Решающий шаг
Шрифт:
И Эзиз, подняв голову, обратился к Артыку:
— Возьми десятка два своих джигитов, поедешь со мной.
Услышав обычный приказ, Артык понял, что гроза миновала.
В сопровождении Артыка и двух десятков его джигитов Эзиз-хан проехал по главной улице города. В конце ее виднелась большая толпа. Указывая на нее, Артык сказал:
— Вот смотри, Эзиз-хан, если хочешь знать горе народа. Это толкучка.
Дул холодный, пронизывающий ветер. На толкучку падали неверные блики солнца, лучи которого с трудом пробивались сквозь тяжелые тучи. Среди скопища людей не было почти ни одного человека, не придавленного нищетой: кругом виднелись только лохмотья, едва прикрывающие наготу. Все ежились от холода и еле двигались от истощения. Вещи, которые продавали и покупали на этом базаре, не стоили и ломаного гроша. Голодные дейхане бродили тут же, среди городской бедноты. Они хлынули в город, чтобы не умереть с голоду, в надежде найти пропитание для себя и для своих детей.
Прямо среди улицы горели костры, на таганах стояли котлы с обломанными краями. В них на кунжутном масле поджаривалось почерневшее тощее мясо. Горьковатый дым и тошнотворная вонь носились в воздухе, по люди вдыхали этот отвратительный чад с таким наслаждением, словно это был запах плова. Вокруг котлов толпились голодные. Истекая слюной, с завистью смотрели они на счастливцев, которые грызли жесткое, жилистое мясо. Иные, не выдержав соблазна, выхватывали мясо из рук продавцов и убегали. Продавцы бросались за ними вдогонку, поднимался шум, крики. И не было никого, кто бы смотрел за порядком, предупреждал драки, поминутно возникавшие между голодными людьми. Среди торговцев, хозяев котлов сновали поставщики мяса — такие же люди в лохмотьях. Завернув в чекмень свой подозрительный товар, они ходили от котла к котлу, предлагая жесткую ляжку без признаков жира, голову или ребра. И никого не интересовало, какое это мясо — баранье, собачье или ослиное.
Женщины словно потеряли стыд. И старые и молодые, сбросив яшмаки, бродили по базару с открытыми лицами. Никто не заглядывался даже на молодых, — одни кости торчали из их лохмотьев.
Продавцы кричали:
— Вот жирное мясо! Вот сладкая баранина! Подходи!
Худой, с темным, измученным лицом и всклокоченной бородой мужчина долго бродил среди котлов, жадно заглядывая в них. Временами он приценивался к мясу, но, по-видимому, только для вида: вряд ли в его дырявом кармане нашелся бы грош. Рот его судорожно открывался и закрывался. Теряя рассудок, он пошарил в карманах, оглянулся по сторонам. Вдруг, выхватив из котла кусок мяса и даже не пытаясь бежать, он тут же стал рвать его зубами. Владелец котла с криком набросился на него, пытаясь вырвать украденный кусок. Но худые руки цепко держали добычу. Торговец принялся избивать несчастного, сбил его с ног, а тот все продолжал грызть мясо. Толпа молча смотрела, как мучил торговец свою жертву, и не нашлось ни одного человека, который вступился бы за несчастного. Были и такие, которых развлекала эта схватка, как грызня собак. Они хохотали и подзуживали того и другого.
Артык не мог этого вынести. Он въехал в толпу, схватил за плечо торговца и гневно крикнул:
— Где твоя совесть? Этот бедняга потерял образ человеческий, он на краю могилы.
Избитый продолжал лежать, не выпуская из рук кости, и хотя на ней уже ничего не осталось, обсасывал ее со всех сторон. Наконец, он пришел в себя и понял, что у него нашелся защитник. Отбросив кость, он сел, страдальческими глазами посмотрел на Артыка, потом на владельца котла и, опустив голову, тихо заплакал. Глаза его оставались сухими, но все тело дергалось от глухих рыданий.
