Реалити-Шоу
Шрифт:
— Не, на этих выходных не могу, обещал маме помочь на огороде. Через неделю могу, — сказал Серёжа, и они со Светой уставились на меня вопросительно.
— Вы так на меня смотрите, будто бы я не единственная безработная среди вас, свободная двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Скажите только где и во сколько, считайте, что я уже там.
— Следующая суббота у Артёма на даче.
— Замётано, — кивнул Серёжа в знак согласия и скрепил договоренность рукопожатием со Светой.
— Чудесно, — процедила Света сквозь фальшивую улыбку, незаметно вытирая ладонь использованной салфеткой со своей тарелки. — Ну, тогда завтра позвоню по поводу работы. До встречи, — сказала она, посмотрела на наручные часы и спешно засобиралась.
***
В отделе рекламы меня приняли с радостью. Сюда берут всех без разбору. Оклад не предусмотрен, как и трудовой контракт, отпуск, больничный и прочая социальна мишура, за которую вычитают деньги из зарплаты. Платят три процента от цены сделки. Словом, как потопаешь, так и полопаешь. Но есть и свои преимущества: за прогулы тут не увольняют. Рабочий день ненормированный, иными словами: свободный график, или, если быть честной, нет никакого графика вовсе, хочешь в кровь ноги стопчи, а хочешь, вообще никогда не появляйся, всем плевать, разницы никто не заметит. Для студентов радость, для дипломированного журналиста со стажем, пусть даже в «Аграрном вестнике» — позор. Но согласилась, не ответила отказом. Послушала руководителя отдела, покивала с умным видом, взяла в охапку буклет с тарифами, ещё какие-то справочные материалы про юридических лиц, налог на добавленную стоимость, порядок зачёта чего-то чем-то куда-то и попрощалась, пообещав во всем детально разобраться.
Разбираться особо не в чем, полезной информации мизер, а то, что они называют рекламой, в действительности бегущая строка. Выглядит это примерно так: на экране идет фильм, главный герой спасает мир, истекая кровью на фоне ядерного гриба, целует взасос голливудскую красавицу, а ниже мелким шрифтом проносится текст: «ИП Морозов предлагает шифер, шлакоблок, обрезную доску по цене производителя, и номер телефона». Думала, «Аграрный вестник» дно, а оказалось всего лишь тонкий слой простейших водорослей, что живут на поверхности ила под толщей воды, и есть ещё куда погружаться.
Утром, когда я собиралась на собеседование, казалось, что работа в отделе рекламы будет куда более интересной. Видела себя автором сценария рекламных роликов. Вот, я стою в просторном кабинете. Обсуждаю с ассистентом идею сулящую миллион. На мне белая блузка, сквозь которую просвечивает дорогой лифчик, серый пиджак, юбка-карандаш, черные туфли-лодочки. Смотрю вдаль через панорамное окно. За спиной, на столе, тонкими струйками поднимается пар только что сваренного кофе, обязательно в белой чашечке с блюдечком. По дороге в телерадиокомпанию мечтала, как буду смотреть из окна своей дорогой машины на грязную переполненную маршрутку, ту самую, в которой трясусь сейчас, и вспоминать с ностальгией тесноту съемной квартирки. Но, выйдя из кабинета руководителя отдела рекламы после собеседования, я испытываю смешанные чувства. Пришел тот день, которого боялась. День, когда поняла, что упустила в своей жизни что-то важное, но мелкое, незаметное со стороны, как камушек, застрявший в босоножке между пальцев, который трёт кожу до волдыря и кричит: «снимай босоножек, быстрей же пойдешь!» А я всё терпела, терпела, терпела, а камешек тёр и тёр, пока не стёрся в песок, и назывался тот камень «возможность». Мне двадцать восемь лет и я агент — распространитель букв внизу экрана. А та самая Настюха, о которой накануне говорила Света, собеседовала меня только что, и ей чуть больше двадцати. Я опытнее, образованнее, да чего там скромничать — умнее, красивее во сто крат, при всех-то моих недостатках и комплексах. Но свой отдельный кабинет у Насти. Где-то я себя просрала. Уж простите за мою прямоту, но я сейчас не в том настроении, чтоб подбирать словечки.
