Ревизия командора Беринга
Шрифт:
Пролетали дни, проходили месяцы. Жалованья не только командорского, но и капитанского не платили Берингу. На денщиков, по штату положенных, тоже хлебного довольствия не выдавали. Слава Богу, барон Зварт денег за карты не жалел. Теми деньгами и питали себя...
— Что вы жалуетесь, господин шаут-бенахт? — удивлялся барон. — Сейчас господин обер-камергер Бирон и граф Левенвольде всецело императрицей управляют. А за их спинами граф Остерман стоит... Неужели вы, господин шаут-бенахт, общего языка с ними найти не можете? Ведь они тоже немцы...
— Немцы, да не те... — отвечал Беринг. — Слишком высоко эти немцы летают, чтобы на их внимание рассчитывать. Вы, господин посланник, похлопотать обещали о зачислении меня на голландскую службу.
Рассеянным и холодным стало лицо барона.
Достал барон деньги из шкатулки, положил на стол.
— Это комиссия, господин шаут-бенахт... — сказал он. — Что же касаемо второго пункта нашего договора, он остаётся в силе... Однако... Однако надобно вам, господин шаут-бенахт, ещё пока побыть в русской службе.
— Пока? — спросил Беринг.
— Пока... — ответил посланник. — Почему бы вам, господин шаут-бенахт, не обратить на себя внимания высоких особ?
— Каким же образом сделать это?
— Очень просто... Вам не надобно более отчитываться и давать объяснения. Вы можете подать предложение на высочайшее имя, и тогда вас непременно заметят.
— Какое предложение? — настороженно спросил Беринг.
— Какое угодно, господин шаут-бенахт! — засмеялся барон Зварт. — Главное, не что предложить, а просто предложить...
Подумавши, Беринг решил воспользоваться советом. В тот же день сел составлять «Предложение об улучшении положения народов Сибири». Он рассудил, что ничего зазорного для него в этом не будет. Тем более что за годы, проведённые в Сибири, у него действительно накопилось немало дельных предложений.
«Понеже около Якуцка живёт народ, называемый якуты, близко 50 000, и веру имеет от старины магометанскую, а ныне веруют во птиц, а иные идолопоклонствуют... — склонив тяжёлую голову, старательно выводил он на листе бумаги. — А оной народ не таков глуп, чтобы про вышняго Бога не знать...»
В своём «Предложении» Беринг указал, что надобно бы железоплавильное дело в Восточной Сибири завести, дабы в судовом строении довольствоваться без нужд. Опять же казаков, которые несут в тех краях службу, надо снабдить тёплой одеждой, оружием, лошадьми и собачьими упряжками. Тогда б они исправнее службу несли...
«А ежели б от Якуцка до Охоцка поведено было пригнать молодой скотины коров и свиней, и от Охоцка перевезти чрез моря на Камчатку или сухим путём чрез Колыму, и при всяком остроге определить но одной или две семьи из якутов, понеже камчатский народ к тому не обучен, то можно б там и землю пахать и всякий хлеб сеять...»
Унтер-лейтенант Пётр Чаплин «Предложение» это одобрил.
— Умно, умно составлено... — сказал он. — Большая польза будет, коли осуществить сие. Только вот со свиньями я, господин капитан-командор, маленько не понял...
— Чего тебе не ясно, унтер-лейтенант? — спросил Беринг.
— Тут написано про молодую скотину... Но ведь ежели свиней из Якуцка везти, пока до Охоцка доберёмся, они, пожалуй, и постареют. Колоть надобно будет... Опять же и коровы... Пройдут ли через Юдомский крест они? Там места есть — только камень голый... А так хорошо, господин командор, составлено. Нашим матросам тоже в Сибири надобно бы кроме курток одёжу выдавать. Не столько бы поморозили тогда народу.
— С матросами особая статья у меня, — сказал Беринг. — Хочу предложить в матросы казацких детей записывать. Тогда не надобно лишнее время команду кормить... Опять же добро и ремесленников разных на Камчатке да в Сходке поселить.
— Это верно! — сказал Чаплин. — Куда уж добрее.
И когда отпустил его Беринг, снова сел чертить ландкарты. Ума не мог приложить молодой унтер-лейтенант — куда столько карт уходит. Второй год чертит, а Беринг всё новые и новые требует. Небось уже все столы в Сенате картами застлать можно...
Очень дельное предложение Беринг составил.
В Сенате вполне одобрили его. И насчёт матросов из казацких детей, и что касается хлебопашества тоже.
— А про Америку-то, господин капитан, — сказал обер-секретарь Кириллов, — ничего не найду... Куды она подевалась?
— В Америку плыть надо... — сказал Беринг. — Искать надобно. И Японию тоже. С Японией хорошо бы торг наладить... Большая выгода может выйти. С Кирилловым приятно было Берингу разговаривать. Иван Кириллович любую новую идею на лету ловил.
— Хватит ли народа там? — забеспокоился он.
— Должно хватить... — важно рассуждал Беринг. — Около Якуцка живёт народ, называемый якуты, близко пятидесяти тысяч, и, по моим наблюдениям, оный народ не таков глуп, чтобы про вышняго Бога не знать. Небось, если казаков не хватит, из якутов тоже добрых землепашцев да матросов исделать можно.
Внимательно слушал Кириллов. Искорки вспыхивали в его глазах. Всю жизнь провёл Иван Кириллович над бумагами. Начинал службу подьячим в Ельце, потом возвысился, в большие чины вошёл, великими делами вершил, но по-прежнему бумажной работой занимался... А душа к другому лежала. В душе Иван Кириллович землепроходцем был, путешественником.
Ему бы с ватагой отважных спутников в неведомый край идти, сквозь леса бурелом истые, сквозь степи дикие. По горам пробираться, по морю плыть... Эх, судьба-судьба... Всё это только в мечтаниях видел Иван Кириллович, только с чужих слов тянуло на него тревожным сквознячком неведомых стран... Потому-то, чтобы утолить неизбывную тягу к странствиям, начал издавать Иван Кириллович, иждивения не жалея, Атлас Российской Империи. Потому-то, прочитав «Предложение» Беринга, и заинтересовался он. Подавшись вперёд, внимательно слушал капитан-командора, и Беринг, уже приготовившийся к насмешкам и равнодушию, вдруг оживился. На мгновение вдруг увидел свою экспедицию глазами этого любопытного обер-секретаря, и великим показалось совершенное дело...