Артык узнал нищего: это был тот самый дейханин, который приходил к Халназару, когда бай угощал пловом Артына-ходжайна.
«Как голод обессиливает человека», — с волнением думал он, глядя на рыдающего дейханина. Нащупав в кармане несколько керенок, он спрыгнул с коня, помог нищему подняться на ноги и, сунув ему в руку деньги, сказал:
— Не падай духом, брат. Сдержи себя, будь мужественным!
С ненавистью взглянул он на торговца, учинившего расправу над голодным, и одним пинком ноги опрокинул его котел — масло, шипя, залило раскаленные угли. Затем обернулся и крикнул своему начальнику:
— Эзиз-хан! Ты видишь, как страдает народ. У таких, как Халназар-бай, надо отобрать все добро, а самих предать смерти!
От этих слов толпа, до тех пор, казалось, совершенно безучастная ко всему, словно очнулась. Послышался грозный рев. В нем слышались и жалобы и угрозы отчаяния. Послышались отдельные выкрики, вопли женщин:
— Погибает народ!
— Дети мрут, Эзиз-хан!
— Хлеба нет! Накорми народ, Эзиз-хан!
В эти минуту, прислушиваясь к грозному реву толпы, Артык совсем забыл об Эзизе. Тот сам напомнил о себе, сказав медленно и громко:
— Ты убедил меня, Артык. Надо взять у таких, как Халназар, и раздать голодным...
Эзиз и в самом деле готов был пойти на все, чтобы привлечь на свою сторону голодные массы народа. Он решил опередить мероприятия городского совета. Приказав Артыку с нукерами следовать за собой, он тут же начал обходить склады, сараи и амбары крупных скупщиков и торговцев. Некоторых он силой заставлял открыть лабазы, там же, где никого не оказывалось, запоры ломали его нукеры. Осмотрев запасы зерна, Эзиз приказал Артыку повесить на дверях свои замки и поставить часовых у каждого склада. Когда вешали замок на двери амбара купца Котура, тот стал умолять:
— Господин хан, я — твой человек и я помогал тебе стать ханом. Я много должен в Джизак и Фергану. Не позорь меня! Ты сам пожалеешь потом, если меня разорят.
— Не притворяйся, купец! — нарочито громко отвечал Эзиз. — Ты достаточно нажился, и ты не из тех, кто теряет.
— В таком случае уплатите мне хоть по городской цене!
— Уплатим по такой цене, какую ты сам платил. И то когда разбогатеем...
Купец ухватился за полы халата Эзиза, продолжая умолять его об отмене приказа. Эзиз отодвинулся от него и приказал часовому:
— Не слушай никого и стреляй во всякого, кто осмелится подойти к амбару!
Когда Эзиз завернул за угол, Котур попытался заговорить с часовым, решив перетянуть его на свою сторону. Вместо ответа часовой направил на него дуло винтовки.
— Нет, нет!.. — замахал руками купец. — Ты не понял меня! — И в страхе побежал от него прочь, то и дело оглядываясь.
В тихом переулке Эзиз поджидал Артыка, который со своими нукерами навешивал замки на лабазы торговцев. Увидев его, купец опасливо умерил шаг, но Эзиз-хан сам подозвал его и тихо сказал:
— Ты помалкивай. В ближайшее время я поставлю тебя хозяином в таком деле, где ты заработаешь в десять раз больше, чем на своем амбаре... А теперь проваливай!
Действуя с такой же решительностью, Эзиз захватил одну из самых больших пекарен города с целым амбаром муки, а затем приказал объявить через глашатаев: «Если ты из аула и голоден, с завтрашнего дня приходи получать хлеб в пекарне Эзиз-хана. Каждый день на каждую душу будет выдаваться по фунту хлеба!»
Вернулся Эзиз в свой караван-сарай в самом отличном настроении. Победоносно подкручивая усы и глядя на Артыка, он сказал: