Рейдер
Шрифт:
В переводе с китайского это значит, что триады непобедимы.
— С какой целью мудрейший прибыл в наш город? — поменял тему разговора чиновник.
— Мудрейший хочет набрать работников для своих плантаций. Я бесплатно перевезу их в Соединенные Штаты Америки, на Восточное побережье, где они отработают шесть лет бесплатно, только за еду и одежду, после чего смогут заняться, чем хотят, или остаться работать у меня и получать зарплату, — ответил я и проинформировал на всякий случай: — Рабство в моей стране отменили в этом году, так что они будут свободными людьми после того, как отдадут долг за перевоз. Могу взять и пассажиров, способных оплатить переезд, если таковые найдутся. У меня для них есть комфортабельные каюты.
— На счет способных оплатить переезд ничего сказать не могу. У кого были такие деньги, тот давно уже уплыл искать счастье в другие страны, — не без зависти произнес Ван Джитуй. — А бедняков, желающих уехать отсюда, найти будет не трудно. Из-за бунтовщиков крестьяне уже много лет не сажают рис. Люди голодают. За небольшую плату я смогу организовать набор таких.
— Заплачу тебе по десять центов за голову, — предложил я. — Мне нужно четыре сотни. Желательно, побыстрее, к концу загрузки углем.
Ван Джитуй завербовал для меня почти полторы сотни. Остальные приплыли на пароход сами. Как только по Шанхаю разнесся слух о найме работников в США, к борту стали подходить сампаны, набитые желающими покинуть родину. Это были истощенные люди с отчаяньем в глазах. По моему приказу отбирали только молодых, до тридцати, отдавая предпочтение выходцам из сельской местности, в первую очередь женщинам, которые более пригодны для работы на хлопковых плантациях. В результате я загрузил на шестьдесят человек больше, чем предполагал.
54
С тех пор, как через Панамский перешеек проложили железную дорогу, соединившую город Колон на побережье Карибского моря с Панамой на побережье Тихого океана, оба города начали стремительно разрастаться. Через перешеек пошли грузы с Восточного побережья США на Западное, которое быстро заселялось. В Панаме, к тому же, база по бункеровке углем, который сюда завозят из других регионов Колумбии и из Чили.
Пока пароход «Катрин» заполнял бункер углем, пассажиры-китайцы сошли на берег и пересели на поезд. Состав был сборный: пассажирский вагон первого класса, два пассажирских вагона второго класса и пять грузовых. Второй пассажирский вагон второго класса был прицеплен после того, как я оплатил проезд четырехсот шестидесяти пассажиров. Как в два вагона натрамбовали столько пассажиров — загадка даже для самих железнодорожников, но третьего вагона у них не было, а заработать хотели. При этом в вагоне первого класса ехало всего три человека: я и два местных купца, которые настолько тихо, насколько позволяла латиноамериканская культура (в соседнем вагоне их не слышали), всю поездку обсуждали свои дела, связанные с покупкой кофе, сахара из сахарного тростника, бананов и кукурузы. Первый класс от второго отличался только мягкими сиденьями и спинками у двухместных скамеек по обе стороны от прохода, большим расстоянием между ними (ноги можно было вытянуть на всю длину) и большим количеством стекол в окнах. Не хватало всего трех из двух десятков, в то время, как во втором классе было всего два застекленных окна. В остальные окна ветер залетал свободно на радость пассажирам. Несмотря на то, что сейчас была зима, день выдался жарковатый.
Пароход я оставил под командованием Уильяма Мура. Как капитан, он уже сделал рейс на Ливерпуль с хлопком и обратно с разным ширпотребом, заказанным уилмингтонскими купцами. Теперь будет бегать на линии Панама-Шанхай, возить дешевую рабочую силу для будущего мирового жандарма и закладывать мину замедленного действия в фундамент собственной страны. Китайцы, за редким исключением, так и не растворятся в американской культуре. Они будут жить обособленно, в Чайна-таунах: вы сами по себе, мы сами по себе. Уверен, что в двадцать первом веке наступит день, когда эта мина рванет и вместе с подоспевшими с исторической родины солдатами похоронит американскую культуру.
