Репутация плохой девочки
Шрифт:
— Тебе лучше не высовываться, девочка, — предупреждает он, рыча на меня влажным, флегматичным голосом, полным бессильной злости. Он сходит с ума от власти. — Никакой этой ерунды с вечеринками. Я поймаю тебя с наркотиками, ты окажешься на заднем сиденье этой машины. Если ты только почуешь неприятности вокруг себя, ты отправишься в тюрьму. Слышишь меня?
У него есть причина, малейшая провокация, чтобы прижать меня. Слишком плохо для него, я оставила эту Женевьеву позади давным-давно.
Краем глаза я замечаю Хайди и девушек, которые стоят у входа в бар и ждут меня.
— Мы закончили здесь? —
Я ухожу. Когда девочки спрашивают, я просто говорю им, чтобы они прикрывали свои спины. Где бы мы ни были этим летом, чтобы мы ни делали, он наверняка будет наблюдать за этим. Выжидает своего часа.
Я не собираюсь играть в его игру.
Позже, дома, я лежу в постели, все еще напряженная от гнева. Напряжены мышцы на шее. Пульсирующее давление давит на мои глазные яблоки. Я не могу быть спокойна. И вот так, почти в полночь, я обнаруживаю, что сижу на полу у своего шкафа, окруженная коробками, ежегодниками и фотоальбомами, и совершаю прогулку по дорожке памяти.
Опрометчивый поступок, потому что какая первая фотография в первом альбоме, который я открываю?
С Эваном. Нам по восемнадцать, может, по девятнадцать, мы стоим на пляже на закате. Эван обеими руками обнимает меня сзади, в одной руке держит бутылку пива. Я в красном бикини, кладу голову на его широкую, обнаженную грудь. Мы оба счастливо улыбаемся.
Я прикусываю губу, изо всех сил пытаясь отогнать воспоминания, пытающиеся пробиться в мой мозг. Но они прорываются сквозь мою ментальную защиту.
Я помню тот день на пляже. Мы смотрели на закат с нашими друзьями, а затем шли одни, шагая по теплому песку к дому Эвана, где мы заперлись в его спальне и не выходили до следующего дня.
Еще одна фотография, на этот раз на какой-то вечеринке в доме Стеф, и на этот раз нам по шестнадцать лет. Я знаю, что мне шестнадцать, потому что те ужасные светлые пряди в моих волосах были подарком Хайди на день рождения. Я выгляжу нелепо. Но это не понятно из-за того, как Эван смотрит на меня. Я не знаю, кто сделал фотографию, но им удалось запечатлеть в его выражении то, что я могу описать только как обожание. Я выгляжу такой же сраженной.
Я ловлю себя на том, что улыбаюсь нашим молодым, одурманенным личностям. Вскоре после той вечеринки он впервые сказал мне, что любит меня. Мы болтались у меня на заднем дворе, плавая на спине в бассейне, и вели довольно серьезный разговор о том, как бы нам хотелось, чтобы нашим матерям было на нас наплевать, когда он внезапно прервал меня на полуслове и сказал:
— Эй, Женевьева? Я люблю тебя.
И я была так поражена, услышав, как он произносит мое полное имя, а не Фред, дурацкое прозвище, происхождение которого я даже не помню, что я утонула, как камень. Я даже не осознала вторую часть этого утверждения, пока не вынырнула на поверхность, глаза щипало, я кашляла водой.
Его возмущенное выражение лица приветствовало меня.
— Серьезно? Я говорю тебе, что я люблю тебя, а ты пытаешься утопиться? Какого черта?
Что заставило меня так сильно смеяться, что я
— Забудь, что я что-то сказал!
Смех щекочет мое горло. Я в полсекунде от того, чтобы написать ему сообщение и спросить, помнит ли он тот день, когда я понимаю, что должна держаться на расстоянии.
Мой телефон жужжит рядом со мной.
Взгляд на него вызывает мучительный стон. Как он это делает?
Как он всегда знает, когда я думаю о нем?
Эван: Я сожалею о той ночи.
Эван: Я был идиотом.
Я сижу и смотрю на сообщения, пока не понимаю, что все напряжение, которое я испытывала из-за стычки с Рэндаллом, весь гнев и стыд рассеялись. Мои плечи обмякли, десятитонный валун на груди наконец-то убрали. Даже моя головная боль утихла. Я ненавижу то, что он все еще может это делать.
Я: Да, ты был.
Эван: Я думаю, у меня все еще песок в глазу, если это заставляет тебя чувствовать лучше.
Я: Немного.
Есть большая задержка, почти на целую минуту, прежде чем я вижу, как он печатает еще раз. Маленькие серые пузырьки появляются, затем исчезают, затем появляются снова.
Эван: Скучал по тебе.
Я уже чувствую рывок, эти старые связи тянут меня обратно в то место, куда я поклялась больше не возвращаться. Отступить было бы так легко. Дать обещание самой себе и на самом деле сдержать его на этот раз намного сложнее.
Это не его вина — Эван не делал меня такой. Хотя бы на этот раз, я выбираю себя.
Я: Я тоже по тебе скучала. Но это ничего не меняет. Я имела в виду то, что я сказала.
Затем я отключаю свой телефон, прежде чем он успевает ответить.
Хотя это вызывает невыносимую боль в груди, я заставляю себя просмотреть остальные альбомы и стопки разрозненных фотографий.
Все наши отношения разворачиваются в сценах, сохраненных в отдельных идеальных моментах.
Ты вырвала сердце моему брату и ушла, даже не попрощавшись. Что за хладнокровный человек так поступает? Ты хоть представляешь, что это с ним сделало?
Слова Купера, его обвинения крутятся у меня в голове, заставляя мое сердце болезненно сжиматься. Он прав — я не попрощалась с Эваном. Но это потому, что я не могла. Если бы я это сделала, я знаю, что ему удалось бы убедить меня остаться. Я никогда не могла сказать "нет" Эвану. Поэтому я ушла, не предупредив его. Не оглядываясь назад.