Республика - победительница
Шрифт:
Воеводой нового воеводства стал заслуженный президент Варшавы, Стефан Старжиньский, которому этот пост Эугениуш Квятковский предлагал еще перед войной. Старжиньский – как и всегда поступал – энергично взялся за работу. Сандомир начали серьезно расширять.
План строительства "Большого Сандомира" разработал Ян Захватович из Варшавской Политехники. А предыдущий город в новом Сандомире стало выполнять функции приятного, расположенного на холма "старого города". Планировалось, что вокруг него появятся три дополнительных квартала, в том числе промышленный и представительский: в нем должны были разместиться театр, элегантные торговые ряды и жилищная застройка, словно их крупной метрополии. Было начато строительство большого вокзала и железнодорожного моста: через Сандомир повели железнодорожную линию, соединяющую Силезию с Кресами.
"Большой Сандомир" должен был включить в себя окружающие села, в нем должно было проживать 120 тысяч жителей. Стоит сказать, что даже сейчас их только 25 тысяч. Новые, модернистские кварталы походили на застройку Сталёвой Воли, Гдыни или – если кто желает – Новой Гуты, урбанистическая мысль межвоенного двадцатилетия не слишком отличалась от того, что строилось в ПНР. И тут, и там расширяли улицы, расставляли каменные дома (или многоквартирные блоки) в соответствии с принципом "Luft und Licht" (воздух и свет). Именно такие решения считались тогда современными: архитектура восстановленной Варшавы или Новой Гуты в послевоенные годы казалась эффектной, выгодной и была причиной для гордости в Польше. Весьма подобным образом отстраивалась бы Вторая Республика, если бы она пережила войну. И если бы у нее были деньги.
Помимо Сандомира судьба улыбнулась и соседнему Завихосту: очень важному в средневековье городу, который со времени превратился забытое всеми село. Во Второй Республике планировалось сделать из него крупный речной перегрузочный порт для ЦПО, а при случае, и вернуть ем давнее великолепие. Используя эффектное расположение Завихоста на крутом берегу Вислы, там был создан приличных размеров городок с современными, но и обладающими своим настроением улицами и улочками, а так же районами небольших ломов, спускающихся к Висле: амбициозные польские архитекторы не пропустили такого шанса, тем более, после архитектурного поражения, которым в архитектурных кругах все считали Гдыню. Ну а правительственная пропаганда трубила о продолжении "дела давних королей" и дает Польше "величие, которое не удалось ей дать даже в эпоху золотого века".
Если кто и был когда-нибудь в предвоенном Завихосте, писал Ярослав Ивашкевич в опубликованных в альтернативной действительности Путешествиях по Польше, - тот не поверит, что очутился в том же самом городе. Местность с побеленными, крытыми гонтом хатками превратилась в городок со спускающимися к Висле прелестными террасами. Это курорт ЦПО, Сопот на Висле, городок – вроде как средиземноморский, только лишенный того, что больше всего раздражает в Средиземноморье: тесноты и духоты. Ведь это город со своим настроением – но современный. Улочки настолько крутые и узкие, что создали бы настрой нависания и легкой, кошачьей напряженности пространства, но не так, чтобы невыносимо подавляли жителей, чтобы зажимали. Новые дома снабжены всеми современными удобствами: санузлами, электричеством, проточной водой и даже телефонными установками! Запад, Европа, Америка, шик! И кто бы подумал – в польской провинции!
Все это показывает мне в своей квартире профессор Ржехувский, работающий в завихойской ратуше. Профессор заверяет меня, что его жилище лишь немногим лучше – потому что побольше! – обиталища обычного жителя: работника физического или умственного труда, этого нового польского "человека из ЦПО". Все здешние выгоды и удобства в Завихосте доступны всем, они не зарегистрированы исключительно для элит. Мы пьем на балконе наливку и глядим в пространство, в Польшу [48] , которая здесь перед нами красиво расстилается.
48
"Бежать в Польшу", "убежать в Польшу" – польская идиома, означающая "куда глаза глядят".