Я занял место у окна без стекла, в противоположном конце от местных торговцев, чтобы не слышать их болтовню. Точнее, я ее все равно слышал, но перестук колес на стыках рельс и свист ветра сводили их речи до набора малопонятных звуков. Ехали без остановок со скоростью, как мне показалось, километров тридцать-сорок. Нам попадались по пути полустанки, на которых ждали пассажиры, но среди них не было желающих оплатить проезд в первом классе, а во втором мест не было. Раньше дорога между Панамой и Колоном занимала три-четыре дня. Теперь уложились в два с половиной часа. Станционное здание в Колоне напоминало немного перестроенный склад для хранения табака. Может быть, раньше в нем действительно хранили урожай. Зато начальник станции в новом мундире, в котором красный цвет сражался с золотым и проигрывал из-за грозди аксельбантов, сплетенных из ярко-желтых нитей и закрывающих почти всю левую половину груди. На голове у него была красная двухуголка с желтыми кантами и огромной кокардой в форме раскормленного орла, изготовленной из металла желтого цвета. Не хватало только шпаги или сабли — и я бы решил, что передо мной, ни больше, ни меньше, президент Колумбии.
В Колоне нас ждал на рейде пароход «Благовещение». Он привез сюда различные грузы, включая геодезические инструменты пассажиров первого класса, французов, которые якобы собирались произвести картографическую съемку местности. Подозреваю, что прислали их, чтобы втихаря проработать маршрут строительства Панамского канала. Кто именно его построит, забыл. Помню, что при строительстве канала провернут большую аферу, после чего слово Панама надолго станет нарицательным.
На пароходе «Благовещение» трюма были больше, поэтому пассажиры-китайцы разместились комфортнее, чем на «Катрин». На этот раз плыть им пришлось меньше. Через двенадцать дней мы благополучно, не попав ни в одни шторм, прибыли в Уилмингтон. Очумевшие от долгого плавания китайцы сходили, покачиваясь, на берег и кто настороженно, кто с радостью, кто со слезами на глазах смотрели на свое новое место жительства. Климат тут не сильно отличается от того, в каком они выросли, так что адаптироваться должны легко. Их разделили на шесть групп и пешком отвели на мои плантации. До посевной будут заниматься восстановлением и ремонтом строений, оросительных каналов, подготовкой инвентаря. Затем посадят хлопок, табак и для себя немного овощей — и на шесть лет или даже больше погрузятся без остатка в привычный для них, как утверждал Карл Маркс, идиотизм деревенской жизни.
55
Я теперь основной продавец рабочей силы в Северной Каролине. Мои два парохода возят их без остановки. Точнее, я отдаю китайских крестьян, как товарный кредит, потому что у большинства плантаторов нет денег на их покупку. В течение нескольких лет, обычно шести, должны будут расплачиваться со мной хлопком, который я буду продавать в Англию. Довольны все: китайцы перебрались из разоренной, голодной страны в менее разоренную и более сытую; плантаторы получили трудолюбивых неприхотливых рабочих; я вложил деньги под хорошие проценты и обеспечил себя на несколько лет приличным доходом от продажи хлопка и табака, а свои суда — работой.
Самое забавное, что китайцы вытеснили негров. Последние, поверив было в свою незаменимость, начали качать права, добиваться повышения зарплаты и при этом работать всё хуже и хуже. Как только плантаторы поняли, насколько лучше, выгоднее иметь китайцев, цены на них резко пошли в гору. Негры кое-где попытались физически устранить конкурентов, но тут на защиту плантаторов, среди которых теперь были и выходцы из северных штатов, встала армия. Порядок навели быстро и жестко. Так много повешенных негров я не видел даже во времена рабства. Теперь чернокожие женщины работали служанками или где удастся пристроиться, а мужчины целыми днями кучковались у самых дешевых забегаловок или бродили по городу, выклянчивая подачки у прохожих, воруя по мелочи, мошенничая. Вроде бы хороший закон об отмене рабства породил целый класс тунеядцев, алкоголиков и, как следствие, преступников. Раньше, пусть и по принуждению, они работали, приносили пользу обществу и не пьянствовали, а теперь деградировали во всех отношениях ускоренными темпами. Этот класс потомственных халявщиков, разрастаясь, благополучно доживет до двадцать первого века. Вечным ничего не бывает. Однажды шея, на которой они сидят, сломается от непосильного груза. И польется кровь. Судя по тому количеству черных потомственных тунеядцев, которое я застал в двадцать первом веке в США, крови будет много. Поскольку война — это тоже работа, опасная и тяжелая физически, халявщики в ней вряд ли победят. Часть их уничтожат, часть разбежится по другим странам, а малое количество приспособится к изменившимся условиям, чтобы при улучшении ситуации вновь бурно разрастись.
Мой первый новый пароход был введен в эксплуатацию в начале июня. Я назвал его «Элизабет» в честь старшей дочери. Второй — в середине августа и назван «Каролина» в честь средней дочери. Теперь у меня три дочери. Последнюю родила пятого января тысяча восемьсот шестьдесят шестого года Саманта и назвала Мэри. Имя младшей дочери получит третий пароход в этой серии, который я заказал после рождения Мэри. В честь ее матери был переименован пароход «Благовещение». Не нравятся мне церковные названия.