Реквием
Шрифт:
После обеда, переодевшись, я поставил скамеечку на безопасном расстоянии и сел. Долго сидел рядом с Аргоном, так звали собаку, почти постоянно тихо разговаривая с ним. Потом сидел, читая книгу. К концу нашего общения пес перестал горбиться, сильно поджатый хвост расслабился. В тот день я его не кормил.
На следующее утро, я вышел к Аргону с едой. Он жадно поел. Я придвигался к нему все ближе и ближе, разговаривая. Протянул руку к его ошейнику. Пес весь напрягся. Не без внутренней дрожи я расстегнул пряжку ошейника и убрал руку. Цепь с ошейником упала к ногам Аргона.
Еще
Прошло около полугода. Однажды ко мне пришел бывший хозяин Аргона, бывавший в свое время у меня много раз. Увидел я его шедшим по проулку и вышел на крыльцо. Бывший хозяин увидел Аргона и стал звать:
– Арго! Арго! Ко мне!
Так мы узнали, что хозяин называл его Арго. Моя же теща, не расслышав, назвала его Аргоном.
Я пригласил пришедшего бывшего хозяина войти, хотя в груди у меня шевельнулась ревность. Не успел он открыть калитку, как Аргон с грозным рычанием бросился вперед. Гость едва успел захлопнуть калитку и убрать руку. Аргон продолжал рваться к нему, грызя зубами металлические прутья ворот.
Гостя я принимал в середине проулка, наблюдая за Аргоном. Тот стоял в агрессивной позе, следя за каждым движением гостя. Стоявшая дыбом на загривке шерсть улеглась, когда тот ушел. Аргон ревниво обнюхивал меня, пытаясь пометить.
Аргон стал комендантом нашего двора. Много лет он был цементирующим началом для остальных, более мелких собак. Когда я приносил очередного щенка, держа повыше, сначала показывал, затем гладил Аргона и щенка, говоря, что маленький наш. Через минуту без опаски опускал щенка на землю. Аргон обнюхивал его, потом, как правило, метил, что означало, что новоприбывший становился его собственностью.
Он довольно часто приводил к порядку резвившихся спаниелей, которые становились безалаберными в своей чрезмерной активности. К чужим собакам у него было патологически агрессивное отношение. Отбив лапой засов, Аргон выскакивал в проулок и в мгновение ока крушил шейные позвонки несчастных пришельцев, независимо от пола и величины.
Чтобы избежать несчастных случаев, я закрепил на засове пружину. Но Аргон легко преодолевал ее сопротивление. Тогда я приварил цепь в верхней части створок. ворот но отбив засов, Аргон легко проникал сквозь образовавшуюся щель в нижней части створок. Пришлось еще наваривать два штока для жесткой накидки в нижней части ворот. Только так удалось решить проблему. Все эти предохранительные приспособления уже больше четверти века украшают ворота, подчас вызывая недоумение гостей. Приходится объяснять.
К гостям его отношение было избирательным. Я не помню случая, чтобы он повел себя агрессивно к сверстникам моих детей. Взрослых он встречал громким лаем, но когда я приглашал гостей, он тут же успокаивался. От его агрессивности не оставалось и следа. Не любил пьяных.
Особую, непонятную ненависть он демонстрировал к одному жителю соседней улицы. Еще не видя его, Аргон начинал бесноваться вдоль ворот. Видимо чуял запах. Когда же тот оказывался в поле зрения, Аргон зубами выгибал в разные стороны ажурные прутья катанки на воротах.
Когда настоящая глава была закончена, я сразу же дал Жене, живущему ныне в Канаде, доступ для ее прочтения в интернете. Прочитав, как он сам сказал, три раза подряд, сын напомнил мне еще об одной любопытной особенности Аргона.
Начиная с двенадцати лет, Женя, увлекшись фотографией, запечатлел многих наших собак. Но фотографии Аргона у нас не осталось. Как только Женя наводил на него фотоаппарат, Аргон начинал рычать и стремительно убегал. Наиболее вероятным объяснением такой реакции Аргона на фотоаппарат, может быть возможное его знакомство с огнестрельным оружием.
В девяностых Олег привез из Одессы щенка московской сторожевой овчарки Баса. Это был необычайно привлекательный желто-пегий щенок. Его длинный шелковистый пух делал его похожим на большую живую игрушку. Взгляд его казался унылым, но это было только на первый взгляд. Постепенно сквозь поволоку обозначился хитрый, все видящий взгляд.
Все собаки приняли его радушно. Он категорически от казывался входить в какую-либо будку. С трудом взобравшись по ступенькам, улегся на крыльце, прижав собой входную дверь. По щенячьи зарычал на Аргона. Тот недоуменно посмотрел на маленького наглеца и покинул крыльцо, на котором восседал, как на троне, несколько лет.
Баська, так мы стали его называть, рос неловким увальнем. Любимым его делом было попрошайничество. Когда он видел что-либо съестное, садился и молча неотрывно смотрел владельцу пищи в глаза. Я еще не видел такого прямого взгляда собаки. Выдержать взгляд Баськи было трудно. Вскоре он получал просимое.
По воскресеньям он подходил к воротам и стоял, прося взглядом выпустить его на улицу. Выходил и я, чтобы прохожие не пугались его необычного для щенка вида. Баська усаживался в центре улицы и терпеливо ждал возвращающихся с рынка покупательниц. Большинство женщин с ходу определяли степень его "опасности". Останавливались, разговаривая с невиданным щенком, похожим на огромную пуховую игрушку. Баська поднимал лапу и помахивал ею. Так он требовал угощение.
Однажды я взял его с собой к знакомым, жившим на четвертом этаже. Мне хотелось продемонстрировать Баську, и я позвал его за собой. Поднявшись на второй этаж, Баська отказался подниматься выше. Пришлось его буквально втаскивать. Заходить в квартиру отказался. Разлегся отдыхать на лестничной клетке. Хозяева видели его выходящим из машины и спросили, куда он делся.
Я указал на лестничную площадку. Хозяйка выглянула и тут же принесла из кухни жареную котлету. Протянула ее Баське. Он осторожно взял ее с руки и мгновенно проглотил ее. За первой котлетой последовала вторая, после которой Баська снова встал в позу нищего. Я прекратил вымогательство.