Ребенок от убийцы брата
Шрифт:
— Потому что цеховая порука! — всхлипнула я. — Потому что ваши коллеги сделали всё, чтобы смягчить ваше наказание!
Валеев откинув голову назад, вдруг громко рассмеялся.
— Что-что? — переспросил он, как будто я произнесла какую-то веселую шутку. — Дорогая, если бы мои коллеги действительно вмешались, я бы получил именно то, что заслужил — условку на два года, и ничего больше.
Я не удержалась — всё же расплакалась.
— Вы… вы…
— Мне плевать на справедливость и на бабью дурость, из-за которой я присел
— Мой брат умер от вашей руки!
— Я всего-навсего посмел вытащить чужого чувака из собственной кровати, с собственной жены. Мы даже не махались — то есть умер он не от моей руки.
— Очень удобно для вас, — ощерилась я. — Не так ли?
— Я же не идиот, чтобы так палевно избавляться от конкурента: если бы твой брат не ударился головой, я бы просто выкинул их с Лейсян из своей квартиры. Только и всего.
Валеев провёл ладонью по моей щеке.
— Подумай об этом, хорошо? И не позволяй прошлому повлиять на твоё будущее.
Мягкое поглаживание по щеке превратился в сильный захват. Притянув меня к себе, Валеев крепко поцеловал меня в губы.
— У нас всё получится — я в этом уверен. Переспи с этим чувством ночь. Я подожду ответа до завтра.
А затем, оставив меня в прострации стоять посередине кухни, он вышел в коридор… Хлопнула дверь — и я поняла, что он временно отступил, давая мне небольшую отсрочку.
После его ухода мне показалось, что моя жизнь кончена.
Ромка любил смотреть видео, когда костяшки домино (или какие-то другие фишки) причудливо расставленные по полу, после падения самой первой фишки, начинают падать друг за другом. Красивым каскадом.
Звук захлопывающейся двери здорово напоминал звук первой падающей костяшки домино…Я понимала, что этот ультиматум — выбор без выбора, который так или иначе разрушит мою устоявшуюся жизнь. Первая костяшка уже упала, остальные же упадут уже очень скоро…
Я заставила себя проглотить рвущееся наружу отчаяние — и попытаться отдохнуть хотя бы сегодня ночью.
Валеев мог собой гордиться — я действительно собиралась «переспать» с услышанным. Не потому, что хотела его послушаться и не потому, что «утро вечером мудренее» — просто сил ни на что не осталось.
У меня дома не водилось ни снотворного, ни успокаивающих — только чай с мятой. Заварив сразу четыре пакетика в чашку, я насильно впихнула в себя это горькое пойло, надеясь, что всё же смогу уснуть. Или по крайней мере, смогу более спокойно отнестись к восторженным взмахам Ромки — он до того был очарован Валеевым, что до самой ночи не мог успокоиться — болтал, болтал, болтал…
Может, поэтому Ромка заснул довольно рано, а мне пришлось ещё выпить две чашки чая, чтобы хотя бы ненадолго забыться.
По крайней мере, я смогла заснуть — хотя это было скорее просто короткая дремота: я то и дело просыпалась и глазами искала Ромкину кровать, чтобы проверить, там ли он.
А утром… утром я поняла, что не смогу согласиться на компромисс, который выдвинул Валеев.
Одно дело — быть связанной с ним только бумагами и ребенком, который по воле судьбы оказался и моим, и его одновременно. Совсем другое — принять его в свою семью. Его, человека, который эту семью и разрушил!
Да, там была не совсем понятная история с тем, как именно Валеев убил моего брата. С одной стороны, Виталя ударился при падении… но с другой, он ударился только потому, что Валеев швырнул его на пол.
Я не могла предать память брата.
А потому, надо было искать, как защититься от этой новой угрозы моей семье.
Я подумала, что раз всё началось с Лейсян (если бы она не рассказала Валееву про сына, он был никаким образом не нашёл нас); так вот, раз Лейсян всё это начала — ей и заканчивать весь этот кошмар.
Если Валеев не соврал (а зачем бы ему об этом врать), то он не собирался сходиться обратно с Лейсян. А ведь именно на это, наверное, надеялась моя невестка, когда рассказала ему про сына.
Она допустила огромную ошибку — и мне надо уговорить её исправить это.
Во время небольшого перекура, я вышла на лестницу и набрала номер своей несостоявшейся невестки.
— Оксана? — протянула Лейсян с таким огромным удивлением в голосе, что я вздрогнула. — Что ты хотела?
Мой боевой настрой сразу же испарился после одной её фразы. Изначально я хотела, чтобы во время нашего разговора Лейсян услышала, что я полна сил и энергии, готова бороться за ребенка и нашу семью. Но мой голос, против воли, звучал жалобно и беззащитно …
— Лейсян, помоги нам. Пожалуйста. Не ради меня, ради Ромки. Он ведь и твой сын — ты его родила.
Я сейчас саму себя ненавидела за ту слабость, которая звучала в моём тоне.
— Я не знаю, зачем ты рассказала Валееву о Ромке, — продолжила я после небольшой паузы. Лейсян, которая обычно любила сразу же начать с ответов, тоже непривычно долго молчала в ответ. Что совсем не добавляло мне уверенности. — Но он хочет отобрать мальчика. Понимаешь?
— Что ты хочешь? — наконец-то выдавила из себя девушка моего брата. — Зачем ты мне звонишь?
— Ты должна всё вернуть назад. Слышишь? Я помогу… Я найму адвоката, мы привлечём опеку… Ты должна будешь выступить как Ромкина мать — вдвоём мы без труда одолеем его.
В ответ Лейсян рассмеялась; впрочем, звуки, доносящиеся из трубки даже отдалённо не напоминали человеческий смех — скорее что-то жуткое и неживое.
— Я уже официально ему не мать, — произнесла Лейсян, резко прервав свой жуткий хохот. — Полчаса назад меня лишили родительских прав в пользу отца.
Она бросила трубку, решив на этом закончить наш разговор. А впрочем… о чем нам ещё было с ней разговаривать?