Рейдер
Шрифт:
К началу лета этого года рынок рабочей силы насытился китайцами. Цены на них начали падать, поэтому я перегнал «Катрин» и «Саманту» в Уилмингтон, поставил на «европейскую» линию. Хлопка в нашем штате и соседних стали собирать больше, но и желающих перевозить его стало больше. Того, что собирал на своих плантациях и получал в счет оплаты товарного кредита, хватало только для трех новых судов. Для двух старых приходилось постоянно подыскивать груз.
— Это будет зависеть от количества и качества привезенного груза. Нам в первую очередь нужны винтовки, картечницы Гатлинга, нарезные пушки и боеприпасы. После выгрузки в оговоренном месте в бухте Гуаканаябо, вы будете заходить в порт Мансанильо и грузиться открыто. Вы будете зафрахтованы для перевозки товаров в США, но часть груза
В порту Мансанильо я не бывал, но в залив Гуаканаябо наведывался часто, особенно во времена флибустьерские. Места там красивые, и удрать оттуда легко. Не думаю, что у испанцев есть сторожевые корабли, способные догнать мой пароход. Лишнего оружия и боеприпасов в США сейчас много, цены на них бросовые. Новая линия тоже не помешает. На испанский фрахтовый рынок просто так не прорвешься, там все давно уже схвачено, чужаков не пускают. К тому же, скучно мне стало на берегу. Надо было прогуляться по морям-океанам, встряхнуться.
57
Темна кубинская ночь. Зато звуков хватает. В пока сохранившихся в приличном количестве джунглях кто-то заливисто свистит, вскрикивает высоко и пронзительно, гулко ухает, всхлипывает эротично, грозно трещит так, словно ломает кому-то кости (или правда ломает?!), уморительно всхрапывает. Сквозь какофонию этих звуков, доносящихся с берега, не сразу прорывается всплески весел. Они становятся всё громче — и вот в свете масляного фонаря, висящего за правым бортом, обращенным в сторону открытого моря, рядом со штормтрапом и метрах в двух от воды, чтобы не видно было с берега, появляется темная черная лодка с восемью гребцами, рулевым и закутанным в темный плащ пассажиром в широкополой темной шляпе, сидящим на носовой банке. Лодка ударяется гулко о железный борт парохода, скользит вдоль него. Один из гребцов хватается за нижнюю балясину штормтрапа, гася инерцию лодки, еще двое встают и закидывают на борт по швартовому кончику. Мои матросы ловят кончики и накладывают на «утки». Со сравнительно продолжительными паузами, как бывает, когда поднимается неумелый человек, балясины стучат о борт судна. Над планширем появляется голова в шляпе. По широким черным усам, закрывающим рот, узнаю Максимо Гомеса.
— Доброй ночи, синьор полковник! — приветствую его.
— Надеюсь, она будет доброй! — весело отвечает Максимо Гомес.
Мы идем в мою каюту, освещенную ярко, но с плотно зашторенными иллюминаторами, где стюард уже накрыл на стол вино и легкие закуски.
Отставной полковник снимает темно-красные шляпу и плащ, произносит извиняющимся тоном:
— Мерзну на море по ночам.
— К морю надо привыкнуть, — соглашаюсь я и жестом приглашаю к столу.
Мы выпиваем по бокалу розового гренаша, крепкого, с привкусом малины. Вино привезено из Бордо, но не хуже того, что делают из этого сорта винограда в Испании. Что и подтверждает мой гость.
— Такое впечатление, что побывал в Сарагосе! — восхищенно почмокав губами, спрятанными за усами, восклицает Максимо Гомес.
— Если навестите меня в порту, подарю ящик этого вина, — говорю я.
К тому времени уже будет ясно, стоит ли иметь с ним дело. Ящик вина станет или презентом выгодному деловому партнеру, или прощальным подарком.
Я кладу на стол перед гостем список привезенного, составленный на испанском языке, с ценами и общей суммой, отчего напоминает счет в дорогом ресторане. Отставного полковника интересуют только наименования и количество «блюд». Платить за банкет не ему.
— Картечниц маловато, — жалуется Максимо Гомес.
— Я предупреждал: или много, или быстро, — напоминаю я. — В следующий раз будет больше.
На самом деле я привез всего две потому, что не уверен, что сделка удастся и будет выгодной. Слишком редкий и дорогой товар — пулеметы Гатлинга. Потерю бэушных винтовок мне будет легче перенести.
