой, совершенно обессиленный и словно в забытьи …
По окончании богослужения я отправился к железнодорожной станции, по пути ещё раз взглянув на Лавру со смотровой площадки и мысленно поклонившись преподобному Сергию. Купив билет до Москвы, я сел в вагон электрички и поехал домой готовиться к следующему экзамену.
Аlma mater.
Первый раз в здание Московского Высшего художественно-промышленного училища им. С.Г.Строганова (МВХПУ) я попал благодаря начальнику нашей художественной мастерской, Виктору Емельяновичу, в которой мы вместе работали и где я помогал ему делать дипломную работу, когда он был студентом вечернего отделения этого ВУЗа. Однажды вечером после работы он попросил меня помочь ему перевезти в Строгановку планшеты с проектом мебели для зала заседаний, так как учился он на кафедре Промышленного искусства по специальности «Проектирование мебели». Проект состоял из четырёх планшетов размером 1х1 метр с натянутым на них ватманом. В торцы этих планшетов с двух сторон мы вбивали по углам небольшие гвоздики, клали на планшет специальную линейку из оргстекла с роликами по концам, привязывали капроновую верёвочку к одному из гвоздиков, затем пропускали эту верёвочку через ролики и привязывали к гвоздику на противоположной стороне. Получалась рейсшина, перемещающаяся вверх-низ при помощи роликов. Всё это мы делали у себя в мастерской: и планшеты, и натягивание ватмана, и сами проекты, и даже рейсшины из оргстекла (латунные ролики заказывали токарю). Это было очень удобно. И когда уже учился я, то мне сильно завидовали однокурсники, потому что им приходилось все свои проекты делать дома после работы, разместившись на полу, и куда-то нужно было ставить эти самые планшеты. Работая над своим дипломом, я вспоминал эти четыре планшета 1х1 метр, которые я когда-то помогал отвезти в институт Виктору Емельяновичу, потому что мой проект занимал восемь таких планшетов.
И вот я впервые попал в этот «храм искусства» и был по-настоящему потрясен. В коридорах на стенах были развешены лучшие курсовые работы студентов. Я смотрел на эти проекты машин, интерьеров и мебели с нескрываемым удивлением. Это было высококлассное мастерство художников, соединённое с гениальной конструкторской мыслью! А подойдя к кафедре монументально-декоративного искусства я просто замер, глядя на никогда ещё мною не виданные рисунки натурщиков так мастерски выполненные. И это были всего лишь учебные постановки!
Конечно, после этого посещения Строгановки и помогая делать дипломную работу своему шефу, ему уже не пришлось меня долго уговаривать поступать именно в это учебное заведение. И так как я тоже был безумно талантлив – чего уж там скрывать – то моё поступление было лишь делом времени. Ну, а если серьёзно, не то, что поступить, а даже пройти предварительный просмотр и получить от комиссии бланк заявления с просьбой допустить к вступительным экзаменам, было невероятно сложно – абитуриенты отсеивались пачками, не доходя до самих экзаменов. Поэтому наш преподаватель по предмету цветоведения Стаборовский (не помню имени) так и говорил: «Вы – гении! Да-да! Здесь другие не учатся, они просто не могут сюда попасть, их здесь нет. Сюда поступают учиться только гении!» Мы, конечно, улыбались и тихонько хихикали на его восторженные слова.
Но я захотел учиться именно здесь потому, что видел, чему и как тут учат. Я видел работы преподавателей на улицах Москвы, на станциях метро, на выставках; я видел, что умеют они и хотел научиться у них этому же. И слава Богу, что мне довелось учился в Строгановке в то время, когда ещё живы были мастера старой школы.
А на следующий, 1983 год, мой давний друг Дмитрий тоже поступил в Строгановку по специальности «Художественная обработка металла». Да иначе и быть не могло, потому что он был очень талантливым, с тонким художественным вкусом, большой мастер своего дела, а главное – тоже гений! До службы в армии Дима окончил при Строгановке отделение подготовки мастеров (ОПМ) по специальности гравёр. Смешно, конечно, но когда он вместе со мной пытался подать документы на поступление в сам ВУЗ, то ему отказали со словами: «Мы вас обучили, вы получили специальность – идите работайте». Пришлось подключать моего шефа, Виктора Емельяновича. Через год, Дмитрий был принят на 1-й курс дневного отделения Московского Высшего художественно-промышленного училища им. С.Г.Строганова.