Ребенок от убийцы брата
Шрифт:
Я прокрутил ещё один раз то видео, где она выносила присланные мной розы на помойку, а затем сердито топала по снегу.
«Она не отступится. Будет сражаться до последней капли крови…»
Я посмотрел на расстроенное лицо своей девочки.
Пора предоставить ей возможность проиграть в этом последнем бое — и уже начать строить новую жизнь всем вместе.
Я набрал номер одного из своих приятелей и попросил о новой услуге.
Глава 12
Оксана
Я
А вечером… вечером он сам объявился, принявшись звонить в дверь.
Я видела в глазок, кто пришёл, и потому не решилась открыть.
— Оксана, — рявкнул хорошо знакомый голос. — Открой дверь.
— Уходите, — выдавила я из себя.
— Ты ведёшь себя как маленький ребенок, — насмешливо протянул Валеев. — Ты же понимаешь, что эта твоя выходка ничем хорошим не закончится.
— Это не выходка. Мы… мы приболели, — соврала я, решив не вступать в прямую конфронтацию с Валеевым.
— Я не боюсь заразиться, — фыркнул Валеев. — Открой дверь.
— Лучше не надо. Простите, но мне нужно идти.
Дверь я ему так и не открыла — и это, кажется, сработало. По крайней мере, он отступил — ушёл от нашей двери, из нашего дома.
И это дало мне возможность перевести дыхание.
Я решила, что нам нужен ещё один день… всего только день вместе с Ромой — я хотела провести этот день с сыном и только с ним, отложив в сторону все гаджеты, все кодексы по семейному праву и все форумы, где такие же несчастные люди как я искали правды.
Предупредив своё и Ромкино начальство, о том, что простуда ещё не отступила, я решила, что сегодня мы больше не будем прятаться дома. Наоборот. Пусть этот день станет самым лучшим днем из тех, что у нас когда-либо были. Такие, короткие каникулы от неприятностей.
Утром мы поздно проснулись, позавтракали какао и бутербродами (никакой каши сегодня), затем я решила немного прибраться, попросив Ромку пока заняться домашним заданием, которое мне переслала учительница.
А после этого мы планировали поехать в Измайловский парк — и может даже сходить на каток: он хоть и платный, но цены там очень умеренные.
Но моим планам, к сожалению, не суждено было сбыться.
Около двенадцати дня в нашу дверь позвонили — через глазок было видно, что на лестничной площадке стоят две незнакомые женщины. Только поэтому я и рискнула открыть дверь.
— Кукушкина Оксана Александровна? — заглядывая в какие-то листы у себя в руках, спросила женщина постарше.
Я кивнула.
— С вами на настоящий момент проживает несовершеннолетний Валеев Роман Рафаэлович?
— Да, со мной.
Услышав полное имя своего ребенка из уст чужого мне человека, я вдруг подумала о том, что даже по имени Ромка полностью его, а не мой.
— А вы, собственно, кто? — задала я вполне законный вопрос, поскольку женщины, потеснив меня в сторону, уже прошли в прихожую.
— Отдел опеки и попечительства, — скривилась женщина помоложе и ткнула мне в нос своё удостоверение. — Что ж вы, дамочка, чужого ребенка незаконно удерживаете… Нинуль, давай обследовать.
Не раздеваясь и даже не сняв верхней одежды, они прошли в комнату и принялись делать какую-то опись. Они открыли шкаф, рылись в моих вещах и вещах моего сына, заглядывали в каждый угол и отмечали каждый недочёт.
— Галь, ты посмотри: несчастный мальчишка смотрит мультфильмы почти без звука. — Женщина, которая это говорила, недовольно покосилась на меня.
— Что, раздражают мультфильмы, да, мамочка?
Мультфильмы!
Я недовольно покосилась на сына.
«Мам, да я уже всё сделал!» — тут же ответил мне ребёнок.
«А если проверю?»
«Честно сделал».
— Он не слышащий, — вспомнив о женщинах, процедила я. Но моя собеседница не желала сдаваться.
— Поэтому ему надо лишать звуков, да? — поражая меня своей удивительной логикой, вскинулась женщина. — Галь, запиши.
— Уже, — бодро рапортовала вторая. — Кстати, ты видела: у мальчишки одежда дырявая.
Она тут же с радостью продемонстрировала старую Ромкину футболку, на которой имелась одна маленькая, аккуратно заштопанная дырочка. Мы эту футболку надевали только под свитера —хороший стопроцентный хлопок всяко лучше новой синтетики.
Затем, отбросив футболку в сторону, женщина заинтересовалась комодом, где лежали только мои вещи. Я попыталась её предупредить, что там смотреть не надо, но меня смерили долгим выразительным взглядом.
— Там нет ничего детского, — всё же протянула я.
— Разберемся, — фыркнула в ответ женщина и, открыв комод, прошлась взглядом по содержимому самого верхнего отдела — там, где я складывала своё нижнее бельё.
После этого она подняла на меня взгляд, и я увидела в её глазах что-то живое… какое-то сочувствие и даже человечность.
Ну да, бедность сама по себе ужасна. А скрытая бедность казалась мне всегда ужасней вдвойне. У меня была приятельница, которая не могла отказаться от обеда в местном кафе, только потому, что вместе с ней обедала её начальница. Правда, начальница после этого ехала домой на собственном автомобиле, а моей приятельнице приходилось ехать домой зайцем— так как денег на проезд у неё уже просто не оставалось. Я много раз её спрашивала, почему она просто не откажется от этих дорогих ланчей, на что подружка всегда отвечала: ты знаешь, как у нас легко увольняют людей? — На раз- два.