Прошло два часа после собеседования. Страшно хочется кушать, и это лучшим образом объясняет причину, по которой я туда ходила. Нет, моё житье-бытье не сводится к желудку. Метафорически «кушать» соединяет в себе мои потребности: от банальных до идеальных,
В мои двадцать лет меня никто не вернет. Что прошло, то прошло, что упущено, то упущено, а что есть, то есть. А что есть-то? Алчность на бытовом уровне, лень да амбиции. Буду брать вершины опытом. Как говорил глава крестьянско-фермерского хозяйства Милютин: если огурцы растить в количестве меньше трёх фур — так это хобби будет. Молодняк пусть оббивает пороги, а я составлю грамотно коммерческое предложение, распространю его по электронным адресам, и буду терпеливо ждать поклёвки.
Купила в ларёчке сливочный пломбир. Шикарная перекуска для бедных. Дёшево, просто, сладенько, сытно. Теперь хочется пить, но платить за воду не готова, дома её даром хоть обпейся. Потерплю, тут идти-то всего две остановки.
Пить воду из-под крана не рекомендуют, но я выпила залпом два полных стакана и ничего, пока жива. Вода холодная, в жевательный зуб отдает, кажется даже холоднее пломбира и вкусная такая.
Дух перевела, отдышалась, напилась водички, переоделась, умылась, уселась за рабочий стол. Компьютер загружается, я сочиняю текст: рекламу рекламы. Не идёт, буксует. Опыт подсказывает, что не хватает опыта. Где взять опыт? Приобрести. А где? Где угодно, стоит только начать. На ум приходит единственный предприниматель, с которым жизнь свела меня к уровню обмена номерами сотовой связи. Волнуюсь. Ещё стаканчик воды. Глубокий вдох, выдох. «Перед смертью не надышишься», — настраиваю себя: «так что взяла себя в руки, взяла телефон в руки и позвонила».
Прошло пять или шесть гудков, Геннадий не поднимал трубку, и в глубине души я молила Бога, чтобы он не ответил, снова не выставил меня полной дурой, и чтобы та капелька моей уверенности в успехе этого дела не испарилась под жаром его критики и насмешек.
— Слушаю, — прогремело в динамике неожиданно громко и тяжело.
— Добрый день, Геннадий, — поздоровалась я неестественным для меня твердым голосом, готовым в любой момент сорваться до фальцета, — это Алёна, — напомнила, на всякий случай.
— Алёнушка!
— Алёна, — поправила я машинально. Терпеть не могу такую форму обращения, и шоколадку с этим названием, и сказку о мальчике-козлике, и тупые шуточки на эту тему.
— Прошу прощения, Алёна.
— Нет-нет. Что вы? Это я извиняюсь, — залепетала тоненьким, словно бы и не своим голосом, но, чувствуя, как снова глупею под воздействием его колдовской силы, вовремя остановилась, откашлялась и продолжила говорить степенно, по-деловому строго, — Геннадий, надеюсь, не сильно вас отвлекаю. Займу буквально две минуты.
— Да-да, совсем не отвлекаешь, — произнес он с какой-то насмешкой, или мне показалось. Перевела дыхание, убедила себя, что показалось, и продолжила:
— Звоню, значит, вот по какому поводу. Расширяю спектр интересов, осваиваю профессию менеджера по рекламе на нашем городском телеканале.
— Хорошо.
— Хочу предложить вам размещение информации о товарах и услугах по приемлемым ценам в лучшее эфирное время. Подробности вышлю коммерческим предложением. Что скажите?
— Ну, — протянул он в тягостном раздумье, — половины из сказанного не понял, и товары свои никогда не рекламировал. У нас же рынок узкий…
— Вот и расширите, — перебила я настолько тонко и уместно, что прямо загордилась собой.
— А ты настойчивая, чувствуется журналистская хватка.
Большого труда стоило сдержаться, не ляпнуть какую-нибудь слюнявую глупость, не рассыпаться благодарностями за довольно сомнительный комплемент. Промолчала, он продолжил:
— Предложение, на первый взгляд, интересное. Как насчёт того, чтобы обсудить его подробности за обедом или ужином?
— Пожалуй, — помолчала секунду, имитируя сомнение, — принимаю ваше приглашение.