— Возить будете одной лодкой? — интересуюсь я.
Груза на борту всего тонн десять, но такой лодкой, что сейчас у борта парохода, возить придется несколько ночей.
— Нет, после моего сигнала подойдут еще, — сообщает он.
— Тогда не будем терять время, — предлагаю я. — Когда не надо, ночь имеет дурную привычку заканчиваться слишком быстро.
— Вы правы, — соглашается отставной полковник, встает из-за стола, напяливает шляпу и закутывается в плащ.
Уложились до рассвета. Работали двумя грузовыми стрелами в две лодки, которые менялись. Сколько всего было лодок, сказать не могу. В жиденьком свете от масляных фонарей их трудно было различать. Обычно две стояли у борта под погрузкой, еще две ожидали очереди, дрейфуя рядом, а остальные отвозили на берег, выгружались и торопились за следующей партией. Работали быстро и слажено, что так непривычно для испаноговорящих вообще и латиноамериканцев в частности. Впрочем, я не припомню, чтобы видел их раньше работающими ночью. Судя по количеству детей в их семьях, именно в это время суток они становятся трудягами.
Когда погрузили последние ящики с патронами, Максимо Гомес попрощался со мной и пообещал:
— Утром вместе с доном Сеспендесом навещу вас в порту.
Что ж, даже если обманет, самое опасное уже позади. Если бы меня взяли с оружием, то мог бы надолго застрять на острове, который в будущем, как образец оксюморона, будет называться Островом Свободы. Теперь могу влететь только на деньги, что менее неприятно.
58
Дон Карлос Мануэль де Сеспендес дель Кастильо был представительным сорокадевятилетним мужчиной чуть выше среднего роста и плотного сложения. Лицо холеное, властное, за которым угадывалось много поколений людей, привыкших повелевать. Черные волнистые волосы зачесаны на пробор справа. Лоб высокий. Брови тонкие. Карие глаза небольшие и широко расставленные. Под прямым носом широкие черные усы, закрывающие верхнюю губу, острые и загнутые вверх на концах. Под нижней губой широкая эспаньолка, уходящая под подбородок. Одет в темно-коричневый сюртук и брюки и белую рубашку с черным галстуком, повязанном бантиком так, что обе маленькие петли расположены над двумя свободными концами, каждая над своим, направленными строго горизонтально в разные стороны. На ногах черные кожаные полуботинки со шнурками, поскрипывающие при ходьбе. Он получил в Гаванском университете степень бакалавра гражданского права, а потом четыре года учился в университетах Мадрида и Барселоны в Испании. По профессии адвокат. Владеет большой табачной плантацией возле родного города Баямо. Казалось бы, живи и радуйся, так нет, хочется большего. Впрочем, это его проблемы. На пароход «Катрин», стоящий у пристани Мансанильо, он пришел, чтобы рассчитаться со мной за выгруженное ночью в заливе оружие и договориться о будущих поставках.
— Мои люди проверили привезенное вами и сказали, что серьезных замечаний нет, — старательно избегая слова «оружие» и «боеприпасы», сообщил он после продолжительного обмена приветствиями и любезностями и осушения двух бокалов гренаша, который тоже похвалил.
— Могу привезти всё новое, но будет стоить раза в два дороже, — предложил я.
— Пока обойдемся таким, — отклонил Карлос де Сеспендес — Нам надо много чего еще. Дон Максимо Гомес сообщит вам, что именно. А пока давайте поговорим об оплате. Я готов нагрузить ваш пароход табаком, кофе, сахаром, мелассой, выделанным кожами, цинком, медью. Вы продаете всё это, забираете деньги за привезенное в этот раз, а на остальные возите нам то, что закажем, пока они не кончатся или пока я не дам другое указание. Есть вероятность, что в ближайшее время у меня не будет возможности нагрузить ваш пароход, так что в обратную сторону будете ходить порожнем.
— Надеюсь, вам будет сопутствовать удача, — пожелал я.
— Да, удача нам бы не помешала, — согласился он. — Пока что дела складываются не очень хорошо. Мой сын в заложниках у правительства, обещают казнить его, если я не отступлюсь.
Я плохо знаю историю Кубы до Фиделя Кастро. Помню, что и до него она уже была независимым государством, но понятия не имею, когда избавились от испанского ига. Надеюсь, это случится при Карлосе де Сеспендесе. Тогда фрахтовой рынок Кубы будет переделен, и мне обломится не самый плохой кусок его.