Решающий шаг
Шрифт:
Между тем с каждым днем положение в городе становилось все более напряженным. Чернышов понимал, что надо было как можно скорее разоружить Эзиза. Но для проведения операции требовались значительно большие силы, чем те, которыми располагал Тедженский совет. К тому же Чернышов все меньше доверял Куллыхану. Обстановка требовала от Чернышева немедленных действий, и он решил лично отправиться в Ашхабад, чтобы добиться помощи или хотя бы выяснить позицию областного совета.
Обратиться за помощью в Ашхабад решил и Эзиз. Но, считая ниже своего достоинства лично ехать на поклон к Нияз-беку, он направил туда Артыка с письмом, составленным Мадыр-Ишаном. В результате некоторых размышлений Эзиз пришел к выводу, что ему, как хану, приличествует разговаривать с национальным комитетом через представителя в звании не выше сотника.
Так случилось, что Артык оказался в одном поезде с Чернышевым. Завидя старого друга, Артык бросился было к нему навстречу, но смутное движение души остановило его: ведь он ехал, чтобы получить помощь для Эзиза против Ивана! В эту минуту Артык впервые остро почувствовал, как далеко зашел он, присоединившись к Эзизу. Пользуясь тем, что Иван Тимофеевич не заметил его, он забился в один из вагонов и не покидал его до прибытия поезда в Ашхабад.
Один из ашхабадских дворов, в который вошел Артык, был обнесен с улицы решетчатой изгородью. Сразу за нею начинался сад; здесь густо стояли абрикосы, яблони, груши, сливы, персики и даже гранат. За ними в несколько рядов тянулись кусты винограда. Широкая дорожка, выложенная кирпичом, была сплошь оплетена с обеих сторон виноградными лозами. Она шла от ворот к дому и огибала небольшой бассейн в форме сердца. Из поднятого клюва зеленоголовой каменной утки, стоявшей посреди бассейна, прыскал фонтан, и блестящие капли воды бисером рассыпались вокруг. За бассейном стоял высокий белый дом с широкой верандой. Весной приятно было сидеть на этой веранде или, спустившись к бассейну, прогуливаться по тенистому саду под переливчатое пение птиц. Но сейчас двор, фонтан, виноградник и деревья были покрыты снегом. Солнце едва проглядывало сквозь тяжелые серые тучи. На дворе и в саду никого не было, только воробьи, с оглядкой прыгая по расчищенной дорожке, нарушали унылую тишину задорным чириканьем.
Ничто не могло рассеять грустных мыслей Артыка. Он уклонился от встречи с Иваном, и это было похоже на бегство. Из подавленного настроения его вывела только приветливая улыбка Нияз-бека, который встретил его как старого знакомого. Нияз-бек занимал в доме лишь одну скромно обставленную комнату; семья его жила в ауле.
Слуга подал чай. Нияз-бек хотел произвести хорошее впечатление на своего гостя, видя в нем представителя тех самых дейханских масс, которые важно было привлечь на свою сторону. Подчеркнуто соблюдая обычаи, он долго расспрашивал Артыка о житье-бытье, о здоровье его семьи, о хозяйстве и скоте. Деловой разговор начался, когда Артык вручил Нияз-беку письмо Эзиз-хана. Тому не терпелось узнать, когда Нияз-бек собирается в Теджен, что думает о хромом мирзе, что собирается делать. Но беседа на этот раз длилась недолго. Вошедший слуга доложил о приходе нового гостя.
Наружный вид и манеры неизвестного изобличали в нем городского человека. Не в пример Артыку, который вошел в комнату в верхней одежде, незнакомец в прихожей снял с себя крытую дорогим сукном шубу на куньем меху и мерлушковую кавказскую шапку. Оставшись в коричневом, хорошо сшитом костюме, плотно облегавшем его высокую, крепкую фигуру, гость вошел в комнату. Нияз-бек с любопытством смотрел на него, но узнать не мог. С первой же минуты ему стало ясно, что он не встречал в Ашхабаде этого человека, но пытливые глаза его сразу же отметили в странном госте какую-то неестественность. «Это не простой человек, — подумал Нияз-бек, ничем, однако, не выдавая своего подозрения и удивления. — Кто же подослал его и с какими целями?» Но Артыку показалось, что этого неожиданного гостя, только в ином обличье, он где-то встречал, и не так давно. Бросались в глаза его крупные ровные зубы, похожие на зерна поджаренной кукурузы, сверкавшие на загорелом лице, останавливали внимание также черные закрученные усы и глаза, которые ни минуты не оставались в покое. Окинув острым взглядом комнату, гость чуть задержал глаза на Артыке, затем почтительно поздоровался с хозяином.