Потому что с балкона… потому что с балкона вид, мало того, что дух захватывает, так и совершенно меняет представление о польском пространстве. Ибо видно с него, как здесь так "центрально-польско" разливается Висла, как нетипично для польской равнины местность нагромождается, как над рекой нависает, как вокруг нее формируется. Нет, не Польша это, а Франция, Испания, венгерский обрыв над Дунаем. И мы, в конце концов, имеем то, о чем вечно мечтали, то, чего Польше так вечно не хватало: живописность, если не считать гористого юга страны. Наконец-то для меня, киевлянина, в реальности сказкой стала та центральная Польша, которая всегда была для меня сказочной. Ведь была она коренным образом польской, ибо в ней та реальная история происходила, о которой я учил, именно здесь были польские короли, стержень польской державы, ибо здесь все те названия, волшебно звучащие – будучи киевским ребенком, я их мог себе только представлять: Илжа, Сандомир, Казимеж, именно Завихост. И эта действительность, которая никогда, признаю, никогда не дорастала до моих детских представлений – сейчас доросла. Польша, та самая Польша внутри самой себя, та истинная, не горская Польша – перестала, именно благодаря Завихосту, быть скучной. Обрела форму. Красивая архитектура на красиво резной территории. А ведь Висла течет по всему польскому пейзажу, а где не протекает, так красиво этот пейзаж выкраивает – то ли здесь, то ли в Сандомире, то ли под Казимиром и Пулавами, то ли в Варшаве, Влоцлавке и Торуни – так почему бы из уступа Вислы не создать важнейшего элемента польского культурного пейзажа? Почему бы его красиво не застроить, как здесь, в Завихосте, почему бы из Вислы цветущую и прекрасную полосу не создать, польский Нил, вокруг которого взошла суть Египта? Так пускай именно так Польша вокруг Вислы обовьется. Еще раз спасло нас старое и любимое речище от немца – так и теперь пусть же спасет наше, признаем честно, скучноватое ведь, пространство…
Ржешов, который проиграл Сандомиру соревнование в столичности, тем не менее, тоже ухватил ветер в паруса. В город, шумно объявленный будущей промышленной метрополией, начали поступать инвестиции – и народ из окружающих сел. В течение декады количество его жителей возросло вдвое: в начале тридцатых годов в нем проживало около 25 тысяч человек, в 1939 их было уже 40 тысяч. Начали расширяться рабочие кварталы. Перед городом встала перспектива стать городом крупным: в 1938 году был разработан план развития – через тридцать лет здесь должно было проживать 150 тысяч человек (в реальной истории в 2010 году здесь жило почти 180 тысяч человек).
Планировались крупные финансовые вложения: возведение зданий общественного пользования, строительство двухполосных (то есть, уже тогда являющихся устаревшими) шоссе, которые должны были появиться – что уж тут поделать – за счет старой городской застройки центра, которой в Ржешове и так было немного. С северной стороны города планировалось проложить объездную дорогу. Что интересно, как можно узнать из статьи, помещенной на официальном сайте города Ржешова: "характерной чертой было закладываемое различие жилищного стандарта квартир в планируемых кварталах в зависимости от степени образования жителей".
То есть, на основе трехэтажного жилого блока с единым фасадом в Ржешове строили квартиры площадью от 32 м2 до 90 м2 – первые были предназначены для рабочих (жилая комната с кухней и туалетом, без ванной), средней величины (около 60 м2: 2 комнат, кухня и ванная с туалетом) для техников и чиновников, а самые крупные, трехкомнатные, для инженеров: с кухней, ванной и раздельным туалетом; количество квартир на одном этаже колебалось от 2 до 4.
И сделать в Ржешове необходимо было ой как много. Репортер "ИЕК" в номере от 12 сентября 1938 года так описывает свое пребывание в этом городе:
"Ржешов не принадлежит к числу самых красивых в мире городов. Некоторое называют его "Моисейшев", так как национальных меньшинств здесь хватает, но, в принципе, там очень даже мило и уютно, особенно вечером, когда темнота скрывает всякую грязь и недостатки, а улицы заполняются прохожими, беззаботно снующими туда-сюда по аллее 3 мая", - пишет автор, мимоходом доказывая, что меньшинства в межвоенной Польше рассматривались в категориях "проблемы" даже средствами массовой информации, которые сегодня мы бы назвали мейнстримовыми, про-правительственными и такими, которые формируют общественное мнение, ибо как раз таким стредством массовой информации и был "ИЕК".