Нияз-бек, вежливо ответив на приветствие, пригласил гостя сесть, задал несколько обычных вопросов, затем прямо спросил, зачем он пожаловал. Гость немного замялся и, бросив взгляд на Артыка, дал понять, что он предпочел бы вести беседу наедине.
— Я пришел... открыть вам свое сердце.
Нияз-бек понял его желание, но не захотел сразу же идти навстречу странному гостю.
— Уважаемый гость, — ответил он, полуприкрыв глаза, — наш туркменский народ не любит ничего скрытного.
— Понимаю, хороший обычай. Я — турок...
Теперь Артык не сомневался, что узнал гостя Нияз-бека, — он видел его у Эзиза. Он понял, что его присутствие мешает, и попросил разрешения уйти, сославшись на дела.
После ухода Артыка Нияз-бек не сразу решил, как ему держать себя с человеком, прибывшим к нему, очевидно, по важному делу. Слово «турок» заставило его сердце забиться радостно и тревожно. Оно открывало такие перспективы... Однако Нияз-бек постарался взять себя в руки. «Кем бы ты ни был, а я тебя не звал», — мысленно проговорил он и вопросительно посмотрел на гостя. Тот повторил:
— Эфенди (Эфенди — господин (турецк.)), я — османский турок.
— Осман?.. Рад тебя видеть.
— Меня зовут Хамид-бек.
Если бы это слышали Артык или Эзиз-хан, они подумали бы, что существуют люди, похожие друг на друга, как две половинки разрезанного яблока, и не смогли бы подавить сомнений. Но Нияз-бек, сомневаясь в национальном происхождении гостя, принял на веру его имя.
— Откуда вы прибыли, уважаемый Хамид-бек?
— Я из Стамбула...
— Из Стамбула?
— Побывал у Нури-паши...
Слово «Стамбул» так же волновало Нияз-бека, как и слово «осман». Имя Нури-паши приятно ласкало слух: Нияз-бек знал, что так зовут командующего турецкими войсками, вступившими на Кавказ.
— А куда держите путь? — спокойно продолжал хозяин, как будто в той откровенности, с которой говорил гость, не было ничего необычного.
— К вашему превосходительству, эфенди.
— Ко мне?
В этом вопросе Нияз-бека уже проглядывало удивление и даже недоверие. Гость оглянулся на дверь и ближе наклонился к хозяину.
— Я благодарю аллаха за то, что именно мне оказана честь посетить ваше превосходительство.
Странный гость говорил, путая туркменские и турецкие слова. Нияз-бек не все понимал, но основная суть для него была ясна. Не доверяя так слепо, как Эзиз, хотя этот визит и отвечал его тайным стремлениям, он вежливо намекнул на необходимость предъявить документы.
Хамид-бек, еще раз удостоверившись, что они одни, быстро и ловко достал из-под фальшивых подметок своих коричневых ботинок бумаги, завернутые в тонкий прорезиненный шелк, и почтительно подал их Нияз-беку.
— Эфенди, — сказал он, при этом понижая голос до шепота, — если эти бумаги попадут в руки русских, все равно — красных или белых, мне грозит смерть. Но я доверяю вам, как брату, свою кровь и жизнь.
Нияз-бек развернул один из документов и кое-как разобрал написанное. Это был турецкий паспорт на имя Хамид-бека, уроженца Стамбула. Другой документ был удостоверением на то же имя, подписанным самим Нури-пашой. Теперь у Нияз-бека не осталось больше сомнений в том, что перед ним сидит настоящий османский турок, и его черные глаза заулыбались гостю: